Игумен Арсений: портрет забытого основателя Союза русского народа

Черносотенное, или праворадикальное движение, сформировавшееся в годы первой русской революции, было не только политическим феноменом, но и специфическим продуктом российских духовных реалий, своеобразной рефлексией на глобальный кризис, охвативший Российскую империю. Тектонические сдвиги реформ 1905 года, порожденные революцией, изменили политический облик страны, вторглись в глубины народного сознания, потревожив священные категории вера — царь — самодержавие и другие не менее важные понятия религиозного менталитета. В истории России начиналась эпоха, не ограниченная сакральными воззрениями людей, “не связанная священной символикой более благородной культуры прошлого”, говоря языком Н. Бердяева. Русская революция в восприятии ее великих современников была прежде всего религиозным (не смешивать с церковным!) переворотом. У истоков русской смуты стояли не только профессиональные революционеры, но и некоторые клирики Церкви. Конечно, русское общество переживало и период богословских исканий. Религиозно-философ­ские собрания в Санкт-Петербурге, Предсоборное присутствие и даже богостроительство недавних деятелей левого движения говорили о грядущих переменах в церковной жизни. Однако это была вершина айсберга. Активно набирал силу феномен политического христианства. Великий народ, приученный вековыми традициями все явления жизни оценивать в категориях веры, не мог иначе и воспринимать революцию и реформы. Как левые, так и правые стремились облечь политические идеи в религиозные одежды, придать сакральный статус своей борьбе.

О духе революции, духе нигилизма писал Достоевский. А какого духа были противники крамолы? Каков был духовный облик русской Вандеи? Ответ на этот вопрос важен уже потому, что позволяет глубже понять причины русской катастрофы XX века, внутренние мотивы самоубийства целого народа.

Правый радикализм, по мнению исследователей, в идейном и организационном отношении был весьма аморфным явлением, если рассматривать его как обычную политическую партию¹. Изучение черносотенного движения как определенного типа духовной жизни, сектантского по своей сути, дает возможность выделить это явление из обширного спектра политических и социальных реалий.

Правомерно начать изучение данного феномена с признанных лидеров СРН и близких ему организаций. Одной из наиболее интересных в указанном аспекте и малоизученных фигур является личность одного из основателей Черной сотни — игумена Арсения.

Нельзя обойти вниманием тот факт, что лавры основателя СРН отец игумен присвоил себе сам, приписав его создание собственному мистическому откровению: “Господь вложил мне благую мысль оказать противостояние революции открытием Союза русского народа”². Способ познания воли Божией был весьма незамысловатым: синодальный миссионер, по его собственному признанию, написал две записочки — “за” и “про­тив”, — помолился, и взятый им “билетик оказался с благословением”.

Старец претендует на роль харизматического родоначальника всенародного сопротивления революции. На страницах брошюры игумен много пишет о своей близости к святому праведному Иоанну Кронштадскому, но умалчивает о широко известном факте, с которого начиналась публичная история правого движения. 8 ноября 1905 года в петербургском Манеже состоялось торжественное собрание дубровинской организации, на котором епископом Сергием (Тихомировым) в сослужении отца Иоанна были освящены знамена союза. Для правых это было значимое событие. Они получили таким образом благословение викария столичной епархии (представителя первенствующего архиерея Церкви, митрополита Антония (Вадковского), благоразумно уклонившегося от личного участия в политическом собрании) и, что еще важнее, напутствие всероссийского старца. Рупор СРН — “Русское Знамя” — посвятило этому событию отдельную статью в первую годовщину создания организации, а ссылки на нее были опубликованы и растиражированы изданиями разной партийной ориентации³. Однако пресса не обратила должного внимания на тот факт, что духовные лица не участвовали в политической части мероприятия. Они приехали лишь на молебен, по завершении которого владыка Сергий удалился сразу, а кронштадский пастырь — после напутственного слова. Текст этой проповеди не сохранился, газеты обошли ее молчанием. Не менее странным, на первый взгляд, был и подбор духовных лиц. Епископ Сергий (Тихомиров) не был человеком правых взглядов, иначе ему не выпала бы сомнительная честь в эти же дни служить панихиду по казненному лейтенанту Шмидту. Этот новоиспеченный иерарх не слыл человеком каких-либо определенных убеждений и использовался Санкт-Петербург­с­ким Митрополитом для исполнения поручений, которые могли быть истолкованы одиозно.

Игумен Арсений, конечно, знал об упомянутых выше событиях. Он не повторяет их, а как бы описывает свою, тайную историю создания организации, на которую он возлагал большие надежды. Писания миссионера заставляют глубже проанализировать его поступки. Его “билетик”, кажется, выдает простеца с головой. Обращает на себя внимание сам факт его “лотереи”. С точки зрения церковного сознания было бы понятно обращение за советом и благословением к каноническому начальству-епископу или к духоносному старцу, например, к праведному Иоанну Кронштадскому. Почему отец Арсений уклонился от этого очевидного прямого пути?

К 1905 г. он не мог поступить иначе. Всей своей деятельностью с начала 90-х годов XIX âåêà àôîíñêèé ìîíàõ ïðîòèâîïîставил себя иерархии Российской Православной Церкви. Личность игумена Арсения, его убеждения, методы окормления паствы, история его яркого взлета и трагедия духовного падения помогают понять дух, который культивировался в праворадикальном движении, идеалы и практику черносотенцев, которые неизбежно должны были привести их к конфликту не только со священноначалием, но с православным учением, с церковностью.

В 1866 году иеромонах Арсений прибывает с Афона в Россию и становится синодальным миссионером. Остается загадкой, что послужило причиной такого карьерного роста. Монахов афонского пострига синодальное чиновничество не жаловало; церковные власти задевала вольница выходцев из “монашеской республики”, фронда перед церковным “кабинетом министров” и участившиеся скандалы со сборами пожертвований в пользу Святой Горы⁴. Несмотря на это и на отсутствие серьезного богословского образования, отец Арсений занимает желанное место. Эта вакансия открывала перед ним заманчивые перспективы — хорошее содержание из бюджета, превосходившее доходы обычного приходского священника, зависевшего от бедной паствы, поездки по стране, дававшие обширные связи. Игумен объездил почти всю Россию, дважды посетил Святую Землю, совершив путешествие по всей Палестине, неоднократно бывал в Константинополе, в Никомидии, на острове Патмосе, в Смирне, Салониках, Бейруте и Яффе, а также несколько раз посетил Афон, где начиналось его иноческое служение. Синодальные миссионеры практически не зависели от епархиальных архиереев, подчиняясь синодскому начальству, которое часто находилось весьма далеко. Миссионеры не только помогали наладить работу епархиальных миссий на местах, но и контролировали, оценивали их деятельность, были оком Синода, и с этим не могли не считаться иерархи. Ориентированные на полемику, безусловно чувствовавшие и некоторую административную значимость своего служения, миссионеры чаще обычных приходских батюшек занимали руководящие места в патриотических союзах.

Иеромонах Арсений проявляет недюжинную энергию на своем поприще. Он выступает с инициативой открытия четырех специальных миссионерских монастырей в разных частях империи. Отец Арсений пытается осуществить свой смелый проект в Казани для проповеди среди татарского населения. Однако главным направлением его служения были не национальные окраины; по ходатайству игумена в ста верстах от Санкт-Петер­бурга 17 августа 1894 года был учрежден Воскресенский практически-миссионерский монастырь для “противодействия сильно развивавшемуся в России сектантству”.

В течение одиннадцати лет, будучи игуменом монастыря, он благополучно служит верой и правдой Церкви и государству. Проповеди против народного пьянства, речи и обращения к рабочим с увещаниями прекратить забастовки первоначально вызывают одобрение правительства⁵. Однако вскоре ревностный пастырь направляет свое критическое слово в адрес церковной иерархии. Первенствующего члена Святейшего Синода, митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского) новоиспеченный игумен обвиняет в “потворстве ереси Фаррара”⁶. Поводом для борьбы за чистоту Православия послужил факт распространения в России, в том числе в библиотеках семинарий, переводов сочинений крупного английского ученого-библеиста. Синодальный миссионер мечет обличительные молнии в столичного иерарха, но решение об издании литературы зависело в большей степени от цензурных органов, чем от позиции митрополита. На своих миссионерских собраниях игумен всенародно клеймит владыку Антония за маловерие: за освящение кипяченой воды на Крещение из-за эпидемии холеры, за “электричес­кий огонь” в храмах, за веротерпимость, за перевод на русский язык “протестантской” Библии⁷.

Борьба бывшего афонита с иерархом стала предвестником грядущей церковной смуты. Это было одно из первых публичных выступлений клирика Русской Церкви против священноначалия с правых позиций. Либеральная волна, раскачивавшая церковный ковчег с эпохи александровских реформ, стала привычным явлением. Но впервые высшая иерархия оказалась под перекрестным огнем обличений со стороны противоположных лагерей. Открытым остается вопрос о том, было ли выступление спонтанной акцией амбициозного игумена или заговором неких лиц против митрополита. В этой борьбе миссионер не рассчитал свои силы. В феврале 1906 года в разгар революции он лишается настоятельства в обители, для него наступает пора церковных прещений. Решением Синода провинившийся игумен сослан на исправление в Соловецкий монастырь⁸.

Удаление отца Арсения совпало с конфликтом между главой СРН А. И. Дубровиным и митрополитом Антонием (Вадков­ским). Председатель СРН опубликовал открытое обращение к Митрополиту Санкт-Петербургскому Антонию (Вадковскому), требуя ни много ни мало “или примкнуть к СРН, или оставить первосвятительский пост”⁹. История появления этой статьи достаточно хорошо исследована. Считается, что она была написана кем-то из духовенства (епископом Волынским Антонием (Хра­по­вицким) или протоиереем Иоанном Восторговым) и лишь подписана Дубровиным¹⁰. Относительно первой кандидатуры на авторство можно выдвинуть следующие сомнения. В конфиденциальной переписке с митрополитом Флавианом владыка Антоний однозначно отказывается от столь сомнительной чести¹¹. Впоследствии он публикует свое открытое письмо в поддержку петербургского Святителя¹². Но даже не это, а дух дубровинского обращения доказывает, что оно вышло из иной среды. Обвинения доктора Дубровина носят прежде всего политический характер. Главный “союзник” “ждал и жаждал первосвятительского благословения”, но получил его лишь от викария на освящении знамен. Дубровина очень оскорбило митрополичье сравнение правых радикалов с левыми. Он упрекал Святителя в дружбе с С. Ю. Витте, в карьеризме, в покровительстве левому духовенству. Обличив архиерея в “левизне”, черносотенец не забыл и другие грехи. В вину Митрополиту поставлена научно-богословская деятельность, маловерие, “непочитание преподобного Серафима Саровского”¹³. Иерархия в лице епископа Антония (Храповицкого), как это следует из его личной переписки, имела более существенные претензии к первенствующему члену Синода: медлительность в таких вопросах, как восстановление патриаршества, созыв Поместного собора и реформа духовного образования. Недовольство было связано с “совершенным безволием иерархии наличной”¹⁴. В критике Митрополита черносотенцы допустили крупнейшую, с точки зрения епископата, ошибку — взяли на себя смелость сами судить первого архиерея по собственным критериям.

Маловероятно и участие в появлении обличительного письма священномученика протоиерея Иоанна Восторгова. Сохранились его отчеты о миссионерских поездках по епархиям. Ана­лизируя безрадостное состояние просветительского дела в глубинке, отец Иоанн воздерживался от негативных оценок архиерейской деятельности, даже когда для этого были все основания¹⁵.

Вожди Союза русского народа в большинстве своем были нецерковными людьми. Владыка Антоний (Храповицкий) в переписке с митрополитом Флавианом дает такую характеристику Дубровину: “…однако, он далеко не искренен; его преданность вере — притворная”¹⁶. Волынский епископ непосредственно покровительствовал в своей епархии крупнейшей черносотенной организации в России и хорошо знал внутреннюю обстановку. Лидеры праворадикальных организаций остро нуждались в поддержке Православной Церкви, но иерархия инстинктивно остерегалась любого экстремизма, поэтому вакуум пастырского окорм­ления, как правило, заполнялся или формальными “наз­на­чен­цами”, или маргиналами из духовного сословия.

Для клириков, подобных отцу Арсению, отделы СРН были последним пристанищем после потери ими приходов. Его личные амбиции как нельзя лучше соответствовали атмосфере политической борьбы. Черносотенное “лобби” обладало колоссальным влиянием при дворе. Отец Арсений, гонимый член СРН, имевший личные счеты с митрополитом, явно полагался на обширные связи в столице. Ему покровительствал сам градоначальник фон Лауниц. За него ходатайствует граф Э. Коновницын¹⁷. Эти лица были весьма близки к окружению А. И. Дубровина.

Имя отца Арсения демонстративно не сходит со страниц черносотенной печати во время опалы. Бывший синодальный миссионер, по отзывам некоторых столичных черносотенцев, чрезмерно “в беседах и разговорах нападает на лиц высшей церковной иерархии”¹⁸. В этот период он — самое авторитетное духовное лицо в столичном СРН. Есть все основания предположить, что за дубровинскими обвинениями митрополита Антония (Вадков­ского) в “богословских” ошибках и “веротерпи­мости” прячутся уже знакомые претензии к “фарраровской ереси” и “проте­стант­скому переводу Библии”.

Был или нет игумен Арсений вдохновителем публичных нападок на столичного Святителя, мы не можем сказать однозначно. Но его проповедь безусловно являлась серьезным вкладом в создание атмосферы всеобщей нетерпимости, которая расшатывала церковные устои, порождая не только моральную травлю, но и погромы.

Интересно в этом контексте обвинение митрополита Антония (Вадковского) в непочитании преподобного Серафима. Известно, что на решение Синода о прославлении Саровского чудотворца повлияла позиция императора, однако не только медлительность первенствующего члена Синода, но и нечто иное имеет в виду лидер СРН. Союзнические газеты публикуют пророчества Преподобного о том, что в последние времена архиереи утратят веру и благочестие. “Дивеевские тайны” не войдут в официальную версию жития святого благодаря архиепископу Никону (Рождественскому), но их популяризирует С. А. Нилус¹⁹. Эти апокрифы будут впервые активно использоваться в борьбе черносотенцев с иерархией, немало подрывая ее авторитет, разрушая канонический строй Православной Церкви. Даже недоброжелатели Первосвятителя понимали, какие плохие союзники для любого священноначалия такие “ревнители”.

Церковные наказания не остановят отца Арсения. Он бежит из монастырской ссылки, путешествует по стране, обличая ереси и безбожие. В его проповеди появляется новая тема ритуальных убийств²⁰. Слова игумена вызывают оторопь не только полицейских чинов, но и видавших виды союзников. По отзывам одного из членов отдела СРН г. Евпатории, “речь Арсения изобличала в нем просто недоуча, со старческим выжившим умом”²¹.

Разрыва с нормальной церковной жизнью не может заменить покровительство сильных мира сего. Известного монаха встречают губернаторы, за ним присылают адмиральские катера. На собеседованиях с народом игумен бравирует тем, что “он с депутацией помещиков представлялся Государю, причем гр. Витте <…> говорил ему <…> не кланяться Государю, но он не послушался”²². Постепенно отец Арсений сам начинает верить в свою особенную харизму. Сохранился его интересный рассказ о том, как “помещики задавали Государю вопрос, Самодержец ли он, на что Государь промолчал”²³. Помазанник будто заколдован некими злыми силами. Когда царю повторили вопрос второй раз, он тихо ответил “да”. Лишь после слов отца Арсения, что “на Руси есть много истинно русских людей”, Николай громко подтвердил свое самодержавие. Игумен осторожно придает этой встрече особенный сакраментальный подтекст — восстановление им царского достоинства! Такой подвиг по силам только пророкам.

Стяжав земную славу неформального духовного вождя, он по-новому осмысливает свое место в мире и Церкви. Игумен Арсений проповедует оригинальные взгляды на природу собственного служения. Он полагает, что “миссионерство установлено от Иисуса Христа не по чину пастырскому, а по чину пророческому”, “миссия выше храма, потому что она приобретает народ, а храм приобретенных спасает”, “так же и евангельские миссионеры выше пастырей пред Богом”²⁴. Игумен грозит епископату: “Все те иерархи, которые дерзнут учреждать евангельские миссии не на избранных от мира, но на своих мирских лицах, будут строго судимы за отвержение главных основ евангельской миссии”²⁵. Отец Арсений не забывает ответить и на обвинение его в невежестве: “Человеческая наука, от которой люди теряют свою простоту, смирение и послушание, неприемлема для избранников”²⁶. Для миссии, как и для алтаря, нужны нетесаные камни! Эти “откровения” приходят игумену во время запрета в священнослужении. Свои сочинения он вынужден подписывать как “бывший синодальный миссионер”.

Утвердившись в своем “пророческом” призвании, отец Арсений примыкает к секте иоаннитов²⁷, лжепоследователей святого праведного Иоанна Кронштадского. Этот союз выглядел вполне закономерно. Игумену было необходимо обосновать свою “ха­риз­му”, выступить преемником всероссийского старца по благодати. Он утверждает, что отец Иоанн одобрил “его словесные проповеди и письменные творения”²⁸. Мы уже говорили выше о стремлении черносотенцев всячески подчеркнуть связь СРН с отцом Иоанном Кронштадским. Неудивительно, что вместе с игуменом некоторые “союзники” сближаются с иоаннитами и попадают под негласный надзор полиции²⁹. Конечно, бывший миссионер постарался опровергнуть существование секты. Он пишет: “Я лично спрашивал об этом отца Иоанна и он сказал мне, что это неправда, что никакой секты иоаннитов в действительности нет”³⁰. Однако сам игумен фактически подтверждает справедливость обвинения в ереси: “Осуждают иоаннитов за то, что некоторые из них в простоте своего разума и сердца считают отца Иоанна Богом во плоти. К этому нужно относиться чрезвычайно осторожно, необходимо помнить о Начальнике веры нашей Господе Иисусе Христе, Который тайну Своего воплощения сокрыл от мудрых и премудрых, а простосердечному и благочестивому народу открыл”³¹.

В этих “препростых” людях игумен видит истинных христиан-монархистов. “Иоанниты первыми выступили на защиту попираемой святыни <…> смело распространяют Слово Божие и верность Царскому Престолу, являя собою поучительный пример благочестия”³². По мнению отца Арсения, ереси, революционные идеи заражают будущих священников и церковных иерархов, и неоткуда ждать спасения истинному Православию, кроме как от “простого избранного народа”. Его разочарование в земной Церкви столь велико, что он видит в ней несправедливую гонительницу праведников, сравнивая свою судьбу с житием преподобного Максима Грека. Правда, миссионер приписал святому мученическую кончину в крепости³³.

В 1911 году игумен Арсений покидает Россию. Черносотенное движение утратило в значительной степени свое влияние, погрузившись в междоусобные распри. Лишенный прежней опеки, старец возвращается на Святой Афон. Там он примыкает к движению имяславцев, возглавляя наиболее радикальную его ветвь. Тогда русские обители на Святой Горе облюбовали для жительства бежавшие из Империи революционеры. Неудивительно, что в это смутное время среди монахов-имябожников, озлобленных на русское правительство, появляются антимонархические настроения³⁴. Противоположности, как известно, сходятся. В 1913 году, запрещенный в служении Синодом, парализованный игумен, так и не принеся покаяния, отошел в вечность³⁵.

Вместо заключения

Духовная трагедия игумена Арсения, к сожалению, далеко не единственный пример отпадения от Церкви ее пастырей. Она подтверждает факт наличия в праворадикальном движении своих гапонов и петровых. Слепота как “левых”, так и “правых” клириков плодила многочисленные жертвы среди их верных почитателей. Духовная “тьма” была не менее важной причиной русской катастрофы, чем социально-экономические реалии российской жизни. Надвигавшаяся гроза не могла миновать Церковь, так как причины трагедии созревали и внутри ее. Только срочные меры могли спасти положение.

Однако нерешительность иерархии стала в те годы притчей во языцех. Либеральная газета “Телеграф”, отмечая неожиданно активное участие священнослужителей в выборах в Думу в 1907 году, писала: “Откуда такая определенность и прыть до сих пор не наблюдавшаяся? Секрета нет никакого. Недаром лет восемь тому назад митрополит Антоний (Вадковский — прот. М. Х.) при посещении артиллерийского училища заявлял, что военное и духовное сословия наиболее близки друг другу, ибо одинаково прекрасно дисциплинированы. Духовенство уже давно взнуздано и идет под удилами”. Безусловно, левые верно уловили зависимость Церкви от правительства. Но и власть была противоречива в своих претензиях к духовному сословию. Председатель Совета министров Столыпин в переписке с императором сетует: “Вашему Величеству известно, что я глубоко чувствую синодальную и церковную нашу разруху и сознаю необходимость приставить к этому делу человека сильной воли и сильного духа”. Активно вмешиваясь в церковные вопросы, втягивая духовенство в политику, Петр Аркадьевич одновременно полагал, что “большою бедою было бы, если бы перемены в столь важной области, как церковная, общество связывало с политикой и партийностью”³⁶.

Но процесс дискредитации священноначалия был запущен. Ни правительство, ни Церковь его уже не могли остановить. Выскажем предположение: левый радикализм впоследствии породил внешнее уничтожение церковной жизни — взрывами храмов и физическим уничтожением духовенства; правый радикализм стал отцом будущих церковных расколов, не менее разрушавших Церковь изнутри. Насколько же прав был митрополит Антоний (Вадковский): “правым вашим партиям я не сочувствую и считаю вас террористами: террористы левые бросают бомбы, а правые партии вместо бомб забрасывают камнями всех с ними несогласных”³⁷.

Список сокращений