Расстановка фигур
В Москве более 20 реанимационных бригад, включая бригаду отдела платных медицинских услуг, бригады кардиологической и токсикологической реанимации, четыре детские реанимации и немногим больше пятидесяти бригад интенсивной терапии (БИТ — как правило, их работает гораздо меньше).
Ночью поступила информация: «Из Волгограда на аэродром МЧС в Раменском привезут пострадавших в теракте. Колонну из нескольких реанимационных и БИТ бригад формировали на одной из подстанций «скорой помощи» на востоке Москвы. Во главе — бригада центра экстренной медицинской помощи (ЦЭМП — центр медицины катастроф по Москве, занимается организацией помощи при чрезвычайных ситуациях).
К трем часам ночи приехали в Раменское. К пяти прилетел самолет. Доставили человек шесть.
Не напугать
Состояние больных стабильно тяжелое. Ждали худшего.
Почему выбрали именно этих пострадавших — сложно сказать. Может быть, более тяжелых больных перевозить побоялись (перевозка всегда ухудшает состояние, особенно в случае черепно-мозговой травмы — распространенного повреждения при взрыве). С другой стороны, состояние наших пациентов вообще, как мне кажется, не требовало той медицинской помощи, которую не смогли бы оказать в Волгограде. Это город-миллионик, медицина там для России неплохая, медицинское образование тоже.
С третьей стороны, Москва — это Москва, и институт Бурденко — это институт Бурденко. Если кого-то там подлечат — слава Богу. Но вообще-то это не столько насущная необходимость, сколько государственная пиар-кампания. Хотя любая страна провела бы такую пиар-кампанию: наши граждане будут лечиться в лучших медицинских учреждениях страны, террористы нас не напугают, мы едины.
Правда, трудно представить себе развитую страну, в которой между столицей и периферией существует такой колоссальный ментальный разрыв, как у нас в России.
Как говорить с пострадавшим?
Я несколько раз выезжал на теракты. Общей схемы, как общаться с пострадавшими, не существует, потому что все переживают и сам теракт, и свое состояние по-разному. Кого-то надо утешить, кого-то — выслушать, кому-то — рассказать анекдот, кому-то — пообещать, что преступник будет наказан — не законом, так Богом.
Я забирал из Домодедово 24 января 2011 человека с травматическим разрывом печени. Он все расспрашивал, что с ним, переживал, что не успел сделать то, ради чего приехал в аэропорт. Его надо было успокоить, объяснить, что происходит, побеседовать.
Сегодня беседовать было не о чем. У этого больного (мужчина за пятьдесят) — ушиб мозга. Он пролежал, напуганный, несколько часов в больнице в Волгограде, потом его в сопровождении врачей службы медицины катастроф и МЧС погрузили в самолет и отправили в столицу.
Он не думает и не говорит о теракте. Он не думает и не говорит о своих планах. Он не думает и не говорит ни о чем, кроме того, что у него болит голова. Когда болит голова, думать и говорить можно только о том, что болит голова.
Банальность смерти
У больного в Москве есть сын, он его встретил в Институте Бурденко, и человек немного оживился. Если у него не ухудшится состояние, он поправится и проживет, дай Бог, долгую и счастливую жизнь, чего я ему и желаю от всей души.
Страшно ли увозить пострадавших от теракта? Врачу — нет. Врач вообще не должен бояться. Врач должен работать.
С другой стороны, моим коллегам, которые за несколько часов до нашего вызова в Раменское, выезжали на большую аварию на Каширском шоссе, не бояться труднее, чем мне. Они успели довезти до больницы двенадцатилетнюю девочку, но она все равно умерла.
Все непредсказуемо. Кто-то выживет после теракта, а кто-то погибнет в мирном мегаполисе.
Банально, но факт.
Подготовила Мария Сенчукова, фото — РИАНовости