– Слышала от нескольких молодых мам мнение, что книга не отвечает на конкретные вопросы по воспитанию, тогда для чего она?
– Это понятно, ведь книга – не рекомендации доктора Спока из серии, как правильно кормить ребенка и правильно его выгуливать. Книга написана христианином и совсем не для того, чтобы быть инструкцией по воспитанию, которая работала бы для всех. Ее задача – настроить родителя на правильный христианско-педагогический тон.
Книга, как мне кажется, дает возможность выстроить само пространство семьи, понять, кто ты в этой семье как отец или как мать, кто твои дети в этой семье, что вас, прежде всего, связывает как родителей и детей. Что в семье стоит на первом месте. Как обычные бытовые трудности, которые случаются с каждой семьей, пережить по-христиански. Не понять, а именно пережить все эти детские ссоры, детские драки, детскую гордыню, родительское тщеславие, родительскую мощь и силу, и власть, и возможность манипуляции, и возможность применения силы, и возможность наказания, и возможность всего, чем оперирует педагогика.
– Может быть, родителей пугает заявленный уровень, что их задача – воспитать детей для Царствия Небесного. Вместо этого хочется же рекомендаций – как сделать, чтобы ребенок, например, хорошо учился, окончил школу, стал самостоятельным…
– Да, потом поступил в институт, женился, и вроде бы все хорошо, родитель ни за что не отвечает, его дело – только с внуками поиграть. Недавно я был на прямом эфире одной православной программы. Позвонила женщина, рассказала, что у нее уже взрослый сын, что ему уже за тридцать, а ни семьи, ни работы нормальной, и, кажется, проблемы с алкоголем. После чего последовал неожиданный вопрос: «А я вообще за это отвечаю?» То есть маму заботит вопрос, виновата она в этом или нет. Если она в этом не виновата, то все в порядке, и пусть сын делает все, что хочет. А если виновата, значит, надо идти в храм и каяться.
Такая родительская позиция с самого начала очень проигрышная, ошибочная, и даже она – не родительская, когда человек делает что-то, чтобы меру своей ответственности максимально ограничить: вот я за это отвечаю, а вот за это я уже не отвечаю; вот это моя проблема, а это уже проблемы моих детей. Как это может быть?
Филипп Мамалакис, автор этой книги, как христианин, как член Церкви, очень хорошо понимает природу Церкви. Потому что Церковь и семья – единоприродны. Когда Господь из ребра Адама создает Еву, получается первая семья и первая Церковь. Так что отношения семьи и Церкви абсолютно соответствуют друг другу.
И исходя из того, что автор книги очень хорошо, глубоко понимает природу Церкви и в этой Церкви он по-настоящему, так же он начинает относиться к своей собственной семье.
А вообще-то ребенок – Божий
– Еще в книге звучит мысль, что надо не сделать так, чтобы ребенок вел себя хорошо, а вырастить его для Бога. Но ведь порой у людей это связывается в единое: для Бога – значит хорошо себя вести, разве не так?
– Мы понимаем, что даже Отрок Иисус «плохо Себя вел» в том отношении, что Он не был послушен Своим родителям – Матери и воспитавшему Его святому Иосифу Обручнику, убежал от них и оказался в Иерусалимском храме среди учителей, – мы знаем это из единственной сцены Его детства, которая представлена в Евангелии от Луки. Родители ругали Его потом: «Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя» (Лк. 2:48). И после этого написано, что Он «был в повиновении у них» (Лк. 2:51). Значит, до этого Он был не в повиновении?
Как раз эта книга разрушает ложное понимание, что идеальный ребенок – это послушный ребенок, или идеальный ребенок – это ребенок, который полностью соответствует представлениям родителей о том, каким он должен быть. Ребенок тебе принадлежит постольку поскольку, а вообще-то он Божий. И точно не обязан быть таким, каким его задумали родители. Он обязан быть таким, каким задумал его Господь, и твое дело как родителя – к этому быть очень внимательным, очень трепетным и стремиться понять замысел о твоем ребенке. Тогда проблемы родительских отношений, стрессов или деприваций могут быть минимизированы.
Ведь часто дети хотят до какого-то периода все время соответствовать той модели, которую выбирают для них родители, а потом эта модель их самих не устраивает. Они от этой модели начинают отказываться, против нее борются и протестуют. Родители тогда недоумевают и говорят: «Что случилось с моим ребенком? Мне такой не нужен!»
Родители начинают предъявлять претензии подросткам и укорять их за то, что они не такие, не соответствуют той модели, которую сами родители пытались вложить. Например, модель православного подростка или модель православной отроковицы, или еще какая-то модель. Но реальные подростки в эту модель не вошли и перестали для родителей существовать как дети. Ребенок это моментально чувствует, и как потом его вернуть? А потом родители приходят к священнику с вопросом: «Ой, батюшка, вот мои дети были такие хорошие, они в церковь ходили, а сейчас не ходят. Что же мне делать?»
– В книге не раз звучит мысль о том, что водить детей в храм надо так, чтобы это не стало для них неприятной обузой, от которой надо освободиться… Только как это сделать?
– Это всегда очень сложный вопрос. На него нет ответа-рецепта: если сделать вот так, то у вас будет вот это, если вы будете своих детей заставлять ходить в храм, то они обязательно из храма уйдут; а вот если вы не будете заставлять своих детей в храм ходить, то они в храме останутся. Это, конечно, не так. Конкретная модель всегда соответствует только конкретному человеку, конкретной семье, конкретным отношениям детей и родителей.
Фото: tatmitropolia.ru
Здесь важно, насколько сам родитель чувствует и понимает своего ребенка, насколько родитель со своим ребенком в духовном контакте, как родитель выстраивает свое отношение ко Христу, к храму, к вере. Часто бывает, родителям важно, чтобы дети выросли в вере потому, что они, родители, хотят затем душевного спокойствия: детей вырастили правильно, значит, эту проблему можно с себя снять. Ребенок ходит в храм, значит, все будет хорошо, в порядке. А если ребенок в храм не ходит, то ой, какой ужас. Если у родителей именно такая модель, то она ложная, это ложные отношения.
Если же моделей нет, а есть общая духовная жизнь – родители и дети, они вместе идут путем спасения и на этом пути могут быть всевозможные препятствия, всевозможные искушения, и каждый все равно идет по-своему: своим шагом, в своем направлении, со своими собственными переживаниями и сомнениями, тогда здесь все строится по-другому.
Бывает, родитель подходит к священнику и говорит: «У меня проблемы с моим ребенком». Первое, что слышит внимательный священник: «У МЕНЯ проблемы, мой ребенок стал для меня проблемой».
Ребенок не должен быть проблемой, каким бы сложным он ни был. Ребенок – всегда задача, которую должен разрешить родитель, в том смысле, что он есть задание, данное нам Богом.
Задание, но не проблема в том значении, в котором это слово сегодня звучит для всех нас – неприятное явление в моей жизни, которое мне мешает, которое я бы хотел как можно дальше от себя отодвинуть, чтобы мне было спокойней. Вот в этом смысле ребенок никогда не должен становиться проблемой, а быть задачей. И вот как раз эта книга об этом – о задаче.
– Не слишком ли высокую планку ставит книга перед родителем?
– Да, она ставит очень высокую планку. К этому надо быть готовым. Книга написана очень напряженно, написана максималистом. Но, заметьте, эту книгу Филипп Мамалакис написал не про кого-то, он написал ее про себя, про свою семью, про свои собственные отношения с детьми и вот про ту самую высокую планку, которую ему поставили дети. И он от нее не отказался. Это не значит, что он ставит ее перед всеми нами.
Филип Мамалакис с семьей
– Но читающий будет переносить на себя. Разве замечание, что нужно совершенствоваться во Христе как родители, относится не ко всем родителям-христианам?
– Ко всем. Но автор пишет именно о том, как он пытался делать это сам. Он пишет не о том, как делать вам, а каким путем прошел сам, никому ничего не навязывая. Это очень важно. Бывают такие проповеди, когда священник, иногда даже агрессивно, требует: «Вы должны быть такими! Если вы не такие, значит, вы будете вообще неизвестно кем!»
Священники предъявляют людям претензию, что те – не такие, какими они должны быть. Собственно говоря, с какой стати? Это, без всякого сомнения, насилие, когда тебя заставляют быть кем-то, глядя на тебя сверху вниз. А Филипп Мамалакис говорит от себя, про тот опыт, которым он живет. А когда человек живет каким-то опытом, значит, этот опыт применим.
Свежий христианский педагогический взгляд
– Как вы узнали об этой книге, как решили написать к ней предисловие?
– Книга вышла благодаря людям, работающим в Школе святого Иоанна Богослова, которая находится в Таллине. Это маленькая православная школа, единственная, может быть, на всю Эстонию, которая занимается христианской педагогикой как наукой. Каждый год эта школа проводит педагогические конференции, на которые приглашает прекрасных ученых, в том числе антропологов, богословов, педагогов, священников, каждый раз задавая определенную тему. Такого уровня педагогической христианской базы, думаю, нет и в России. Их конференции – не международные чтения, когда собираются много разных людей и читают много разных докладов, в том числе и формально обозначенных. Здесь именно небольшое сообщество, которое осмысляет реальные педагогические проблемы.
Именно педагоги школы познакомились с Филиппом Мамалакисом, с его книгой, и решили перевести ее на эстонский язык, а потом уже был перевод на русский язык, который, кстати, тоже подготовили они. В прошлом году на одной из таких конференций я познакомился с самим автором, он выступал со своим докладом. Я считаю честью сотрудничать с этой прекрасной школой и участвовать в этих конференциях.
– В книге звучит мысль, что дети ищут близости, а не внимания. Ведь кажется, что это синонимы – а в чем разница?
– Близость – это когда ты вместе с ребенком одинаково переживаешь какие-то вещи. А внимание – это когда ты делаешь ему подарок, когда ты исполняешь его просьбы, когда ты проверяешь его домашнее задание, когда ты идешь с ним на прогулку. Это очень важно. Но близость заключается в том, что вы вместе переживаете одинаково одно и то же. И в этом ребенок нуждается гораздо больше, чем в подарках.
– Порой воспитание воспринимается как обязанность накормить, одеть-обуть, рассказать, как не надо делать. А Филипп Мамалакис говорит, что воспитание – это не решение проблем, а любовь к детям. Вроде бы простая мысль, но как это реализовать?
– Что такое любить, мы прекрасно знаем: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13:4-8). Вот это все – педагогические максимы, которые, собственно говоря, и излагаются в книге: как это можно – не искать своего, как это можно – не раздражаться, как это можно – терпеть, как это можно – покрывать? Он приводит потрясающие примеры того, как это получается и как это не получается, а потом, с какого-то раза, получается.
– Согласитесь ли вы с тем, что книга очень непривычная и новая для нас?
– Именно, очень новая, очень непривычная. Поэтому я очень рад, что она ломает все наши сформировавшиеся стереотипы и показывает новый свежий христианский педагогический взгляд. И, главное, святоотеческий, который оказывается напрямую связан с нашей реальностью. Мы привыкли относиться к святоотеческому поучению как к чему-то совершенно далекому, абсолютно не реальному. «Ах, – говорим мы, – вот цитата из Святых отцов!» Но в нашей жизни это нас совершенно никак не тревожит.
Мы как-то привыкли говорить: «Православие, православие». Но за этим словом мы не видим и не осознаем, как люди в нашей стране, в нашей Церкви не очень понимают, что такое христианство, что такое жизнь в Боге, в любви, жизнь в Евангелии.
Они все время ищут православия как схемы, православия как четкого маршрута – делай так, и обязательно будет сяк. Они ищут православие вопросов и ответов, православие «можно» и «нельзя». Такое «православие» очень популярно, но оно часто не замечает человека.
Это «православие» может не замечать проблем своего собственного ребенка, не желает видеть ничего, кроме этих схем. К величайшему сожалению, такое очень часто бывает в православных семьях. Слишком часто для того, чтобы не беспокоиться.
Почему дети и родители должны причащаться вместе
– Вы в храме стараетесь не причащать детей без родителей? Почему?
– Не совсем так. Мы призываем родителей, чтобы они причащались вместе с детьми. Если я вижу – несколько детей стоят одни к Чаше, а их родителей нет, я говорю: «Сходите за папой, за мамой. Пусть они подойдут к Чаше вместе с вами». У нас в Церкви сложилось так, что существуют отдельные очереди из детей к Чаше. Я считаю, что это одна из ложных, придуманных нами историй. С какой стати вдруг дети в этот самый важный момент выстраиваются в свою отдельную детскую очередь и, толкаясь, пихаясь, подходят к Чаше? А папа с мамой где? А папа с мамой в этот момент стоят и разговаривают, когда дети причащаются. Опять схема: если ребенок причащается, все будет хорошо. Но это не так, речь-то про другое. Я понимаю проблему многодетных семей, когда очень трудно всем причащаться вместе. Но тем не менее.
Фото: patriarchia.ru
Я не понимаю, почему дети и родители причащаются отдельно. Что, у нас разная Церковь у детей и родителей? Или разное причастие для детей и для родителей?
– Родителям, наверное, иногда хочется спокойно помолиться на литургии?
– Не получится, исходя даже из этой книги, спокойно молиться на литургии, когда у вас есть дети. И это надо понять и принять, смириться с этим. И нечего строить картину благочестивой жизни, когда мы молимся на литургии, благочестиво стоим, а наши дети где-то там бегают. Потом наши дети причащаются, а мы благочестиво в это время болтаем с подружками.
Надо, чтобы дети и родители были всегда вместе. В Церкви дети и родители живут единой духовной жизнью, поэтому они и причащаться должны вместе.
Но, к сожалению, сегодня до сих пор православную семью больше всего заботит другое – вычитал я или не вычитал, отстоял – не отстоял. Очень часто заботит священника-контролера, который следит – все ли благочестиво, все ли так, как положено. А кем положено, кому положено, почему положено? Если наши православные семьи из этого состояния не выйдут, невозможно потом детям более или менее серьезно объяснить, почему они в детстве причащались. Они не поймут. Дети и так не понимают, зачем им причащаться.
Когда они это делают вместе с родителями, они видят, что находятся с ними в едином пространстве. Они делают то, что делают и взрослые, ведь они доверяют своим взрослым: папа и мама плохого делать не будут. Вот это логика ребенка. Никакие другие объяснения не действуют.
– В нашей реальности церковная жизнь и быт, повседневная жизнь порой выглядят параллельными линиями – почему так?
– А потому, что не надо оборачиваться на быт XIX века, не надо оборачиваться на быт XX века. Надо жить сегодня.
Надо прекратить бытовое благочестие возводить в рамки догмата, в ранг церковной традиции: «Ах, я просфорочку с утра ем, ах, я святую водичку пью, ой, я лампадочку, свечечку зажигаю, все крошечки собираю, а бумажечку от просфорочки сжигаю».
Вот это, к сожалению, у нас часто считается основным качеством духовной жизни и благочестия. Если подобное останется, тогда бесполезно читать такие книги, как та, о которой мы говорим. Потому что книги подобного рода таких людей всегда будут раздражать, возмущать, ведь они не вкладываются в рамочки, когда все просто, хорошо и надо просто правильным образом зажечь правильную свечку.
– Как бы вы пояснили слова, что ребенка нужно уважать, как икону Христа? Может показаться сложным уважать, как икону Христа, грубого, вредного подростка.
– Детей легче любить, чем взрослых. Любых детей любить легко, в том числе – вредных подростков. А взрослых любить тяжело. И всякий взрослый, которого мы обязаны видеть, как образ Христа, гораздо более отвратительный, нежели любой ребенок. Поэтому изначально это как раз образ евангельского пути, через который человек учится в принципе любить людей. Он сначала учится любить своих собственных детей, как икону. Без этого никак не научишься любить других людей, как икону Христа.