Игорь Моисеев: «Я честно говорил, что верю в Бога»

Игорь Моисеев — блестящий танцор и руководитель, глубоко верующий и бесконечно талантливый — каким он запомнился нам? Каждому по-разному, безусловно. Но для всех его жизнь и творчество было неиссякаемой подпиткой уверенности: человек может больше, чем кажется. Когда праздновали его юбилеи и называли его возраст, а потом он выходил на сцену, невозможно было поверить собственным глазам. 95 — и такие пируеты в воздухе! Не ослышались ли мы?

2 ноября 2007 г. он скончался. Мы публикуем одно из последних его интервью газете Известия и соболезнование Патриарха Алексия.

В субботу в Кремле состоялся грандиозный гала-концерт, посвященный столетию Игоря Александровича Моисеева. Основатель, постановщик всех танцев и бессменный руководитель Государственного академического ансамбля народного танца Игорь Моисеев интервью давать не любит. К тому же накануне столетнего юбилея. Беспечно отмахиваясь от отечественных и иностранных журналистов, смеется: «Идите на концерт — там все мои ответы!» Только для «Известий» легендарный хореограф ХХ века сделал исключение — дал эксклюзивное интервью нашему обозревателю.

— Ваша супруга, с которой вы знакомы с 1941 года, сказала мне, что вчера вы спросили с удивлением: «Ира, неужели мне сто лет? Я их не чувствую!». И пошутили: «Ира, а сколько же тогда тебе?» На что она ответила: «Не скажу!»

— Ирина Алексеевна — удивительный человек. Когда она пришла в ансамбль, с ней по улице пройти было нельзя: не было никого, кто бы не обернулся вслед, — такая она была красавица. Но у меня тогда к ней не было никакого мужского чувства: я был женат, она вскоре выскочила замуж. Жизнь долго нас разлучала, мы поженились, когда мне было семьдесят лет. Это абсолютно непогрешимый человек, с ней я забыл, что когда-то в моей жизни были другие женщины. Легкая, смешливая, очаровательная, она всегда найдет нужную интонацию, моментально снимет напряжение так, будто его и не было. Кстати, за всю нашу с ней жизнь его и не было — настолько у нее развито чувство деликатности, такта.

— Вы что же, ни разу не поссорились?

— А зачем? Надо быть дураком или упрямцем, чтобы идти ей наперекор. Мы уступаем друг другу, не обсуждая мотивов. Я слишком ценю тепло и уют в нашем доме, чтобы разрушать его. Без Иры я просто не смог бы жить.

«Восемнадцать раз мне предлагали вступить в партию»

— Кто из ваших родителей оказал на вас наибольшее влияние?

— В детстве, как всякий мальчишка, я больше тянулся к отцу. Он был очень увлекающимся человеком: окончил философский факультет в Гейдельбергском университете, буквально жил идеями социализма, был этаким тургеневским Рудиным. Но мать, полуфранцуженка, полурумынка Анна Александровна Грэн, оказалась мне ближе. Одно время мы жили в Полтаве.

И она там немедленно открыла свою мастерскую. Не прошло и недели, как из Киева стали приезжать к ней с заказами. Потому что узнали, что из Парижа приехала великолепная модистка. Она была гениальной портнихой: все было в ее власти, она могла сшить все что угодно — и шляпку, и мужские брюки. И все — талантливо, искусно, изящно. И я очень быстро понял, что мать — по-настоящему талантливый человек. Именно от нее я унаследовал некоторую творческую жилку. Например, как она выучила русский язык — через полгода после приезда уже говорила по-русски великолепно. А с французского на русский перейти не так-то просто. Так ей все всегда легко удавалось.

— Она посоветовала вам идти в танцы?

— Нет, отец. Видимо, настрадавшись от преследований в советское время, он сказал: «Выбери профессию, которая охраняла бы тебя от социальных катаклизмов. В любом случае грация и выносливость тебе не помешают». Так я попал в школу Большого театра, затем в труппу, стал солистом, балетмейстером и понял: я в своей стихии.

— Тем не менее вы недолго задержались в Большом театре. Не жалеете о блестящей карьере в первом театре страны?

— Нисколько. Там слишком большая зависимость от обстоятельств, далеких от искусства, — политика, начальство. В ансамбле я сам себе хозяин, ни от кого никогда не зависел.

— А как же партия? Руководитель выездного, известного в мире ансамбля — и беспартийный? Как вам это удавалось?

— Восемнадцать раз мне предлагали вступить в партию. Я честно говорил, что верю в Бога, что не готов политически. За это мне делали выговоры, замечания, даже кулаками стучали: «Как можно держать такой ансамбль и не быть партийным?» Я отвечал: «А если я буду партийным, я от партийности хорошо буду ставить?» В конце концов они от меня отстали: «Хоть он и беспартийный, но полезнее любого партийца». Потому что, если надо было разрядить международную ситуацию, посылали не дипломатов, а ансамбль — и мои артисты делали с публикой что хотели. Так было в Финляндии в 1945 году, в послевоенной Европе в 1946 году, во Франции в 1955 году, когда мы, первые из советских коллективов, буквально сорвали «железный занавес» между СССР и Европой, а потом в США в 1958 году именно мы растопили лед «холодной войны».

«Ни одну из своих танцовщиц я ни разу не пустил на ночные застолья на кремлевских дачах»

— Задумывались ли вы, для чего живете?

— Я всегда хотел создавать вещи, которые меня художественно удовлетворяют. Так бы я сказал.

— Чаще всего в репетиционном зале звучит ваше хлеcткое, как хлыст: «Plie!» Артисты от него буквально стонут. Зачем вам это нужно?

— Прием plie (низкое приседание для прыжка. — «Известия») — это пружина, а значит, энергия. Без plie не может быть ни движения, ни толчка для прыжка — какой тогда танец? На сцене plie дает движению необходимую широту, какой нет в народных танцах. Собственно, это основа нашей школы танца. Вы говорите трудно? Так я никого не держу. У нас вообще все танцевать неудобно — слишком много сил надо тратить.

— Глядя на танцовщиц вашей первой труппы, этого не скажешь — красавицы как на подбор, нисколько не изможденные репетициями.

— Мои первые девчата и правда были красотками — таких сейчас нет. Вы даже не представляете, сколько раз Поскребышев, секретарь Сталина, грозил мне кулаком после концертов в Кремле за то, что ни одну ни разу я не пустил на их ночные застолья на кремлевских дачах. Но главное — они сил не жалели, чтобы создать традиции, которые питают ансамбль до сих пор.

— Про дисциплину все понятно: класс, репетиции каждый день. Но правда, что вы запрещали своим танцовщицам курить и краситься?

— Если это было чересчур. Сущность женщины — в женственности. Я до сих пор это ценю. Недавно я был в санатории, и мне прислали даму — инструктора для занятий лечебной физкультурой. Неуклюжая, толстая — чем бы она смогла меня увлечь? Я отказался. А потом пришла мадам с балеринской осанкой — вот с ней я занимался с удовольствием.

— Ваши артисты говорят, что вам все равно, во что вы одеты. Это правда?

— Мое главное желание в жизни — работать, а не наряжаться. Я скромный и не ем скоромного — считайте, что я для вас так пошутил.

— Кто для вас лучше — артистка красивая или талантливая?

— Артистку красивую научить танцевать легче, чем крокодила сделать красоткой. Некрасивых и неспособных я не брал никогда, но и красивых бездарностей — тоже. Красота — дело хорошее, но сначала изволь стать хорошей танцовщицей.

«Дыхательную гимнастику делаю до сих пор»

— Говорят, вы страшно злитесь, когда кого-то из ваших артистов называют солистами ансамбля. Это правда?

— Я выгоню любого, кто возомнит себя солистом. С 10 февраля 1937 года, когда состоялась первая репетиция ансамбля, и до сих пор у нас действует принцип: «Все учат всё». Если артист солирует в одном номере, в следующем он абсолютный кордебалет. Так построены наши программы.

— А я как-то читала, что вы своих артистов называете «дрессированными кроликами»? Почему?

— Видите ли, очень трудно извлечь из них талантливое нутро. То ли ленивы, то ли не понимают, зачем пришли в ансамбль. Поэтому легче самому показать и крикнуть: «Делайте, что вам говорят!»

— Правда, что вы до сих пор упражняетесь?

— Ну, станок классический не делаю давно — лет тридцать. А вот дыхательную гимнастику — до сих пор. Видите ли, я изучил много методик и создал собственную — очень помогает. Если вы о здоровье, то я много лет не ем мяса, иногда могу позволить себе немного красного сухого вина, хотя предпочитаю чай с молоком, еду люблю простую, но вкусно приготовленную. Я не аскет и вкус жизни до сих пор чувствую отлично.

— Вы много раз говорили, что преемника своему делу не видите. Что будет с ансамблем дальше?

— Видите ли, нужна личность — тогда жанр сможет развиваться. Кроме энергии, обязательно нужен талант. И понимание того, куда идти и какими путями. Второй Моисеев вряд ли сможет родиться. Поэтому сейчас надо просто продолжать то, что уже сделано.

— Почему ваш ансамбль так успешен почти семьдесят лет?

— Бывают неудачники — как ни повернешь, все не так получается. А есть удачники — как ни повернешь, все хорошо. Мне на этот счет всегда везло. Возможно, еще и потому, что я с юности усвоил одну вещь: никогда нельзя собой восхищаться. Чуть успокоился — все, пропало. Творчество вообще вещь весьма утомительная, все в тебе крутится круглые сутки. И совесть покоя не дает, и досада: понимаешь, что нужно сделать, а оно никак не дается. Да еще каждый день приходится преодолевать лень артистов, а то и откровенную бездарность.

— Говорят, артисты считают вас человеком жестким, даже жестоким. Что вы сами об этом думаете?

— Если бы я был добреньким, никакого ансамбля у нас не было бы. Никогда я жестоким не был. Строгий — да. Это совершенно другое. Строгий — это значит, я спрашиваю и с себя, и с них. И сколько надо, столько и спрашиваю.

— Вы в судьбу верите?

— При чем тут судьба? Я в качество верю.

— Директор вашего ансамбля Елена Щербакова, ваша бывшая артистка, волнуется за завтрашний гала-концерт: как пройдет, не будет ли накладок, как вы будете себя чувствовать? Вы сами-то волнуетесь?

— Нисколько. Разве это последний мой юбилей?

____________________________________________

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II выразил соболезнования коллективу Государственного академического Ансамбля народного танца, родным и близким в связи с кончиной бессменного руководителя ансамбля, всемирно известного хореографа И.А. Моисеева, который скончался 2 ноября 2007 года на 102-м году жизни.

Коллективу Государственного академического ордена Дружбы народов Ансамбля народного танца

Уважаемые дамы и господа, дорогие братья и сестры!

Со скорбью воспринял известие о кончине Игоря Александровича Моисеева, народного артиста CCCР, видного деятеля российской культуры, бессменного руководителя Государственного академического ордена Дружбы народов Ансамбля народного танца.

Выражая искреннее соболезнование вам, коллегам, родным и близким покойного, прошу принять слова сочувствия и поддержки в связи с постигшей тяжелой утратой.

Будучи человеком талантливым, неординарным и деятельным, Игорь Александрович прошел непростой жизненный и творческий путь. Много сил и энергии он отдавал любимому делу — хореографии. В репертуаре ансамбля около 300 танцевальных номеров, среди которых танцы народов мира, хореографические миниатюры, одноактные балеты. Игорь Александрович стремился сделать все возможное, дабы сохранить русскую хореографическую школу, обеспечить преемственность традиций.

Покойный удостоен многих престижных мировых наград. Его вклад в мировую культуру высоко отмечен как в нашей стране, так и во всем мире.

Вечная ему память.

С уважением

+АЛЕКСИЙ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ