7 августа 2013 года трагически погиб игумен Лонгин (Чернуха)
Об этом человеке можно писать с разных сторон. Он — духовник, и светские издания берут у него интервью, спрашивая о вариациях наилучшего устроения духовной жизни. Он — насельник Киево-Печерской Лавры, и православные журналы печатают его мысли о монашестве, послушании, о том, как это — умирать для мира. Он — главный редактор единственной в УПЦ официальной газеты и вместе со своим коллективом на своих плечах несет этот груз «единственности».
А еще он — учитель. И поскольку с этой стороны мы его знали меньше всего, то решили накануне Дня учителя, широко и искренно отмечаемого в нашей стране праздника, напроситься на откровенную беседу. С целью попробовать набросать портрет современного православного учителя — учителя, учащего Православию.
Наш гость редакции — игумен Лонгин (ЧЕРНУХА). И беседа накануне Дня учителя коснулась, прежде всего, его педагогического опыта: как происходил переход из статуса учащегося в Киевской духовной академии в статус учащего, как жили тогда и чему учили наши духовные школы. Зашел разговор о воскресной школе при КДА: доброе начало дало добрые всходы, и в церковной ограде живут и плодотворно трудятся те, кто там преподавал, и те, кто учился. Отдельной темой прозвучала «Христианская этика в украинской культуре» — введенный в некоторых киевских школах экспериментальный курс для школьников, в разработке которого принимал непосредственное участие отец Лонгин.
Беседа получилась длительная, а вопросам всё не было конца…
О первом Дне учителя, своем воцерковлении и Господнем промысле
— Отец Лонгин, известно, что у Вас, кроме духовного, есть еще и педагогическое образование. Каким Вам запомнился Ваш первый День учителя в профессиональном статусе?
— Да, я окончил педагогическое училище, специальность — «Младшая школа, начальные классы». Поступил работать в одну из ровенских школ. Школа была новая, только первый год, как открылась. Было мне тогда 19 лет.
Перед празднованием Дня учителя, а его обычно отмечают в пятницу, у меня как раз была пересменка, я принимал детей, которые оставались в группе продленного дня. Была переменка, дети гуляли кто где: в коридоре, во дворе. Вдруг ко мне прибегают ученики. «Там, — говорят, — у нас Юра упал и не дышит». «Как упал?» — спрашиваю. «С качели! Делал «солнышко»» Я бегом вниз. Смотрю: дышит, плачет, но в полусознательном состоянии. Я сразу прощупал ноги, руки: все сгибается, все целое, нет болевой реакции. А когда прикоснулся к голове, он ее резко отдернул. Я понял, что это черепно-мозговая травма. Вызвали скорую…
Cо «скорой» я поехал с ребенком в реанимацию, помогал ему, переодевал. И тут он потерял сознание! Врачи сказали, если он придет в себя, тогда они смогут что-то делать. А пока не пришел, остается только ждать.
Моя коллега на группе продленного дня (к сожалению, уже покойная, очень хорошая женщина, и встреча с ней была промыслительной — так началось мое воцерковление) сказала: «Надо идти в церковь и молиться». Я говорю: «Да, конечно». «Ты был когда-нибудь в церкви?» Я отвечаю: «Был, когда друзья венчались. Стоял, смотрел». «А исповедовался?» «Нет, — говорю, — никогда». «А крещеный?» «В общем-то, да, — отвечаю. — Бабушка в детстве тайно от родителей крестила».
Решил: в воскресенье иду в церковь. Звоню в больницу весь вечер пятницы… Суббота: утром мальчик без сознания, днем — без сознания, вечером — без сознания. В воскресенье утром опять звоню в больницу — все так же. Я иду на службу. Исповедался, как мог, что знал, как понимал — рассказал. Даже причастился. Прихожу домой и сразу же снова звоню, естественно, в реанимацию. Мне говорят, что мальчик пришел в себя, его перевели в нейрохирургию…
Для меня это был первый подобный опыт. Я понял, что Господь услышал мою молитву.
— Да уж, первый День учителя получился, что называется, хуже не придумаешь…)))
— В школе в этой ситуации меня морально очень поддержал педколлектив. Все понимали, что ситуация сложная, не уследишь. Да и родители знали, на какие проделки их сын способен: отец сам не раз снимал мальчика с качели, запрещал кататься.
Вот такие воспоминания связаны у меня с Днем учителя.
Мальчик этот через месяц выздоровел и начал ходить в школу. Правда, стал немного спокойнее, на качелях уже не катался.
Должен сказать, моя группа продленного дня собрала детей из разных классов — с первого по четвертый. Много было деток, скажем так, непростых — озорных и непоседливых: то кто-то убежит через дорогу, то чуть не залезет в воду, то чуть не разобьет теплицу. За их здоровье и безопасность я очень переживал. И каждое воскресенье стал ходить на службу и молиться, чтобы Господь благословил следующую неделю пережить без происшествий.
В целом у меня получилось, с Божьей помощью, установить с детворой очень хороший контакт. Мы проводили на продленке интересные занятия: много общались, читали, играли в игры. Естественно, это все подкреплялось элементами моего нового мировоззрения. То есть, я уже пришел к вере, и мне хотелось с детьми этим поделиться.
Помню, как-то мы читали вслух «15-летнего капитана» Жюля Верна. И в тексте встречалось много упоминаний «так было угодно Провидению» или же герои — благородные, достойные люди — молились Богу. Мы с детьми обращали на это внимание. Садились с атласом, смотрели, как следовал «Пилигрим», какие на его пути встречались страны, какие в них жили животные. И в то же время я обращал внимание на нравственность героев.
Как только мы прочитали роман, провели по книге «Поле чудес». Я прихожу в школу, навстречу мне бежит мальчик и кричит: «Виталий Григорьевич! Вчера по телевизору показывали Дика Сэнда» (главного героя книги — ред.). Как раз так совпало, что вышел фильм по роману писателя. И это совпадение мне показалось своего рода знаком: существует некая связь с тем, чем мы занимаемся с детьми, на что мы обращаем их внимание, с тем, что приходит к ним извне.
«Когда шел в семинарию, думал, буду учиться хуже всех»
— С тех пор Ваша жизнь изменила русло?
— Да, я стал ходить в церковь и встретил очень хорошего священника. Во-первых, я обратил внимание на его глубокие и сильные проповеди. Во-вторых, в нем сочетались и грамотность, и благородство, и духовная глубина. К тому времени я уже узнал, что есть такое понятие, как «духовный отец». Поэтому подошел к нему и сказал: «Будьте моим духовным отцом». Он улыбнулся и ответил: «Так не бывает, о таком люди не договариваются. Это как-то складывается постепенно, само по себе». Я понял, о чем речь, и все же до сих пор считаю его своим первым духовным наставником.
Сегодня отец Роман служит в другом городе, уехал из Ровно, где мы с ним познакомились. К сожалению, мы очень редко видимся, но общение с этим человеком привело меня к мысли, что я тоже хотел бы быть священником.
Сейчас понимаю, насколько это было, с одной стороны, наивной, а с другой — дерзкой мыслью. Но, тем не менее, со временем у меня появилось желание поступить в духовную семинарию. Я думал, что там, конечно, буду хуже всех учиться, потому что в церковь пришел недавно. Но все же понимал, что нуждаюсь в духовных знаниях. А та информация, которую я получал отрывочно, общаясь с людьми на приходе или вычитав из каких-то книг (а тогда, в 1991-92 годах, было очень туго с духовной литературой), не имела никакой системы. И этот священник благословил меня в моем желании. Хотя сейчас понимаю, что, будь я на его месте, может быть, даже сомневался.
Вообще, все проходило удивительным образом. Оглядываясь назад, я понимаю, что это были промыслительные события и встречи. Дело происходило летом 1992 года. Я с другом поехал посмотреть Киев. А время было как раз только-только после раскола. На моих глазах происходило разделение и связанные с ним баталии в Ровно. В Киеве я встретил знакомого священника, который, спросив, зачем я здесь, велел мне ехать за документами, нужными для поступления в семинарию. Я сразу же вернулся в Ровно, взял все необходимое и успел поступить.
«Еды было мало, духовного рвения — очень много»
— Какими тогда были духовные школы, в сравнении с днём сегодняшним?
— Конечно, разница есть. Во-первых, это был период интенсивного духовного возрождения в обществе в целом. И в основном в духовные школы шли люди (не имею в виду себя, а людей, с которыми познакомился и общался), которые совершали духовный подвиг. Потому что приходилось идти наперекор воле родителей, друзей, знакомых, сотрудников. Тогда за некоторыми еще пытались следить спецслужбы…
Конечно, это не те испытания, которые доводилось проходить студентам в жесткие атеистические годы, но, тем не менее, люди оставляли работу, заработок и шли учиться. Шли, понимая, что тех привилегий, которые даются студентам во время учебы, от государства они не получат. То есть, люди обрекали себя на очень скромное материальное существование. Некоторые оставляли другие вузы, ради того чтобы уйти в семинарию.
С другой стороны, это был действительно внутренний подъем, и была сильная жажда духовных знаний, большой интерес к духовной жизни. Интересно, что в первые годы существования семинарии, а затем академии, чувствовалась очень тесная связь с монастырем. Был даже такой период, когда воспитанники семинарии жили в одних кельях с монашеской братией. Мест в общежитии не хватало, а те комнаты, которые предназначались для студентов, были переполнены. Очень скромными были бытовые условия.
— Вас это не смущало?
— Нет, мне казалось, что так и должно быть. В связи с расколом (известно, что Филарет в свое время приватизировал церковную казну — огромные деньги ушли вместе с ним) у нас в духовных школах намного скромнее стало питание. Например, за семь лет учебы мясное я ел три или четыре раза.
— Просто афонские подвижники какие-то!..
— Да, так жили семинаристы. Условия были очень скромными. Конечно, постепенно кто-то где-то устраивался: то на приходе, то искал подработки. Ведь не всех могли поддерживать родители, некоторые сами не хотели принимать во взрослом возрасте такую поддержку. Как-то с Божьей помощью этот сложный период преодолевался.
На тот момент в Киеве в духовных школах еще не сложились какие-то особые духовные традиции. У нас не хватало преподавателей, которые были бы на таком уровне, как, допустим, в Московской духовной академии, в Санкт-Петербурге. Но, тем не менее, выходцы оттуда приезжали к нам и даже те знания, которые они нам передавали, были очень важны.
Мне очень запомнились лекции уже ныне владыки, сейчас он в Канаде, Иова (Смакоуза). И его лекции, и его отношение к храму, его духовная и пастырская деятельность. Можно сказать, что он составлял ядро духовных школ, многие к нему тянулись. Да и сам этот человек из династии священников.
В любом случае, нехватка академических знаний с лихвой компенсировалась возможностью общаться с единомышленниками, читать духовную литературу, быть рядом со святынями и участвовать в духовной жизни монастыря. Мне кажется, что даже и в то время поступающие в духовные школы, те, кто искренне желали получить знания, могли извлечь очень много пользы и для души, и для разума. Даже когда наша педагогическая практика не была на таком высоком уровне, как сейчас.
«Нам говорили: «Семинаристы? Для вас льгот нет!»
— Можно ли сказать, что те, кто в то время уходил из общества в духовные школы, оказывались в статусе изгоя? Если да, то как психологически преодолевали эту ситуацию?
— Когда я, например, шел учиться в семинарию, то против этого выступил мой отец. Потому что был человеком неверующим, хотя в детстве был крещен. Вся его жизнь и воспитание (он был военнослужащим) прошли в другой атмосфере, в иных взглядах на жизнь. Хотя, нужно сказать, что к концу жизни он с этим смирился и даже меня поддерживал. Но поначалу в этом отношении были свои сложности. А в школе, например, когда я уходил, меня поддержали. И директор, и завуч, с которыми я сдружился и мы сработались…
Знаю, что были случаи среди тех, кто поступал до меня, когда действительно ощущалась некая отчужденность. Но это чувство обитало в той среде, откуда мы пришли. Потому что когда мы приезжали в семинарию, здесь собиралось множество единомышленников. А во внешней среде… Когда, к примеру, покупали в кассе билет по нашему студенческому, нам говорили, что Церковь отделена от государства, и льготы нам не положены. Что тут скажешь, было неприятно. Стипендии мы не получали, и материально было достаточно сложно.
Те годы вообще я вспоминаю, как годы информационной блокады, изоляции Церкви от общества. Когда не приглашали ни в газеты, ни на радио, ни на телевидение. И многое нам бы хотелось, чтобы люди услышали через СМИ, а оно просто оставалось в тени. Как правило, поддерживались какие-то деструктивные стороны, утверждался раскол. И это тоже вызывало чувство отчужденности от общества, но не так сильно, как это было в советские времена.
Первая воскресная школа: вместо пола — песок…
— Как пришло решение взяться за преподавание в семинарии и академии?
— Когда я пришел учиться в семинарию, узнал, что здесь есть воскресная школа. Очень обрадовался, потому что это было то, что мне, во-первых, интересно, а во-вторых, у меня было сильное желание исправить ошибки прошлого. В свое время, в училище на педпрактике, говорить с учениками о вере много и серьезно мы не могли. Представьте, что студентку, которая вышла замуж и венчалась, исключили из училища. То есть, времена были достаточно жесткие.
…Помню, как-то в школе я вел урок, на котором даже сказал, что Бога нет. Мол, есть законы природы, что-то еще. Вот чтобы реабилитироваться за такие слова, мне хотелось обязательно попасть в воскресную школу и учить детей другому.
И вот, подошел однажды ко мне отец Андрей Ткачев, правда, тогда он еще не был отцом, а просто Андреем, мы с ним жили в одной келье. Сначала мы учились на одном курсе, а потом его перевели на курс старше, поскольку он был человеком эрудированным, много знал. На тот момент он уже преподавал в детской воскресной школе при Киевской духовной академии. Ему предстояла поездка и, зная, что я имею опыт преподавания, он обратился ко мне, чтобы я его заменил. Я очень обрадовался! Готовился, с большим трепетом шел на этот урок! Но так сложились обстоятельства, что в тот раз мой дебют не состоялся. Тогдашний директор школы, узнав, что я — всего лишь на первом курсе семинарии, вести уроки мне не доверил.
Конечно, я расстроился, но хватило смирения воспринять это как должное. Продолжил учиться и уже в следующем году стал вести воскресную школу в Вышгороде у отца Димитрия Денисенко. Храм у него только-только восстанавливался, и воскресная школа проходила в условиях стройки: вместо пола — песок, не было столов, сидели на скамеечках, не было хорошего отопления — кутались в сто одёжек… Я проработал там два с половиной года, впечатления остались очень приятные.
«Принцип воскресной школы при КДА — помочь родителям воспитывать в духовном плане своих детей»
Уже третий год учебы в семинарии, а меня перевели на четвертый, был связан с тем, что в нашей воскресной школе произошли изменения. В основном, благодаря отцу Кириллу (Говоруну), тогда он был еще Сергеем, отцу Тихону (Софийчуку) и отцу Владиславу, его брату, отцам Владимиру Савельеву и Николаю Клименко.
Итак, я попал в этот коллектив. В то время школа состояла из одной группы взрослых и группы детей. И мы вместе решили, что нужно разбить обучение на несколько лет и разделить детскую группу на две.
Поначалу и во взрослой группе обучение длилось 4 года. У детей вскоре появилось уже три группы. И с 1995 года по сей день в моей жизни почти все воскресные дни учебного периода были посвящены работе в воскресной школе.
Если говорить о педагогической работе, то сложна она не только тем, что трудно «лепить» человека, но и тем, что ты далеко не сразу видишь результат своей деятельности. Ты должен понимать, что невозможно сразу сделать человека таким, как ты бы хотел. Во-первых, по той причине, что ты сам далеко не совершенен, не всегда правильно поступаешь. Во-вторых, детки растут и многому учатся, это постоянный процесс, и сразу, в какой-то определенный срок, добиться конкретного результата невозможно.
Из учеников нашей детской воскресной школы есть ребята, которые продолжили духовное образование. Так, один мальчик окончил Черниговское духовное училище, затем нашу семинарию и сейчас учится заочно в академии. Двое ребят окончили нашу духовную семинарию, и, надеюсь, станут священниками.
Конечно, многое зависит от семьи и родителей, потому что только одна воскресная школа не может воспитать ребенка. Собственно, принцип нашей школы — помочь родителям воспитывать в духовном плане своих детей.
Кроме того, воскресная школа стала местом, повлиявшим на судьбы не только учеников, но и ее педагогов. Так, например, в нашей школе церковное краеведение преподавал Влад Дятлов. А девушка Катя работала с детками. Они познакомились у нас и в последствии создали семью. Подобным образом со своим будущим мужем, ныне отцом Андреем, познакомилась и матушка Анастасия Бондарук.
Кроме того, семьи тех деток, которые учились в школе, подружились и много лет общаются, поддерживают друг друга как христиане.
— То есть, преподавание в семинарии и академии уже логически выплыло из Вашего опыта работы в воскресной школе?
— У нас был предмет «Педагогика и психология», но преподавал человек из светского учебного заведения, нецерковный. То, что он излагал, мне было известно. И я понимал, что можно преподавать не то и по-другому, поскольку у меня уже имелся какой-то опыт работы. И, собственно, педагогика — это практическая философия. Моя философия отличалась от философии того преподавателя. И тогда отец ректор, предложил мне взяться за эту работу. Это был четвертый курс академии. Я не отказался, потому что преподавать хотелось. Это было и интересно, и я чувствовал благодарность духовным школам, что в них я постепенно духовно возрастал. Хотелось здесь трудиться. Потому, закончив академию, я стал преподавать в семинарии и академии.
Конечно, не все просто давалось, надо было многое понять, чтобы прийти к осмыслению именно того материала, который необходим нашим студентам.
«Трижды я писал старцу записочку с вопросом: женитьба или монашество. И трижды получал ответ…»
— Вы оканчивали академию Виталием, а преподавали уже как иеродиакон Лонгин. Как далось Вам решение столь кардинально поменять жизненный путь?
— На самом деле с монашеством получилось все очень просто. Когда я оканчивал академию, то думал о том, что мне нужно как-то определяться в жизни, жениться. Была девушка, с которой могли сложиться отношения. Но присутствовала все-таки некая неопределенность. Передо мной стоял вопрос: монашество или женитьба? И я отправлял со своими знакомыми, которые ездили к отцу Николаю на остров Залит, записочку с вопросом: женитьба или монашество. Было это раза три. И все эти три раза я получал один и тот же ответ — монашество.
— Но он же Вас совсем не знал и не видел никогда!
— В том-то и дело! Но я считаю, что это действительно удивительный человек, прозорливый.
Однажды у меня появилась возможность съездить в поездку к отцу Николаю. Я тогда еще не был в сане и должен был сопровождать одного священника. Подумал: «Вот теперь я точно узнаю!» Приехали, и отец Николай прямо мне сказал: «Монашество». Правда, вскоре последовало искушение ослушаться слов отца Николая, но Господь вновь не оставил, и я доверился воле старца. Мучительного поиска все-таки не было.
«С педагогикой уже не расстаюсь»
— Если говорить о Вашем учительском опыте, чувствуете ли Вы, что это Ваше призвание, и Вы его здесь реализуете? Как на Ваш взгляд, меняется ли студенчество, люди? Ведь молодежь, даже по сравнению с 90-ми годами, поменялась кардинально. И если ранее мы говорили о том, что люди не так переживали о своем статусе, то сейчас все-таки стараются соответствовать определенному уровню.
— Если говорить о педагогической работе, то Господь так устроил, что с педагогической деятельностью я уже не расставался. Довелось даже стать одним из организаторов Всеукраинского православного педагогического общества.
Общество проводит разные конференции, курирует вопросы преподавания в школах и последние четыре года ведет работу над экспериментальным курсом, начавшимся в Киеве и распространившемся уже по Украине, «Христианской этики в украинской культуре» в младшей школе. То есть, в соавторстве с несколькими педагогами, среди которых есть и священник, мы создали четыре комплекта для четырех классов. Туда входят: учебник, рабочая тетрадь, аудиосопровождение и методичка. И я продолжаю работать над этим проектом.
Конечно, надо сказать, чтобы работать на педагогической ниве, нужно очень много времени. Пока на сегодняшний момент я вижу, что мне его не хватает. Не хватает и сил, поскольку сейчас основное мое послушание несколько иное, хотя и связано с просветительской деятельностью. Но для того чтобы работать с детьми, надо постоянно быть в этом процессе. Тот духовный опыт, который получаешь, должен переваривать и думать, как преподнести его детям. Потому что иначе нельзя.
Помню, как-то мы встречались с учителями и детьми одной из школ Киева. Перед встречей с детской аудиторией директор нас очень просила говорить на понятном языке: у них был случай, что пришли студенты семинарии, хорошие ребята, очень красиво говорили, но никто ничего не понял…
Таким образом, можно много знать, но нужно еще уметь это преподнести, передать. Особенно детям, где в классе один-два ученика из церковных семей, а все остальные или воцерковляющиеся, или сочувствующие, или вообще далекие от этого. И вот всему этому коллективу нужно так рассказать о Боге, чтобы не загрузить сверх меры, не отбить охоту получать и дальше духовные знания. Яркий тому пример — ситуация с русской или украинской литературой. Многие ли из тех, кто закончил школу, во взрослом возрасте перечитал «Евгения Онегина» или произведения Марка Вовчка, или Панаса Мирного? Так вот, нужно уметь преподнести и преподать.
Кроме того, для педагога нужна еще и определенная смелость. Ведь мы иногда боимся отступить от каких-то клише. А те штампы, которые появились в последнее время, во многом копируют или даже пародируют дореволюционную манеру. Но мы живем в другое время, в другой период. Но чтобы к этому прийти, мне самому пришлось пройти через какие-то условности. Понятно, что мы не должны допускать такие вольности, как это делают протестанты, но мы должны говорить на языке понятном.
Курс христианской этики: лучше меньше, да лучше
— Хотелось бы сделать отдельный комплимент по поводу курса христианской этики. Потому что главный прорыв, на наш взгляд, в том, что когда дети начинают изучать христианскую этику в первом классе, она становится престижным предметом. И если ребенок может хоть немного от себя что-то добавить на уроке на эту тему, показать свою подкованность в этом вопросе, то уже среди своих одноклассников, друзей приобретает некий авторитет. Если раньше знания в этой области считались признаком некоей узости взглядов, ограниченности, таких деток дразнили «церковниками», то сейчас это и престижно, и учителя предмет хвалят.
— Спасибо, действительно, приходилось встречаться с высокими оценками курса. Но приходилось наблюдать и обратное.
Однажды я проводил занятия в средней школе, в 7-м классе. Аудитория была немногочисленной, но разношерстной. Среди детей присутствовал мальчик из церковной семьи. Так вот этот мальчик вел себя по-хамски и вызывающе. Несмотря на то, что он воспитывался в воцерковленном окружении, он позволял себе такие вещи, которые не позволит себе культурный человек. Например, я предложил детям поговорить о том, что можно ответить, если их спросят «есть Бог или нет?» Этот мальчик стал утверждать, что такого не может быть, потому что такого вопроса не зададут, поскольку Бог есть и этим все сказано. Понятно, что он воспитывается в религиозной семье, где другого мнения быть не может, в школе поддерживают веру в Бога, поэтому он не сталкивался с чем-то иным. Но для него это настолько было неинтересно, что он позволял себе игнорировать учителя, в то время, как другие дети слушали, им было интересно, потому что где-то в жизни они с этим сталкивались. Когда мы говорили о молитве, причем очень деликатно, он мне сказал: «Я и так утром молюсь и вечером. И что Вы мне тут рассказываете?»
Да, с одной стороны, это подростковый возраст. С другой — пресыщение, формирующее лицемерие, которое поддерживается, к сожалению, и родителями, и учителями. Поэтому, преподавая в школе этот предмет, нужно быть очень деликатным, аккуратным. И действовать по принципу «лучше меньше, да лучше». Лучше по чуть-чуть детям открывать какие-то истины духовной жизни, чем напичкать их массой знаний, построить, чтобы они все красиво крестились, дружно ходили в храм, четко и правильно отчеканивали церковные истины или произносили слова молитвы, или же осуждали тех, кто поступает неправильно. Здесь нужно понимать, что мы были оторваны от духовной традиции, знаний, и то, что сейчас приобретаем, должны впитывать аккуратно и постепенно, чтобы не было аномалий.
«Я был против того, чтобы вводился один обязательный курс Христианской этики для всех школ»
— Расскажите, пожалуйста, о процессе работы над курсом христианской этики. Может быть, были какие-то трудности, препятствия при составлении и реализации этого курса учебных материалов. Ведь еще совсем недавно в учебных заведениях, когда студенты поднимали на занятиях тему о том, что неплохо было бы изучать в школе азы православия, преподаватели были категоричны: Церковь у нас отделена от государства, и этого никогда не будет; в нашей стране есть люди разного вероисповедания, потому невозможно преподавать такую дисциплину в общеобразовательной школе. Кроме того, как к этой идее отнеслось Министерство образования?
— Очень долгое время наши церковные педагоги, священнослужители, которые понимали всю необходимость преподавания духовной дисциплины в школе, поскольку школа — это не только обучение, но еще и воспитание, и воспитывать нужно «разумное, доброе, вечное», всячески пытались ввести предмет с духовной составляющей. Очень долгие годы мы слышали отказ именно в той форме, которая прозвучала в вашем вопросе. Говорили, что у нас поликонфессиональное общество, и невозможно преподавать один предмет для разных детей. Я считаю, что на самом деле это очень удобная отговорка, которая в какой-то мере, конечно, имеет основание. Но, с другой стороны, она недостаточна для того, чтобы действительно аргументировать отказ от преподавания в школе духовных дисциплин. Причиной является, скорее всего, духовная лень и духовное невежество тех людей, которые стоят во главе этого процесса или просто участвуют в нем.
Постепенно у меня сформировалась своя точка зрения. Если говорить о предмете «Христианская этика в украинской культуре», экспериментальная апробация которого сейчас проходит в более чем 130 школах Киева, то хочу сказать следующее. Я взялся за этот предмет и изначально был против того, чтобы вводился один обязательный курс для всех школ. И потому, что у нас поликонфессиональное общество, и потому, что дети в классах очень отличаются в духовном плане (и воцерковленные, и невоцерковленные, и неверующие). Далеко не все учителя у нас готовы преподавать эту дисциплину по директиве. И введение одного предмета таким росчерком пера могло бы сформировать негативное отношение к этому предмету во-первых, со стороны детей, а во-вторых, и учителей. Ведь, как можно преподавать, не имея определенных знаний в этой сфере, не имея духовной базы? Это было бы искажение, пародия на христианскую этику, и повредило бы всему.
Об этом, кстати, говорили и сами родители из церковных семей. Мы, мол, еще подумаем, отводить ли ребенка на эту дисциплину или нет, потому что нам не все равно, кто преподает и как, и какие основы заложены в курс преподавания.
Много лет я вынашиваю идею, о которой неоднократно говорил на конференциях и в некоторых статьях. Так, есть, например, литовский опыт, где в школах введен обязательный предмет «Основы нравственности». В рамках этого предмета существует четыре программы. Одна построена на общечеловеческих философских постулатах для тех родителей, которые хотят, чтобы детей воспитывали вне контекста какой-либо веры. Три остальные разработаны педагогами на основе трех наибольших конфессий, существующих в Литве: католицизм, лютеранство и православие. Таким образом, уже есть дифференциация, которая очень важна. Она, конечно, тоже не решает многих вопросов, потому что в основном влияют на исход педагогико-воспитательного процесса личности педагога и родителей. Это очень важный момент. А этих людей нужно готовить. И готовить не просто знаниями, а чтобы они сами, преподавая этот предмет, как-то менялись.
И такие тенденции уже есть. Мы встречаемся с учителями, и они действительно духовно растут: трансформируется их мировоззрение, отношение ко многим вещам, к детям. Процесс идёт. Поэтому, я думаю, что здесь нужна осторожность, деликатность. И, как я вижу, в этом отношении уже появилось потепление и со стороны чиновников, и со стороны самих педагогов. Я надеюсь, что мы пойдем путем аккуратного, постепенного введения этой воспитательной составляющей, ни в коем случае не форсируя событий.
Нужно знать, что на православии основаны наши национальные духовные традиции
— Кто занимается разработкой методических материалов?
— У нас есть коллектив, туда входят двое священников и двое мирян из педуниверситета имени Б.Гринченко. Эти люди разработали комплекты, в том числе и методички. Надо сказать, что все это еще нуждается в доработке. Мы отдаем себе полный отчет, что это еще неидеально и несовершенно. Есть надежда, что материалы будут проходить еще какую-то дополнительную редакцию. Но на сегодняшний день, мне кажется, это как раз тот путь, который следует пройти.
Соглашаясь работать над этим курсом, понимая все существующие проблемы, я и коллеги из Всеукраинского православного педагогического общества решили, что мы будем следующим путем говорить о вере, о Боге, о духовной нравственности. Мы будем говорить с позиции православия. Потому что это все-таки религия, существующая у нас более тысячи лет, она наиболее близка к нашим народным духовным традициям, у нас большинство православных верующих. Если в классе есть протестанты или мусульмане, то они могут слушать этот предмет, знакомясь с традициями, основами духовной жизни нашего народа. Чтобы мусульмане, допустим, знали, почему православные празднуют Пасху, и как они это делают. Они могут не праздновать, но они должны знать, ведь они живут в Украине, где Пасха, Пятидесятница — государственные праздники.
Те же протестанты, которые не почитают Пресвятую Богородицу, должны знать, что православные почитают Богоматерь и как они это делают. Например, праздник Покрова Пресвятой Богородицы у нас считается казацким праздником. Таким образом, очень важно не насильно принуждать как людей церковных, так и нецерковных получать информацию, а постепенно подводить и приучать их к осознанию того, что действительно есть Бог, что жизнь с Богом — это жизнь в Церкви, что то, чему мы в жизни учимся и что приобретаем (и материальные, и духовные блага) — это все нужно использовать ради Бога, для Бога.
Успех правильного воспитания — в глубоком рассуждении и терпении
— Отец Лонгин, в завершение нашей беседы мы хотели бы обратиться к Вам каждый за советом в своей сфере.
Вы дали мудрую и взвешенную рекомендацию относительно преподавания, изложения основ христианства для ребенка. В связи с этим вопрос такой. Воспитывая детей, хочется, чтобы они, зная христианские принципы, не просто слепо им следовали. Ведь мама с папой не всегда будут рядом. Не всегда ребенка, а потом и взрослого человека будут окружать верующие люди. На чем же сделать акцент в воспитании, чтобы, когда человек даже и оступится, он смог все-таки вернуться на правильную дорогу? Ведь он может бросить молиться, не читать книжек. Но за что-то он должен держаться?
— Софья Куломзина, автор замечательной книги «Наша церковь и наши дети», которую, я считаю, обязательно должны прочитать и педагоги, и родители, приводит в пример маму одного известного священника. Она спросила ее о том, как ей удалось воспитать такого замечательного человека. И мама ответила, что нужно с детьми как можно больше рассуждать.
Я думаю, если мы действительно пытаемся привить детям духовные знания, основы духовной жизни, то это должно быть очень деликатно, чтобы они понимали, для чего это делается. В самом раннем возрасте — лет до восьми — ребенок, конечно, еще может подражать. И ему этого достаточно. Потому что в этот период дети по своей внутренней специфике — маленькие язычники. Даже если ходят в православную церковь, то сознание их еще достаточно языческое. Потому им достаточно внешних признаков и проявлений, подражания.
Но постепенно ребенок начинает задавать массу глубоких вопросов. Не тех, которые были раньше, от 3 до 5 лет. А именно начинается серьезный вдумчивый подход, когда человечек уже старается приобретать какой-то социальный опыт и понимает, что его жизнь выходит за рамки семьи и только церковного круга общения. Поэтому очень важно прорабатывать вопросы.
Если ребенок спрашивает о том, почему кто-то неправильно поступил, надо не просто сказать, что он грешник, и все. А попробовать объяснить, какие причины могли послужить тому, что человек именно так поступил. На мой взгляд, детям нужно больше рассказывать, чтобы они догматы веры познавали не просто через заучивание «Символа веры», а через рассмотрение каких-то жизненных ситуаций, сознательно и постепенно. Прорабатывать ситуации, с которыми они или в личной жизни столкнулись, или их ближайшее окружение сталкивается. И здесь педагогам нужно быть внимательными, чуткими, следить за спецификой времени.
У меня, кстати, был такой случай, на котором я, так сказать, «обжегся». Я позволил себе поднять с детьми разговор о Гарри Поттере, не читая этого произведения. Мое мнение об этой книге сформировалось на основе фильмов, которых я видел — от силы полтора. Где-то услышав, что фильм якобы очень близок к книжке, я поверил, но оказалось, что это не так. И когда я начал с детьми говорить о Гарри Поттере, они мне начали задавать такие вопросы, на которые я просто не смог объективно ответить. И я понял, что для того, чтобы говорить с детьми на эту тему, должен эту книгу прочитать. Хочу я этого, не хочу, интересно мне или нет, но я должен прочитать. Потому что и в этой книжке есть какие-то положительные моменты, которые можно использовать для воспитания. Об этом и отец Андрей (Кураев) говорил.
Таким образом, чтобы говорить с детьми о том, что их беспокоит, нужно разобраться в предмете серьезно, а не так, как предлагают клише. Нельзя накладывать трафарет и просто говорить: это плохо, это очень плохо, это грех… Дети, может, даже где-то сами понимают, что это грех. Но иногда ведь и не понимают! Поэтому, думаю, если у нас будет осторожный, продуманный подход к воспитанию, тогда будет успех.
Всегда учись учиться
— Существует мнение: когда кто-то из родителей или оба родителя педагоги, то получается, что они родители чужих детей, всего класса, только не своих. Они постоянно заняты, особенно если уделяется должное внимание церкви. И получается, что мама то в работе, то в церкви, потому тоже преподает христианскую этику. И ей тоже нужно и понять, и осмыслить многое, это постоянная работа над собой. Можно сказать, что она, преподавая этот предмет, как-то растет вместе с детьми, развивается, это двустороннее обучение. В День учителя, что Вы пожелаете таким трудоголикам-родителям и их детям? Как маму вернуть в семью? J
— На самом деле, это классическая печальная практика, когда дети учителей и, кстати, священников тоже, иногда являются очень непростым объектом воспитания.
— Экспериментальной площадкой…
— Да, возможно, это действительно связано с тем, что они попадают под эксперимент родителей, особенно, если это первый ребенок, а родители еще достаточно молоды. Со вторым ребенком иногда проще, потому что на воспитании и обучении первого уже были набиты шишки, сделаны ошибки.
Здесь нужно понимать, что без ошибок никак. Но все же родители и педагоги, прежде чем воспитывать детей, должны внимательно постараться изучить теорию христианской педагогики (как бы пафосно и менторски это ни звучало).
Об этом интересно писал отец Василий (Зеньковский). Он говорил, что советская педагогика излишне грешила эмпиризмом, то есть, многое сразу использовалось на практике, при этом люди не продумывали, не обдумывали последствий. Ведь есть требование к священнику, что он должен заботиться о домашних (потому что если он этого не делает, как тогда будет заботиться о Церкви?), также это касается и педагога. Если он много внимания и сил уделяет другим людям, то должен находить время уделять внимание семье. Чтобы не было так: «Врачу, исцелися сам», то есть учишь других, а своих не можешь. Это, мне кажется, зависит от понимания самим педагогом того, к чему он призван, что он делает и как он это делает. Поэтому здесь человек должен в какой-то момент остановиться, задуматься и попробовать расставить акценты, упорядочить свою жизнь, чтобы свои дети не страдали.
Но есть еще один очень серьезный момент, когда семейная жизнь педагога не совсем соответствует тому, чему он учит вне. А дети сразу чувствуют эту лицемерность. Допустим, мама — учительница, вся правильная в школе (независимо от предмета преподавания), а когда приходит домой, позволяет вести себя иначе. А еще хуже, когда это касается священника. Это уже другая проблема, и тут уже опять-таки нужно начинать с изменения самого себя.
Есть еще один момент, когда родители — педагоги или священники — очень требовательны к своим детям, чья жизнь в таком случае проходит под строгой системой запретов. Так как не хватает времени на своих детей, они не предлагают альтернативы. Проблема в чем? Допустим, если нельзя смотреть телевизор, тогда предложи что-то другое: сходи с ребенком в парк, зоопарк, почитай с ним книгу. А так просто запрещать раз за разом нельзя, ведь человек не будет поднимать себя к воспитательной работе, думая, что достаточно того, что он ограждает детей от зла и кормит-одевает. Тут могут быть проблемы.
Если же дети педагогов уже взрослые, то я хочу посоветовать, чтобы они не были строги к своим родителям. Потому что наше поколение многому не учили. Люди многого не знали, не понимали. Многим приходилось на своем опыте, на опыте близких — детей, мужей, жен — через ошибки приобретать какой-то духовный опыт. Это неизбежный период, поэтому нельзя ни в коем случае винить своих родителей, нужно им посочувствовать, но для себя сделать вывод, как не нужно поступать. Нет худа без добра, и из такой ситуации тоже можно извлечь определенную пользу. Потому что еще не известно, как у самих детей в будущем получится воспитать уже своих детей. В духовной практике известно: если кого-то в чем-то осуждаешь, обязательно сам попадешь в эту историю. Поэтому не нужно осуждать, винить родителей, нужно отнестись к ним с пониманием, ведь они зла не желали, но по неопытности и незнанию, естественно, могли оступаться. Нужно просто молиться и продолжать жить, быть детьми этих родителей.
А если это еще дети маленькие, тоже не осуждать. Это прежде всего. И пытаться разобраться вместе с родителями: задавать им какие-то жизненные вопросы. Если дети искренне хотят получить на них ответы, то, хотя родители и неопытны, и не всегда в состоянии ответить, по искреннему желанию Господь обязательно пошлет старших людей, которые подскажут, помогут, объяснят и ребенок найдет ответы на вопросы, и все компенсируется, сбалансируется.
— Спасибо большое за беседу!
В гостях у игумена Лонгина побывали:
Юлия Коминко, Ирина Опатерная, Юлия Гурец
Материал подготовила Виктория Кочубей