…Антонио Гауди не любил фотографироваться. Барселона не знала в лицо человека, который прославит её больше, чем Арагонские короли, каталонские сепаратисты и безумные сюрреалисты. По благословению папы Римского правительство похоронит его в крипте собора Святого Семейства, над которым он трудился 43 года.
В тот вечер 73-летний архитектор вышел из строящегося собора Саграда Фамилиа и направился в свой излюбленный маленький храм на вечернюю службу. Так завершал он каждый рабочий день. «Приходите завтра пораньше, Висенте, и мы сделаем ещё много чудесных вещей», — сказал он напоследок помощнику.
Саграда Фамилиа — собор Святого Семейства, называемый также храмом Искупления, — остался неоконченным. Главное произведение Антонио Гауди начали строить без его участия — и без него, если даст Бог, однажды закончат. Гауди это, видимо, понимал. Говорят, на упрёки в медлительности архитектор отвечал просто: «Мой Клиент не торопится».
То, что серьёзный проект был доверен такому молодому специалисту — без имени и с довольно скромным опытом, — удивительно. Строительство собора велось уже несколько лет, но из-за разногласий заказчика с исполнителем возникла необходимость в замене архитектора. Другой маститый зодчий, которому предложили эту должность, по своим причинам отказался — зато посоветовал обратить внимание на Антонио Гауди. В то время — 1883 год — Гауди, 30-летний выпускник Высшей Архитектурной школы, работал чертёжником в архитектурном бюро у своего бывшего преподавателя. Поистине чудо, что заказчик принял эту рекомендацию. Возможно, не последнюю роль сыграла необычная внешность Антонио. Попечитель проекта рассказывал о своём сне: ему снилось, что собор построит человек с голубыми глазами. А Гауди был рыжеволосым и голубоглазым, что для каталонца весьма необычно. Об этих его «неотразимых глазах пророка» вспоминали впоследствии многие.
Идея строительства храма принадлежала Хосе Марии Бокабелья — лавочнику и библиофилу, основателю Общества почитателей святого Иосифа. Именно данное общество, а не Церковь, выступало заказчиком проекта. Это движение верующих мирян возникло как реакция на общую секуляризацию, на забвение традиционных ценностей. Будущий храм не зря посвящался семейству Спасителя — Его Матери, праведному Иосифу, братьям Господним, пророку Давиду, к которому восходило земное родство Христа. Своим явлением собор должен был вновь напомнить миру о ценности семьи. И мотив Искупления не случаен — Искупительным назвали храм не потому, что с его помощью кто-то надеялся откупиться от грехов. Новая церковь призвана была напоминать человечеству, какою дорогою ценою оно куплено, и удерживать его от возвращения в рабство греху.
Гауди загорелся. Изначальный замысел его был грандиозен: собор Саграда Фамилиа должен быть стать выше ватиканского Сан-Пьетро, больше венецианского Сан-Марко. Но вряд ли архитектор, а уж тем более его благочестивые заказчики представляли, что будущий храм станет новой главой в истории искусств и первой достопримечательностью Барселоны.
Высказывания Гауди, поясняющие его художественные устремления, дошли до нас едва ли не случайно, в пересказах друзей и учеников. Прокладывая новую колею в архитектуре, он никак не стремился оформить своё творческое кредо. «Люди делятся на две категории, — говорил он. — Первые говорят, вторые действуют. Я лишён дара адекватно выражать себя словами. Я не способен объяснить кому-либо свои художественные концепции. Я даже не формулирую их. У меня никогда не было времени размышлять над ними. Всё своё время я посвящал работе».
Вот те немногие «программные» мысли Антонио Гауди, что дошли до нас. Все они — о Боге как Творце, о соработничестве Бога и человека, осмыслении мира живой природы как неисчерпаемого источника идей и форм.
«Человек постоянно находится в процессе творчества. Но человек ничего не создаёт. Он открывает. Тот, кто стремится постичь законы природы для обоснования своей новой работы, трудится совместно с Создателем». И ещё: «Архитектура создаёт новые организмы и, следовательно, в ней действует закон, созвучный законам природы; архитекторы, не осознающие действия этого закона, создают глупости, а не произведения искусства».
Фото: http://otrok-ua.ru
Действительно, архитекторы древности учились у природы и в поисках гармонии обращались прежде всего к творениям Божиим. Лучшие храмы античности соотнесены в пропорциях с пропорциями человеческого тела. Колонные залы древнеегипетских храмов напоминают окаменевшие рощи. Однако никогда зодчество не повторяло творения природы буквально…
Гауди пошёл дальше. Он населил свой город многоэтажными скалами и каменными пещерами, словно изъеденными волнами и ветрами. Разбросал по фасадам пёстрые цветочные поляны из керамики и муранского стекла. Его дома, по словам писателя Петра Вайля, не высятся, а стекают сталактитами. В барселонскую почву врастают крепкие стволы каменных пальм, а на широких бульварах, словно на морском песке после отлива, вьются железными водорослями перила лестниц и балконов. Даже Саграда Фамилиа при первом беглом взгляде напоминает песочный замок — такие строят дети, играя на берегу моря.
Связь с природой была его потребностью с раннего детства. Антонио был лишён подвижных игр, поскольку страдал ревматическим артритом. Среди его первых воспоминаний — подслушанный разговор родителей и врача, который предрекал ребёнку весьма короткую жизнь. Взрослый Гауди признавался, что в тот момент почувствовал непреодолимое желание жить. И впоследствии приложил много сил, чтобы жить полноценно. Следуя медицинскому предписанию, он на всю жизнь сделался вегетарианцем и с ранних лет приобрёл привычку, вопреки сильным болям, совершать длительные прогулки пешком. Долгие часы в окрестностях родного Реуса, а также дни вынужденного одиночества во время тяжёлых приступов многое дали юному художнику, сфокусировав его пристальное внимание на мире природы. Скорый бег облаков, цвет прибрежных камней, изгиб реки и абрис далёких гор, среди которых — чудесный Монсеррат…
Его любовь, его чуткость к творениям природы была не отвлечённо-эстетской, но живой, действенной. Однажды в ходе работы Гауди существенно переработал проект лестницы с тем, чтобы сохранить большую сосну. На возражения он отвечал: «Я могу сделать лестницу за три недели, но мне понадобилось бы двадцать лет, чтобы вырастить такую сосну!»
Фото: http://otrok-ua.ru
От зрителя, в восхищении разглядывающего творение архитектора, зачастую скрыта прозаическая «матчасть» — сложная кухня многообразных расчётов и вычислений, тонкости сопромата и материаловедения, та алгебра, которая в зодчестве неизбежно предшествует гармонии. Гений Гауди, казалось, решал технические задачи с фантастической лёгкостью. «Природа, — любил повторять он, — не геометр, а ваятель». Оттого и здания его — это, скорее, скульптуры, и всё зодчество его — ваяние.
Известно, что во избежание деления большого пространства на части Гауди изобрёл собственную безопорную систему перекрытий. Даже в век, когда за архитекторов давно думают компьютерные программы, подобные расчёты может производить только специальная программа НАСА, созданная для расчёта траектории космических полётов.
Одна из невероятных черт гениального каталонца заключалась в способности возводить дома без чертежей, по беглым наброскам и создаваемым на ходу макетам. Помощник рассказывал, как архитектор ставил задачу сооружения винтовой лестницы. «Гауди не показал ни чертежа, ни модели. Слегка закруглив и вытянув перед собой руку, словно держась за воображаемые перила, архитектор быстрыми шажками сделал на месте несколько небольших кругов, как будто поднимаясь по ступенькам. „Это надо сделать так“, — коротко сказал он».
Неудивительно, что после смерти Антонио процесс строительства собора затруднился в разы. А когда летом 1936 года анархисты сожгли мастерские Гауди, — стройка остановилась на двадцать лет. Замысел зодчего восстанавливали, как утраченную мозаику, по частям собирая эскизы, сохранившиеся у учеников, и фотографии макетов. Кстати, «прозреть» в макете храма Святого Семейства, составленного из подвешенных мешочков с песком, пространственную модель собора смогли только современные компьютеры.
Как и многие зодчие его масштаба, Гауди считал искусственным разделение на градостроительство, архитектуру и дизайн. С равной страстью и талантом он воплощал любой проект — от комнатной мебели до огромного паркового комплекса. Гениальный строитель не исключал в нём превосходного рисовальщика. Сильнейший творческий темперамент, требующий безоговорочного доверия от заказчика, он парадоксально сочетал с простотой и смирением.
Фото: http://otrok-ua.ru
Снискав славу и уважение «хорошего общества», став желанным гостем в лучших домах Барселоны, Гауди не стеснялся своего простого происхождения. «Своим хорошим пространственным воображением я обязан тому, что я сын, внук и правнук котельщика. Мой отец был кузнецом, и мой дед был кузнецом. Со стороны матери в семье тоже были кузнецы; один её дед бондарь, а другой — моряк, а это тоже люди пространства и расположения. Все эти поколения дали мне необходимую подготовку». Он был безмерно привязан к семье и очень благодарен родителям за те жертвы, на которые они пошли, чтобы дать ему и его брату высшее образование. Гауди так никогда и не был женат, и в какой-то момент перевёз свою семью из Реуса в Барселону, чтобы заботиться обо всех.
Его любили рабочие, его всегда считали за своего. Нравился людям и патриотизм архитектора. Когда король Испании посетил их строительную площадку, Гауди не пожелал говорить с ним на испанском — только на каталанском. В те годы Каталония переживала не самый лёгкий период в своих отношениях с Мадридом. Нет, Антонио Гауди никогда не был сепаратистом. Но запрет на употребление родного языка безмерно ранил его. Общаясь по работе с большим числом людей, он был склонен скорей прибегать к услугам переводчика, чем переходить на испанский.
Даже перед смертью он выбрал остаться в убогой больнице для нищих, где наутро после трагедии друзья разыскали его, совсем ослабевшего. Помочь ему уже было нельзя. Умирающий мастер и слышать не хотел о переводе в частную клинику. «Моё место здесь, среди бедняков»… Антонио просил лишь Причастия.
Ежедневные богослужения, постоянный пост, равнодушие к материальным делам давно стали частью его самого — под конец жизни вся Барселона считала престарелого архитектора чуть ли не юродивым. В молодые годы вера, привитая ему матерью с детства, была испытана сомнениями. В жизни Антонио был период, когда он стремился стать частью «прогрессивного общества», сиживал в кафе, интересовался модой и социально-политическими течениями, — не обошли его стороной и общие для молодёжи антиклерикальные настроения и скепсис. Парадоксальным образом, обратно к религии подтолкнул его пылкий патриотизм. Именно в религии он видел силу, способную укрепить Каталонию, спасти её от наползавшего индустриального хаоса и смешения понятий.
Фото: http://otrok-ua.ru
Но, по всей видимости, зрелой, осмысленной верой Гауди был обязан одной встрече. К нему за помощью обратился епископ Хуан Батист Грау, его земляк. В Асторге сгорел епископский дворец. Архитектор был загружен работой по постройке собора и дворца своего главного мецената и друга — Гуэля, однако не отказал — и вскоре представил проект реставрации. Монсеньор был в восторге от работы Гауди. А тот, в свою очередь, всей своей детской душой откликнулся на ненавязчивую пастырскую заботу епископа. «Никогда я не встречал более сильной, направленной на благое дело воли», — говорил о нём Гауди. Именно Грау подарил архитектору книгу «Божественная литургия», которая перевернула жизнь Антонио.
Когда монсеньор Грау слёг с гангреной, друг устремился к нему. «Знаете, почему я понимал, что епископ умирает? Я нашёл его таким чудесно преображённым, что почувствовал: он не выживет. Он был прекрасен, слишком прекрасен. Всё индивидуальное в нём исчезло. Черты лица, румянец, голос. А совершенная красота не может жить».
Смерть друга так поразила художника, что первый же Великий Пост он решил провести по всей строгости. Он и раньше не ел мяса, теперь же дошёл до того, что практически перестал принимать пищу — и вскоре слёг. Ни отцу, ни врачам не удавалось уговорить его поесть. Антонио прислушался лишь к священнику, который нашёл верные слова: напомнил ему о главном деле его жизни и убедил оставить пост ради работы. Гауди вернулся к строительству, приняв решение заменить подвиг воздержания отказом от жалования архитектора. Все доходы от частных заказов он относил в кассу стоящегося храма. В трудные времена, когда пожертвования не поступали и стройка останавливалась, Гауди сперва отдавал свои сбережения, потом отправлялся с протянутой рукой к богатым горожанам, а затем ходил по домам рабочих, уговаривая их потрудиться без жалования. Говорили, что своими глазами он словно мог передвигать людей и предметы. И ему каждый раз удавалось возобновить стройку.
Фото: http://otrok-ua.ru/
Всего 12 зданий возвёл в Барселоне Гауди. Не так уж много, но именно его руками вылеплен лик современного города. Сегодня Барселона полна произведений, созданных в фарватере фантазии Гауди. Однако путь, избранный им в архитектуре, не сразу стал широкой дорогой. Многих «голосистых» деятелей искусства Гауди пугал, отталкивал, и они не скупились на едкие филиппики в его адрес. Впрочем, не один Гауди, но и то художественное направление, которым так упивались мастера в начале ХХ века, вскоре было забыто, «отложено». Стиль, который мы привыкли называть модерном (во Франции привычнее название ар-нуво, в Италии — либерти, в Германии — югендштиль), расцвёл в эпоху, когда европейская культура находилась на пике поиска и открытий. Однако цивилизации, пережившей ужасы Первой Мировой, изысканные линии модерна уже казались чем-то чужим и далёким. Начиная с 20-х годов с лёгкой руки идеологов «современного движения» в городских ландшафтах возобладало нечто квадратное, функциональное, типовое. «У Корбюзье то общее с Люфтваффе, что оба потрудились от души над переменой облика Европы», — иронизировал поэт. Однако и «поэзия прямого угла» вскоре себя исчерпала, и в 1960-х Европа заново открывала для себя удивительную архитектуру начала века. Вот тогда началось настоящее осмысление наследия Антонио Гауди.
Напрасной была бы попытка замкнуть его творчество в рамки одного стиля. Как модерн вбирал в себя гармонии разных эпох, так и архитектура Гауди «цитирует» всю историю Испании, с особенной нежностью — национальные традиции родной Каталонии. Среди образов символики библейской и христианской то и дело сквозят символы, понятные лишь каталонцу.
Согласно парадоксальному определению исследователя Р. Хьюза, «архитектура Гауди — отсроченное барокко, которого Барселоне вовремя не досталось, мистическое, траурное, праздничное, смелое, метафоричное, сознающее свою роль „зеркала мира“». И ещё: «Гауди был величайшим архитектором и, как многие считают, величайшим деятелем культуры из всех, что рождала Каталония со Средних веков».
Будет ли завершена Саграда Фамилиа? После смерти Гауди многие художники требовали остановить возведение собора, чтобы нелепыми добавками не разрушить гениального замысла. Мол, не пытаемся же мы приделать руки Венере Милосской. И всё же мало-помалу храм строится. Власти Барселоны планируют завершить строительство к 2030 году.
А в 2015 году, как ожидается, Ватикан издаст документ о беатификации Антонио Гауди: архитектор, согласно католической практике, может быть причислен к лику блаженных.
Гении в глазах общества нередко бывают чудаками, «со странностями», «не от мира сего». Антонио Гауди был «не от мира сего» именно в евангельском смысле.
Как-то один епископ спросил Гауди, почему он так беспокоится об отделке шпилей — ведь никто не увидит их. «Монсеньор, — ответил Антонио, — их будут разглядывать Ангелы».