Графический эпиграф
Рене Магритт "Это не трубка" (1926)
Мое глубокое убеждение – никого не должно интересовать, что хотел сказать мастер. Интересно лишь то, что он в результате сказал. Так, режиссер Павел Лунгин хотел сказать про дикое русское средневековье – а сказал о соблазне власти и неотмирности святости, художник Казимир Малевич хотел сказать о конце культуры – а сказал: «Черный квадрат», а что хотел сказать поэт Даниил Хармс, останется для читателя загадкой, но очевидно, что о хаосе и абсурде окружавшего его мира он сказал все.
И, с другой стороны, нельзя интерпретировать произведение в отрыве от авторской системы координат, иначе мы неизбежно попадем в положение американского критика Уильяма Роу, который, разбирая произведения Набокова, даже в Лолитиных мячиках для пинг-понга исхитрился найти фрейдистские символы (чем вызвал справедливое негодование самого Набокова).
Основная проблема Никиты Михалкова в новом фильме «Предстояние» состоит в том, что режиссер хотел сказать слишком многое даже там, где уместнее было промолчать. Чтобы понять, что «Утомленные солнцем – 2» — одна из творческих неудач Михалкова, многим не надо было ни в кинотеатр идти, ни авторское право посредством торрентов нарушать. Нелепые сюжетные ходы (зачем Михалков воскресил совершенно логично погибших героев «Утомленных солнцем»?), не выдерживающие никакой критики исторические реалии (лагерь на западной границе, который в первые же часы войны зачем-то начинают бомбить фашисты, штрафбаты в 41-м году – и т.д.), откровенно плохая игра исполнительницы главной роли (в детстве Надежда играла бесконечно лучше – впрочем, ее можно понять: в 20 с гаком сыграть двенадцатилетнюю очень сложно), нагромождение до абсурда недостоверных деталей (один парящий в небе голый зад немецкого летчика чего стоит) – все это обсуждалось в рецензиях задолго до официального выхода фильма.
В числе прочего рецензенты пеняют режиссеру за плагиат. Я не профессиональный кинокритик, да и к киноэрудитам себя не отношу, но узнаваемых кадров даже для меня было слишком много. Слишком много для плагиата. Кроме прямых заимствований, в фильме постоянно присутствуют аллюзии и стилизации. Таким образом, судя по всему, мы имеем дело не с плагиатом, а с цитатами.
Но зачем? Просто торжество отжившего свой век постмодернизма?
Не берусь утверждать и гарантировать, но спустя некоторое время после просмотра, у меня сформировалось впечатление, что Михалков снял кинофильм с элементами интерактивности. Картина, имеющая ценность только в присутствии сопереживающего зрителя.
Я не буду разбирать все цитаты и аллюзии, я приведу лишь те примеры, которые бросаются в глаза прямо-таки настойчиво.
Тот самый торт.
Фильм начинается с картины из прошлой жизни: комдив Котов с супругой принимают гостей. Гости: Ворошилов, Буденный и товарищ Сталин. Сталин кушает хлеб с маслом и вареньем и говорит о детстве. Остальные умиляются. Вносят торт с шоколадным профилем Сталина. И тут комдив Котов не находит ничего более остроумного, чем повозить товарища Сталина физиономией по торту. Отчаянный крик жены: «Надя!» — Котов с таким же криком просыпается в лагере.
Стоп-кадр. «Мордой в торт» — классическая сцена из глупейших комедий. Место, на котором зритель должен почти рефлекторно, как от щекотки, рассмеяться. Следующим кадром смех будет оборван: в этом мире нет места глупым комедиям.
Несколько сцен спустя. Баржа с ранеными, голый зад, выстрел, стрельба по раненым, выжили только Надя и безногий боец, оказавшийся священником. Баржа переламывается – ничего себе, восклицает зритель, это же «Титаник» Кэмерона, только в миниатюре!
Не "Титаник"
Еще стоп-кадр. «Титаник» Джеймса Кэмерона – щемяще-грустная мелодрама, в которой трагический тон задается именно мотивом обреченности, а не только сценами катастрофы. Кадр с ломающейся палубой страшен и горек. Погибают люди, погибает прекрасная любовь.
Михалков показывает не огромный корабль, а маленькую баржу, в сцене нет ничего мелодраматического, а единственная выжившая – Надя, конечно – будет плыть на мине в постоянном страхе – как бы не взорваться. Кстати, пение героини Кейт Уинслент услышали на проплывающем мимо корабле, и девушку подобрали. Героиня Надежды Михалковой плачет и зовет на помощь напрасно: ее увидели, но подплывать к ней не стали.
Дрожи от напряжения, зритель! В этом мире нет места мелодраме.
Фильм утяжеляется с каждым кадром. Штрафбат с кремлевскими курсантами в окопе против немецких танков – уже адски тяжело. Но самая неподъемная по безнадежности сцена – это три немца в деревне.
Цыгане появляются почти по Кустурице – с плясками, гитарой и песнями. Но от этого совсем не весело. Еще прежде, чем всю цыганскую семью расстреляет раздраженный немецкий солдат, зрителю очевидно: в этом мире нет места развеселой цыганщине.
(Кстати: не могу пропустить важный момент – немчик в треснутых очечках совсем не рад тому, что его друг ведет себя по-эсэсовски. Даже ему понятно, что убивать людей за то, что они пляшут и поют – даже не за то, что они цыгане! – это уже совсем черный сюр.)
Буквально через несколько минут – еще одна цитата. Двое уже знакомых нам немецких солдат убиты в ангаре, куда один из них забежал в поисках Наденьки, а другой – искать товарища. Прибывают их соратники, собирают всю деревню и сжигают заживо. А на холме рыдает Наденька, и ее утешает спасшая девушку ценой нескольких десятков жизней смуглая суровая партизанка. Странно утешает, цинично: «Мне, что ли, пойти сдаться? Да кого ты жалеешь?! Они ж тебе никто даже двери не открыл, когда ты на помощь звала!.. Да ты в Бога веришь? Он хочет, чтобы ты жила». Странная логика: что же, чтобы Надя жила, Он позволил целую деревню спалить с малыми детьми? И Он ни слова не спросит с нее за то, что она смалодушничала, не взяла вину на себя, видя, что за ее жизнь людей убивают?
Но не будем вдаваться в морализаторство. Лучше приглядимся повнимательнее к партизанке. Она ведь тоже узнаваема:
…Там смуглянка-молдованка
Собирала виноград…
Нет в этом мире ничего трогательного, как в добром фильме «В бой идут одни старики». Вот такие они на самом деле – смугленькие партизаночки. Никого не жалеющие, зато и бьющиеся отчаянно.
Сколько лет Наде?
Наконец, последняя сцена. Умирающий солдат с непривычным именем Доримедонт просит сестричку Наденьку показать девичью грудь. А вот теперь – внимание. Сразу скажу, что, на мой взгляд, именно эта сцена сгубила фильм окончательно. Вспомните движение камеры и выражение лица сестрички, когда она начинает раздеваться.
Это эротическая сцена. Но эротике в этом мире тоже места нет.
Теперь задумаемся. Идея, бесспорно, хороша. Даже исполнение недурно. Но – не «цепляет». Создается ощущение искусственности, конструктора. Как будто Михалков не снимал фильм о Великой Отечественной войне, а создавал компьютерную игру-«бродилку» с миссиями для главных героев. Конечная цель: встретиться комдиву Котову и его дочке Наде.
В роли злодея Мити - Олег Меньшиков
Есть и отрицательный герой игры (отрицательный герой компьютерной игры может существенно отличаться от положительного наличием, например, когтей) – самоубившийся в настоящих «Утомленных солнцем» Митя, у которого тоже есть миссия – найти комдива Котова.
В компьютерных играх по книгам и фильмам умершие герои имеют полное право жить и умирать, проваливать и выполнять миссии. Но компьютерные игры великими фильмами не являются. Это просто разные виды человеческой деятельности.
…На днях я случайно оказалась в одной «киношной» (оператор, режиссер и сценарист) компании и решила поинтересоваться мнением профессионалов. «Как вам понравился последний фильм Михалкова?» — осторожно спросила я. «Михалков – очень работоспособный и талантливый режиссер, актер и организатор процесса», — еще осторожнее ответили мне. А один из собеседников аккуратно добавил: «Отработано честно, но о чем это и зачем – я понять не могу».
Исчерпывающе, по-моему.
Читайте также:
Утомленные солнцем 2, или Мы так вам верили, товарищ…