Лидер движения «Россия молодая» член Общественной палаты Максим Мищенко предложил сократить бюджетные расходы на тяжелобольных ради качественной медицины для большинства россиян. «Есть десять человек, которым можно помочь, они лежат и ждут скорую помощь. А есть один человек, больной раком. И мы расходуем деньги на продление его жизни, при этом обделяя людей, которых можно быстро вернуть в строй. В этом парадокс ситуации: гуманизм является мнимым». 

Татьяна КРАСНОВА, координатор благотворительного движения «Конвертик для Бога» 

Татьяна КрасноваКомментировать выступление  Мищенко мне трудно. Больше того, вчера, когда один телеканал по телефону попросил меня что-то сказать по этому  поводу, я не поверила, и даже строго попросила девушку-редактора не говорить чепухи. 

Я комментировать не буду, а лучше дам вам прочесть кусочек книжки, которую пишу уже год, и все никак не могу дописать:

Я попала в  больницу так, как попадают все –  случайно. Это потом, присмотревшись, начинаешь понимать, что случайность  – это милосердно адаптированный вариант воли Божьей. Расслышанный сквозь помехи приказ. Выполняешь его, не раздумывая, а потом, время спустя, смотришь на готовый рисунок, и сознаешь: вот зачем оно было… И этот штрих, и тот.

Если бы не дешевенькая цифровая «мыльница», о  которой мечтала «взрослая» девочка Катя…

Я иногда давала денег «на детишек».

Оставляла в  ящике для пожертвований в  храме. Передавала через студенток, девочек-волонтеров. Покупала иногда незначительную чепуху вроде игрушек, стирального  порошка, подгузников…

Мало ли чего не хватает в больницах нашей щедрой Родины.

Натолкнувшись на объявление в интернете, отсылала какую-то мелочь. Знаете, как это  бывает? Сделал что-то незначительное, и как будто плюсик себе поставил. Дескать, молодец, повел себя как  приличный человек. Я старалась  вести себя прилично. По правде сказать, я старалась при этом не сильно напрягаться.

Сделать последний  шаг, перешагнуть порог,  честно нырнуть  в этот леденящий ужас я не могла. Прибегала, приносила что-то к дверям, совала в руки девочкам-волонтерам: «Вот, возьми, передай!»

Катя хотела фотоаппарат.

Строго говоря, в тот самый момент Катя не хотела ничего. Позади у нее был год  в больнице, у нее не было волос, ресниц и бровей, ее непрерывно тошнило, и жить ей было, собственно, незачем. Рядом с Катей сидела мама, которой незачем было жить без Кати. Мама придумывала  Кате желания.

Так расставляют  вешки по бесконечному болоту, обозначая  тропинку через топь. Новая книжка. Вот принесут новую книжку. Ты же хочешь книжку? Новая косынка. Красивая новая косынка. Хочешь? Фотоаппарат. Хочешь? Ты будешь снимать всех, кто придет. Друзей-волонтеров. Доктора. Маму. Смешную щекастую годовалую соседку по боксу, Аньку. Хочешь?

Человек ведь жив, пока он чего-то хочет. Перестал хотеть – умер.

Катя захотела фотоаппарат.

Мы с подругой-фотографом скинулись, купили «мыльницу».

— Передашь? –  спросила я знакомую девочку-волонтера.

— А вы сама  принесите, — сказала девочка, — Катя  рада будет.

Вы замечали, как это здорово у нас у  всех выходит – ругать себя «за  хорошее»?

«Ах, я такая доверчивая!»

«Ох, доброта моя меня губит!»

А попробуйте-ка встать перед  зеркалом, и назвать себя трусливой  овцой…

Неприятно.

Кажется, как раз тогда  я эту трусливую овцу решила в  себе придушить. Ну, хоть попробовать.

А Катя, надо сказать, оказалась  смешливой лукавой девицей с хорошим юмором, и даже самоиронией, что не так часто водится за пятнадцатилетними.

— Дайте умереть спокойно, — сказала Катя вместо приветствия  нам, зашедшим в ее бокс с  фальшивыми радостными лицами  массовиков-затейников.

— Ну,  умереть  ты успеешь, — ответила я, — А вот не хочешь ли для начала поступить в университет?

— Я? В университет?  – изумилась Катя, — Да разве  я смогу? Я, хоть и отличница,  я ж в деревенской школе  училась…

— И к тому  же помираешь, — «подбодрила» я, — значит, только на заочку. На журфак. Ты, говорят, стихи какие-то пишешь,  рассказы… Хочешь?

— Туда ж  только по блату…

— Ага, — согласилась  я, — вот я он и есть.

— Кто?

— Блат.

— Как это?

— Очень просто. Я буду приходить, и тебя  учить. Готовить.  Знаешь такое  слово – репетитор?

— У меня будет репетитор из МГУ?! Но у нас же нет денег! Вы что, будете учить меня бесплатно?

— Нет, — ответила  я, — Бесплатно я ничего делать  не буду. Ты мне за это дорого  заплатишь. Ты мне за это  поправишься.

Надо отдать Кате должное, она расхохоталась. Мама Катина отвернулась к окну, а Катя расхохоталась.

Мы стали  учиться.

Ее тошнило  и рвало. Она не могла сидеть и  лежать. У нее болело все тело, сожженное дотла беспощадной  «химией».

На ее экзаменах  я сидела под дверями.

На творческий конкурс мы с мамой волокли ее на руках.

Нам было не просто тяжело – мы умирали. Не в шутку. Всерьез.

А знаете, что я скажу  вам? Знаете? Три года спустя – три  долгих года спустя! – на высокой  «белой лестнице» факультета журналистики поймала я за руку ясноглазую веселую  девицу, только немножко похожую на ту, прежнюю, в синеву бледную, голенастую девочку со страшными черными кругами вокруг глаз…

Поймала за руку, и сказала  строгим учительским голосом:

— Это что это ты  коллоквиум по «античке» прогуляла?  Мне инспектор курса доложила!

И Катя – настоящая, живая  Катя! – принялась оправдываться  так, как оправдываются все юные прелестные прогульщицы, у которых  весна на дворе, ветер в голове, и столько, столько самых важных живых вещей отвлекают их от мертвых  поэтов и философов!

И я, делая строгое лицо, думала про себя: «Господи, за что Ты так со мной, Господи?! Мне же вовек не расплатиться!». И Катя вдруг рассмеялась и обняла меня, взрослую, преподавателя, и незнакомые студенты смотрели изумленно…

Я не люблю думать о людях плохо: я труслива. Например, при мысли о том, что Мищенко таков, как его слова, мне делается страшно. Скорее всего, у него просто нет воображения, и он просто не знает, о чем говорит.

Я не знаю, сколько проживет моя  «Катя» — имя, конечно, изменено. Сколько  Мищенко проживет – тоже не знаю. Катя очень счастлива. У нее есть любовь, работа, университет, ветер в голове, несданные зачеты, встречи, расставания…

Я хотела бы, чтобы и Мищенко  был счастлив. Счастливых людоедов не бывает…

И еще одно. Среди всех тех, кто  комментировал мою ссылку на речь Мищенко, резко выделяется одна группа.

В отличие от остальных, эти люди не желают Максиму и его родным «на себе попробовать». Они как  заводные желают ему крепкого здоровья, и просят Господа пронести эту  чашу МИМО несчастного лидера движения «Россия Молодая».

Эта группа – больничные волонтеры.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.