Игуменья Нонна (Багаева): Я была заурядным режиссером
В Северной Осетии в начале двухтысячных стараниями пяти сестер, среди которых игуменья Нонна, началось строительство женского монастыря. Сейчас на месте бывшей трудовой колонии стоит обитель, ставшая утешением для осетинского народа в его бедах. О трагедии в Беслане, о войне в Южной Осетии, о забытой истории и вере в лучшее «Правмиру» рассказала матушка Нонна.
У монахов на лбу крестики светятся
Кабинет настоятельницы Аланского Богоявленского монастыря матушки Нонны залит ласковым южным солнцем. Оно отражается в многочисленных иконах, золотом ложится на потертые папки с документами, которыми завален большой стол. На стене висит осетинский бело-красно-желтый флаг, из-под груды коробок с костюмами и декорациями – монастырь готовит детское рождественское представление – выглядывает пианино. Матушка молча перебирает четки – думает, с чего лучше начать историю о том, как рыльский старец напророчил журналисту Наталье Багаевой скорое монашество.
В начале двухтысячных жители республики массово ездили в Рыльский Свято-Николаевский монастырь к старцу Ипполиту. Юристы, историки, люди верующие и скептики преодолевали расстояние в 1600 километров, чтобы его увидеть. Однажды в Рыльск отправилась съемочная группа североосетинского отделения ВГТРК, и вместе с ними 26-летний режиссер, тележурналист Наталья Багаева, которая вообще-то и в церковь ходила только после долгих уговоров своей набожной старшей сестры.
Рыльский Свято-Николаевский мужской монастырь. Фото: Aleksandra057 / Wikimedia commons
Наталью поразила жизнь монастыря, внешне граничащая с нищетой, но богатая духовно. На одном из богослужений впервые пошатнулось ее неверие, а на следующий день она пошла к старцу Ипполиту просить об интервью.
– Он на меня смотрит и спрашивает: «Что это такое?» – вспоминает игуменья. – А еще сказали, прозорливый старец!
– Батюшка, я вам буду задавать вопросы, а вы отвечать. Вот это называется интервью.
– А я не умею разговаривать.
И что на это ответишь? Я встала, раздраженная, хотела выйти. Он взял меня за руку и, явно совершенно надо мной подтрунивая, смотрит, глаза голубые:
– А ты знаешь, что ты монахиня?
Моя кавказская кровь закипела:
– Откуда вы можете знать, кто я? Вы меня первый раз видите. Я вон в церковь не хожу.
– У монахов на лбу крестики светятся.
Меня это ошарашило. Не потому, что он мне это присвоил, прибил на лоб этот крестик. А потому, что вдруг я об этом серьезно задумалась.
Вы попадаете в орбиту их молитвы
Наталья собиралась уехать, но в тот же день заболела, и в этом, по словам матушки, был Божий Промысл. С температурой под 40 она пролежала в паломническом домике неделю, а как будто целую новую жизнь.
Архимандрит Ипполит
Когда Наталья выздоровела, она еще раз пошла к старцу и вышла от него с такой легкостью, что «разбежаться бы и полететь над этим Сеймским раздольем». В Рыльск ехали те, кому больше некуда было податься. Люди, отсидевшие полжизни в тюрьме, блудницы. Старец принимал всех. Даже намека не было на брезгливость. С наркоманом или алкоголиком он мог часами разговаривать под дубом, а иному, благополучному вроде бы человеку, ничего, кроме «здравствуй», не говорил. Он мог купить у вдовы больную корову, как если бы она была лучшей в стаде, только чтобы душа человека порадовалась.
– Помню, на сборы отправил в Москву. Смирял меня по-крупному, – рассказывает матушка. – Что такое сборы?
Видели когда-нибудь монахов с ящиками? Вот это были мы. А я тогда училась в Москве на режиссера, сейчас это называется Медийная академия.
Так получилось, что меня благословили собирать у метро на Шаболовке. Каждое утро внутри меня начиналась борьба. У меня два высших образования, я заканчиваю аспирантуру, зачем мне это надо, я что, с ума сошла? Потом смотришь: одна молится, другая молится. Помолилась сама, и все нормально. Так вот стояла я на Шаболовке, и мимо меня ходили мои коллеги.
В один прекрасный день слышу голос: «И долго ты тут стоять будешь?!» Еще глаза не подняла, поняла: это мой научный руководитель Надежда Львовна Горюнова. «Что ты тут делаешь? Ты не знаешь, что Патриарх запретил сборы?» А я уже не могла уйти. Соприкосновение с людьми, которые ведут святой образ жизни, меняет судьбу. Даже если вы ничего не делаете. Вы попадаете в орбиту их молитвы, и все.
Монастырь – это легкие народа
Матушка Нонна получила благословение на постриг и уехала в Осетию. Вместе с четырьмя монахинями она организовала сестричество, а через два года, в 2004-м, приступила к строительству монастыря. Место для обители на въезде в Алагирское ущелье указал старец Ипполит.
Строительство дома для паломников. Фото из архива монастыря
Он сказал, что монастырь станет мостом между северной и южной частями Осетии. Монахиням отдали землю с полуразрушенными домиками бывшего пионерлагеря «Восход», который еще раньше, в 50-е, был колонией строгого режима.
Строили монастырь большей частью своими силами. Часто не хватало средств, но Бог, как говорит настоятельница, не оставлял, откуда-нибудь да появлялась помощь в самый нужный момент. До сих пор на территории обители можно увидеть следы стройки.
Возведение монастырского храма. Фото из архива монастыря
– Святые отцы говорят, что монастыри – это легкие народа. Если у человека больные легкие, он задыхается. А у осетинского народа традиция монашества была прервана давно. То, что сегодня есть два аланских монастыря Русской Православной Церкви, я считаю личным молитвенным подвигом архимандрита Ипполита.
Мы, монахи Осетии, молимся о сохранении нашей православной родины, малой и большой. Я уже не говорю об утешительной роли обители. Наш монастырь за короткое время существования столько пережил со своим народом…
Бог приводит людей, каждого со своей болью, и монах должен воспитать свое сердце так, чтобы боль приходящего становилась его болью.
Тогда человек уйдет утешенный и ободренный. В этом величайшая миссия монастыря.
Страшный вопрос матерей Беслана
Матушка называет Богоявленский монастырь ровесником бесланской трагедии. В июле 2004-го началось строительство обители, а 1 сентября террористы захватили школу № 1 города Беслана. В заложниках оказались 1128 человек. 334 человека погибли, из них 186 детей.
– Тогда остаться в стороне было все равно что умереть. Я про себя скажу. Все три дня я не могла ни говорить, ни молиться. На меня такой ступор нашел от этого бессилия. И глубочайшее сожаление, что нет возможности рядом с ними умереть сразу, что надо жить дальше с этим.
У нас еще и монастыря не было, одни руины, а люди, потерявшие детей, практически сразу после трагедии стали к нам ехать. Они задавали один страшный вопрос: «Где был Бог, когда это все происходило?» Тогда я еще не знала, что отвечать.
Мне помог берлинский священник, отец Андрей Сикоев. Он сказал: «Бог был там. Был в зале и вместе с ними страдал». И это была правда.
Отец Андрей, осетин по происхождению, привез из Берлина в Беслан самолет гуманитарной помощи. Он приехал в монастырь вместе с владыкой Феофаном, который и благословил строить реабилитационный центр в женской обители. Матушка Нонна сначала даже загрустила. Ей хотелось другого монашества, тихого, закрытого от мира, созерцательного. Но пришла нужда и, еще не имея собственных келий, монахини стали строить центр.
Дети войны. Фото из архива монастыря
Первых гостей он принял в 2007 году. Это были дети, пережившие бесланский теракт. В 2008 году случился грузино-осетинский военный конфликт, и монастырь принял беженцев. Самых маленьких селили в реабилитационном центре. Еще через год монахини стали принимать ребят, попавших в тяжелую жизненную ситуацию. Кроме того, в монастырь приезжают дети с нарушениями психоэмоциональной сферы. Для них организуются ежегодные летние лагеря с участием московских психологов. За 10 лет существования центр принял около 7 тысяч детей.
– Каждый сентябрь, когда мы приезжаем в школу, в тот спортзал на панихиду по убиенным, я смотрю на пол и понимаю, что он залит кровью мучеников. Ни на йоту не легче. Никому не верьте. Для кого-то, может быть, это далекая, забытая трагедия, а наш народ переживает Беслан каждый год. Теракт унес 334 жизни. Это те, кого мы знаем. А за ними были инфаркты, инсульты, суициды. Для нашего народа это большая трагедия.
Все эти годы мы принимали людей и продолжаем принимать. И центр нужен. К нам приезжают разные люди, не только православные – мусульмане, неверующие. Был случай, мужчина привез сына. В теракте у него погибла жена и второй ребенок, а выживший мальчик получил ранение. Он сестрам говорит: «Моим ребенком занимайтесь, но мне ничего про Бога не рассказывайте». Внутренний протест у человека.
Ну, мы и не рассказывали. Но так или иначе перед трапезой люди молятся, утренние и вечерние молитвы читают. Самой большой наградой для сестер было, когда на одной из последних трапез мужчина перекрестился. Сестры это друг другу как великую радость сообщали. Значит, что-то внутри оттаяло у человека.
Реабилитационный центр. Фото из архива монастыря
Монахини раздавали солдатам крестики
Еще одно большое испытание, которое монастырь вынес вместе со своим народом, – грузино-осетинская война. Мимо монастыря в Цхинвал колоннами шла российская военная техника, а в обратную сторону, в Россию, – беженцы. Монахини раздавали солдатам крестики и молитвенные пояса, пострадавшим мирным людям давали кров и еду.
Ежедневно совсем небольшой монастырь кормил до 100 человек, около 150 человек жили в нем постоянно. Матушка Нонна вспоминает, что тогда они отдали все до последнего. Удивительно, но именно после той войны, потратив все, монастырь зажил полегче, а его насельницы перестали считать копейки на хлеб.
2008 год
– Мы тогда, как и говорил старец Ипполит, стали мостом между Севером и Югом. Участвовали в благотворительной миссии Московской Патриархии, развозили помощь по дворам, знали пострадавших, погорельцев в лицо, – вспоминает настоятельница. – Была у нас женщина Лиля, заслуженный педагог Южной Осетии. У нее сгорела квартира в Цхинвале. Мы три раза привозили ей помощь. Потом она попала с детьми к нам в монастырь и приняла у нас крещение. Ее поразило, что Церковь донесла до нее помощь. Вера появилась, что Бог ее не оставил.
Война 2008 года. Фото из архива монастыря
Язык, на который переведена Библия, умереть не может
Богоявленская обитель проводит большую просветительскую работу. Для Осетии-Алании, принявшей православие на 50 лет раньше Руси, христианские и монашеские традиции абсолютно естественны, есть свои почитаемые святые, однако богатейшая история просто забыта.
Матушка Нонна говорит, что такая обрубленная память калечит народ, поэтому монахини изучают прошлое православной Осетии сами и делятся знаниями с прихожанами. Кроме того, с первых лет жизни монастыря насельницы занимаются переводом богослужебных текстов на осетинский язык.
Шестопсалмие. Фото из архива монастыря
Главный переводчик в монастыре – благочинная матушка Георгия (Бестаева), тоже в прошлом журналист. Она говорит, что духовные смыслы осетинский язык иногда может выразить даже глубже, чем русский. Например, самое обычное слово «живой» по-осетински «ӕгас», «удӕгас». «Удӕгас» буквально означает «имеющий живую душу». Другое значение слова – целый: чтобы быть живым, надо быть целым физически и духовно.
– Сейчас много говорят о том, что осетинский язык утрачивается. Да, Владикавказ – это русскоговорящий город. Но в других городах и селах Северной Осетии, в Южной Осетии люди говорят на осетинском.
Когда человек слышит Слово Божие на своем языке, у него кровь по-особенному по жилам бегает.
Я столкнулась с тем, что некоторые люди перевод воспринимают как националистические движения. Это величайшее заблуждение.
Привести целый народ ко Христу можно только через богослужение на родном языке. И ничто не может послужить сохранению языка больше, чем молитва на нем. У переводчиков Российского библейского общества есть негласный девиз, который нам очень нравится: «Язык, на который переведена Библия, умереть не может».
Игуменья Нонна с сестрами. Фото из архива монастыря
На Рождество нужно ставить сказки
Матушку Нонну в Осетии знают практически все. Находятся и дальние родственники, которые помнят, какой неожиданностью ее постриг стал для семьи, и коллеги коллег по осетинскому телевидению, рассказывающие о ее режиссерском таланте.
– Врут, не верьте, – не дослушав про талант, обрывает матушка. – Это все миф. Люди любят придумывать: «Ой, ушла в монастырь, а была-а… Вот если бы не ушла!» Абсолютно заурядный режиссер я была. Обычный телевизионщик. Как-то пересматривала свои передачи и не поняла, что в них такого.
Я же вообще училась на истфаке. Сначала хотела стать летчиком, как папа. Папа не пустил. Потом юристом, как моя старшая сестра. Мама сказала: «Нечего». Потом хотела быть пианистом, как моя вторая сестра. Но здесь папа сказал, что у меня нет такой усидчивости и жертвенности к музыке. А все, кто не знал, куда деться, шли тогда на истфак.
На третьем курсе я познакомилась с ребятами с факультета журналистики, которые создавали молодежную редакцию на республиканском ТВ. Они предложили сыграть роль режиссера в новогоднем спектакле. Сыграла и стала. А в Москве, когда я училась на режиссера, мы ставили спектакль «Волки и овцы» Островского. Я играла Глафиру, которая в первом акте ходит в монашеской одежде. Вот как интересно.
Матушка Нонна
В 2013 году к годовщине смерти архимандрита Ипполита игуменья Нонна сняла фильм «Старец». До этого матушка 10 лет не брала в руки камеру. Говорит, некогда было, строили монастырь. В фильме она все-таки отвечает на вопрос, с которым на изломе веков, другим человеком из другой жизни отправилась в Рыльскую обитель: «Благодатный мир в душе стяжал подвижник, и поэтому к нему стекалось множество людей».
– Фильм «Старец» простой. Он хорош своими историями, но технически слабый. Тем не менее, я рада, что он состоялся. У меня был внутренний долг. Я же тогда не сняла ничего.
Старец меня так ошарашил этим монашеством, что я даже камеру в руки не брала. Ходила, как сомнамбула, по монастырю и не понимала, что у меня меняется в голове и сердце.
Но и без камеры, в заботах о монастыре и сестричестве матушка Нонна оставалась режиссером, правда, театральным. Ежегодно для детей из прихода монастырь ставит рождественские представления. Сначала это были небольшие сказки в трапезной, теперь – полноценные спектакли на сцене театра во Владикавказе.
Воспитанники реабилитационного центра
– Молитва и творческий процесс – лучшее, что может собрать вокруг себя разных людей и сделать нас одной рождественской семьей, – говорит матушка. – 2 января участники спектакля заезжают в монастырь, в этом году их было 80 человек. Вместе мы репетируем, на сочельник причащаемся, встречаем Рождество. Меня это очень радует. Потому что на Рождество нужно ставить сказки. Вообще нужно ставить сказки, читать их с детьми. В сказках добро побеждает зло. Сказка не может быть не христианской.
После беседы матушка Нонна отправляется в свою келью. Во дворе ее встречают прихожане, местные и приезжие из Москвы, просят благословения сфотографироваться. Игуменья быстрым привычным движением крестит склоненные головы, улыбается на камеру и уходит. Но прежде зовет всех в гости летом. Говорит, в это время года в горах особенно хорошо.
Фото из архива монастыря
Справка:
Северная Осетия – наследница средневековой христианской Алании и единственная православная республика на российском Северном Кавказе. До революции здесь действовали более 100 храмов, мужской и женский монастыри, но после 1917 года их закрыли, а настоятельницу женской обители, игуменью Клавдию, сожгли заживо. Монашескую традицию удалось возродить только в начале XXI века. В 2000 году был основан Аланский Успенский мужской монастырь, в 2004 году – Аланский Богоявленский женский. Обе обители появились при большом духовном участии архимандрита Ипполита (Халина), настоятеля Рыльского Свято-Николаевского мужского монастыря.
Фото из архива Аланского Богоявленского женского монастыря