«И ветер стих». Памяти поэта и переводчика Михаила Яснова
«Ну тот, который “Чучело-Мяучело” же!» У нас почему-то не принято знать имен поэтов за пределами школьной программы. Ну, не запоминаются они как-то. Зато запоминаются тексты. Вот и выходит, что визитной карточкой Михаила Яснова стало самое запоминающееся «Чучело-Мяучело».
Он, конечно, другую карточку хотел: Чудетство. У него и книжка стихов с таким названием несколько раз выходила, и свою книгу эссе о детях, детской поэзии и детских поэтах он назвал «Путешествие в Чудетство».
Чудетство — хорошее слово. Емкое. Его немедленно полюбили библиотекари, которые Яснова читали, методисты, которые о Яснове слышали, а потом и прочие, кому слово понадобилось. Оно немного потерлось и зажило собственной жизнью. А «Чучело-Мяучело» так и осталось с Мишей.
— Яснов? Это кто?
— Это который «Чучело-Мяучело».
Потом, конечно, вспоминаются и Мамонт, и Папонт, и Свинозавр. А там уж рукой подать до Мориса Карема, Жака Превера, Шарля Бодлера, Гийома Аполлинера. Яснов многим франкоязычным стихотворцам дал русское звучание, но с Каремом у него были особые отношения. Они начались еще при жизни бельгийского поэта с переводов и переписки, и продолжались потом новыми переводами, новыми открытиями, новыми статьями и исследованиями. Однажды Яснова даже пригласили поработать в дом-музей Карема и поселили прямо там:
Я прожил неделю в музее поэта,
и я никогда не забуду про это.
Я спал на кровати, в которой поэт
проспал в общей сложности несколько лет.
Писал, за столом его письменным сидя,
оставшемся в прежнем, прижизненном виде…
Это действительно были особые отношения, и проявлялись они порой неожиданно и причудливо. Как-то ноябрьским поздним вечером я везла Яснова и Бородицкую со встречи московского Клуба детских писателей. Машина новая, еще безымянная. И я спрашиваю: как назовем, мол, мальчика? Они разом, не сговариваясь: «Морис!» Только Марина ударение на первый слог сделала: Мóрис, потому что в честь Мориса-Мустангера, а Миша — на второй: Мори́с, потому что в честь Карема. Тринадцать лет тому Морису Рено сейчас, на нем уже ездит мой сын, выросший на книжках Миши и Марины.
С Мишей мы познакомились на каком-то питерском книжном салоне. До этого я его читала, что понятно, но, оказывается, и он меня читал. И видимо то, что я писала о детской литературе, показалось ему годным, потому что он, Михаил Давидович и вообще классик, и представился Мишей и вскоре предложил перейти на «ты». На «ты» же удобнее, правда? В удобстве и простоте истинная поэзия.
Миша — поэт во всем. Главное для поэта качество, по его мнению, — уметь удивляться. Яснов в этом деле уникальный мастер. И всегда как в первый раз ведь. Удивляется, удивляет, пробует слова на вкус и на прочность, перекатывает, переплетает и творит особый язык. Дети на этом языке очень хорошо умеют говорить. Взрослые — пытаются. Некоторые. Но все равно ведь слышно, что для них этот язык не родной, не естественный. А для Яснова — естественный. Как так получается? Может, дело в том, что он гений по части внимательного слушания?
Сказал бульдог,
Почесывая тело:
— Простите,
Мне немножко поблохело!..
Блоха бульдогу
Кротко улыбнулась:
— Простите,
Мне немножечко вскуснулось!..
А еще он гений любви. Он весь состоит из любви, светится любовью. К городу и к миру, к каждому человеку и к каждой букашке, к каждому слову и каждому звуку. Столько любви он может увидеть и с такой любовью о ней рассказать!
Ушла пора пурги и стужи,
Сегодня —
День рожденья лужи!
И ветер стих,
И полдень ярок,
И в сердце лужи всё светлей.
А небо сделала подарок
И подарила тучку ей.
У тучки
Розовое брюшко,
Она лежит в воде, как хрюшка…
Нет, в луже — всё наоборот:
У тучки
Розовая спинка,
Она лежит в воде, как свинка,
А может быть, как бегемот.
Но как её ни назови,
Лежит и тает —
От любви!
Так много любви. Так много жизни.
Я весь день сегодня читаю стихи Миши Яснова. Я весь день читаю, что пишут его друзья, его ученики (Миша воспитал целое поколение молодых прекрасных детских поэтов!), его читатели.
Я весь день подбираю слова: надо ли сказать, что Миша вообще-то совершенно сказочный персонаж и ужасно похож на веселого и доброго гнома? А рассказать ли про то, как в весенний карантин поэт Яснов целый месяц разговаривал в зуме с детьми, и это было настоящее волшебство: вот так вот просто взять — и встретиться с самим Ясновым, тем, который «Чучело-Мяучело», и он будет только с тобой шутить, разговаривать и читать стихи. Сказать об этом? А про фестивали, антологии, конкурсы и премии — про них надо сказать?
А о том, что это было быстро, — надо?
Вечером 27 октября у поэта и переводчика Михаила Яснова случился сердечный приступ. В Мариинскую больницу его доставили в состоянии клинической смерти. И не смогли вернуть обратно.
Там, где он сейчас, он, я верю, встретился наконец с Морисом Каремом, обнялся со своим другом Олегом Григорьевым и с Виктором Чижиковым обнялся, и обсудил прошедший в минувшее воскресенье поэтический фестиваль «КоРа» с великим исследователем детской книги Евгенией Оскаровной Путиловой и с поэтом Инной Гамазковой. С Инной они небось сейчас шутят и жонглируют словами. Они все там.
А мы — тут. Учимся говорить о нем в прошедшем времени.
Мишечка, ну почему же так рано?!