Икона Пресвятой Богородицы
Тa теплая осень особо запомнилась мне в связи со следующим событием. Шел 1973 год. После службы в армии я сразу же начал иподиаконствовать у Святейшего Патриарха Пимена, который Милостью Божией скоро очень тепло и приветливо стал ко мне относиться. Описываемое событие непосредственно вытекает из этого обстоятельства.
Как-то после службы он подозвал меня к себе и сказал: «Я хочу дать тебе одно поручение, которое заключается в следующем. Некоторые прихожане передали мне желание одной женщины подарить Патриарху икону Казанской Божией Матери. Живет эта женщина за Москвой, а потому попрошу тебя съездить к ней и привезти мне эту икону».
Для меня, конечно, была большая радость в чем-либо помочь Святейшему, а потому я попросил благословения сразу же приступить к делу. В тот же день после обеда в патриархии я взял дежурную машину и поехал сначала в храм Пророка Илии, что в Обыденном переулке, встретился с духовной дочерью отца Владимира, которую я попросил сопровождать меня, ибо адреса той жертвовательницы я не знал. Получив благословение у отца Владимира, который, кстати, являлся и моим духовным отцом и был в курсе дела, мы отправились за город.
В те дни стояло «бабье лето». Проехаться в это время по Подмосковью, значит полюбоваться дивной красотой осенней природы. Было солнечно, и пожелтевшая листва бурных подмосковных лесов золотом встречала нашу машину. Добрались мы быстро, так как был воскресный день, и дорога была свободна от тяжелого грузового транспорта. Скоро мы были уже в районе станции Удельная, где и проживала та женщина. От станции мы покатили по дачным улицам, на которых играло много детей. Моя провожатая не очень хорошо помнила дорогу и адрес, а потому нам пришлось немного поколесить по этому району. Наконец мы оказались перед большим деревянным домом с обширным садовым участком. Было часов 5 вечера. Выйдя из машины, я с удовольствием вдохнул ароматный воздух и огляделся вокруг. «Дивны дела Твои, Господи…» — только и можно было что сказать. Деревья утопали в золоте и сквозь них пробивало теплое осеннее солнышко.
Я заметил, что моя спутница несколько смущена. Она попросила меня немного погулять на улице или в саду, так как хотя ее знакомая и говорила о намерении подарить икону Патриарху, но навряд ли ждет нас сегодня, и что с иконой этой ей расстаться будет не совсем легко, ибо образ этот, намоленный столетиями, одно время был драгоценной семейной реликвией каких-то дворян и перед ним обязательно совершались службы и молебны с акафистом. В настоящий момент это одна из любимых икон этой женщины. «Ее надо подготовить к вашему приходу», — сказала моя спутница.
Признаюсь, я был настроен в этот момент далеко не скромно. «Выполняю личную просьбу Патриарха, — зудило у меня в голове, — а здесь еще может и не отдадут икону, зря беспокоили, будет неприятность в патриархии». Но с другой стороны, я был даже рад подольше задержаться здесь и насладиться красотой дачного Подмосковья. Я, конечно, вежливо согласился и пошел гулять по саду, увешанному спелыми яблоками и имеющему особый аромат от поздних цветов, которых было великое множество. В саду был беспорядок: валялся старый велосипед, корыто с прогнившим дном, какие-то доски попадались под ноги, а в углу сада выскочила из конуры и залилась на меня лаем дворняжка. Но она была на цепи, это позволило мне спокойно прогуливаться. Правда, я заметил, что на лай обратили внимание жильцы и в окнах дома, а их было около шести с одной стороны, стали появляться любопытные лица. Они явно с великой любознательностью рассматривали незваного гостя, приехавшего на черной «Волге» с московским номером и изучающего их приусадебный участок.
Так продолжалось минут двадцать. Позже я понял, что этот большой дом принадлежит нескольким хозяевам, чем и можно было объяснить беспорядок на дворе. Двор не был разделен, а был общим, что и позволяло потихоньку захламлять его старыми вещами. К той двери в противоположном конце дома, куда скрылась моя провожатая, вела узенькая, заросшая зеленью, неровная тропинка.
Я еще немного подождал и уж было направился к той самой двери незваным гостем, как она открылась, и моя спутница дала мне знак войти. Я вошел по скрипевшей старой лестнице в совершенно темный коридорчик, где пахло керосином и сыростью, а оттуда попал в узенькую комнатку с одним окном. Здесь тоже было не очень-то светло — окно было засижено мухами, а на подоконнике стояло много каких-то предметов, которые загораживали свет. Когда я огляделся, то увидел, что комната очень маленькая. Слева от окна стоял стол, а на нем и над ним находилось множество икон. Они были самые различные, но все довольно простые и обветшалые. И лишь только в центре стола стоял большой образ Казанской Божией Матери. Его невозможно было не заметить, а потому я сразу же обратил на него внимание, даже забыв поздороваться с хозяйкой.
Я не знаток икон, а потому не пытался определить древность и ценность этой иконы. Скажу только одно, что она была в прекрасном состоянии. Большая серебряная риза отливала старинной какой-то особой эмалью, на которой была написана история этой иконы, и большими аметистами. Венчик весь был выложен из горного хрусталя. Образ был в большом киоте размером примерно сантиметров восемьдесят на шестьдесят. Перед ним горела старинная лампада. Когда же я наконец увидел хозяйку этой комнаты и поздоровался, то был несколько удивлен. Ею оказалась древняя, сгорбленная старушка лет восьмидесяти, а то и больше. В полумраке комнаты я и не разглядел, как она одета, но помнится мне, что меня поразила бедность обстановки и невзрачность обитательницы этого жилья.
Моя спутница стала представлять меня старушке, но той было явно не до меня. Постепенно я привык к обстановке и все внимание обратил на старушку. Моя спутница все пыталась убедить ее, что такую икону ей держать опасно, что из-за нее могут ограбить и убить, и что-то в этом духе. Но старушка, как я видел, не слушала ее. Вообще для нее в тот момент в комнате как будто никого не было, а была лишь она да Богоматерь. Да, именно Сама Богоматерь, ибо я видел, как она разговаривала с иконой, — как с живым человеком. На глазах ее были слезы, которые она смахивала своей жилистой ссохшейся рукой, а сама постоянно смотрела на образ и говорила самые простые фразы.
Из ее слов я понял, что она прощается с иконой, как с живым человеком. «Милая моя, Матерь Божья, — говорила она, — не оставляй меня одну. Как нее я буду без Тебя-то?» Слова ее прерывались глубокими вздохами, и она постоянно клала перед иконой земные поклоны. «Дай я Тебя вытру, а то как же Ты пыльная пойдешь», — говорила старушка и протирала икону и киот чистой тряпочкой. Потом она достала из какого-то сундука чистое белое полотенце и стала укрывать образ. Слова, которые она обращала к иконе, были настолько пропитаны теплом и лаской, что я был поражен и молча наблюдал за всем происходящим. Старушка отдельно завернула старинную лампаду и отдала ее мне.
Но вот икона была обернута полотенцем, я помог старушке в этом, ибо икона была громоздкая. Я аккуратно хотел было взять образ, но в этот момент старушка как-то особо ревниво отстранила меня. «Нет-нет», — сказала она. «Но ведь она же тяжелая», — возразил я, недоумевая, неужели эта ветхая бабуля думает сама нести образ.
И в этот момент я услышал такое, чего никогда не ожидал. Старушка, как бы прочтя мои мысли, с укором взглянула на меня и сказала: «Да нешто я смею? Богородица Сама пойдет, а я уж только провожу Ее до калитки… Она вперед, а я, грешная, за Ней, стопочка в стопочку. Нешто я смею Ее носить?» — с укором повторила она, глядя на меня. В этот момент она с легкостью взяла огромный образ, который почти закрыл ее всю, и легко, тихонько пошла по темному коридору, по шаткой лестнице на улицу. Я был поражен, ведь икону-то я пытался поднимать и знал, насколько она тяжела. А старушка тем временем тихонько ступала по узкой тропинке под окнами, благоговейно держа образ на вытянутых руках.
Так она совершенно спокойно донесла икону до машины, где я помог ей поставить образ на заднее сиденье. «Дай я Тебя хоть последний раз поцелую», — сказала старушка и стала класть на улице у машины земные поклоны.
В тот момент я переживал особые чувства. Ясного отчета себе я дать не мог, как эта чуть живая старушка пронесла такую тяжесть через весь сад, по такой тропинке, где и просто-то ходить опасно: мусор хрустит под ногами, того и гляди за что-нибудь зацепишься. И в тоже время у меня, как колокол, до сих пор звучат ее слова: «Да нешто я могу Ее нести? Богородица Сама пойдет, а уж я за Ней, стопочка в стопочку…» Произошло ли чудо на моих глазах, я не знаю, но я ясно чувствовал, что приобщился за какие-то десять минут к великой благодати, которая выражалась в предельно простой, но твердой вере и любви этой сгорбленной старушки. Я вырос в религиозной семье, с детства меня окружали иконы и молитвы, но такой любви к Первообразу, такой непосредственной беседы с Царицей Небесной я никогда не мог бы себе представить, и это тронуло меня до глубины души.
Старушка так и осталась стоять у калитки сада, смахивая рукой набежавшие слезы, пока наша машина не скрылась за поворотом.
Лишь постепенно я пришел в себя и ясно понял, что Господь сподобил меня приобщиться к великой благодатной силе нашего народа, которой является его вера. И это не было случайностью, ибо я только что начал заниматься в семинарии, где так часто суммой богословских знаний измеряется духовная зрелость человека. В тот момент я опытно познал, что с Горним миром можно очень просто связаться, имея чистое сердце и крепкую веру. Хотя я и был только наблюдателем всего описанного, но я с полной уверенностью могу и сейчас сказать, что старушка поклонялась и лобызала не доску и краски, покрытые драгоценной ризой, а перед ней предстояла Сама Владычица, наша Богородица, присутствие Которой я чувствовал, но по своей греховности и духовной слепоте не осязал вполне четко и ясно.
Те минуты я прожил как в завороженном состоянии. Как часто сейчас приходится мне наблюдать, когда люди смотрят на икону и видят в ней только краски. Они тратят огромные деньги, чтобы приобрести икону как уникальную вещь старины. Бедные, как они несчастны. Ведь это идолопоклонство. Благодарю Бога, что Он сподобил меня увидеть истинное, живое поклонение Первообразу.
Икона Казанской Богоматери была передана мной Святейшему Патриарху с записочкой, в коей написаны были имена для молитвенного поминовения последних обладателей этого образа. После незначительной реставрации ризы и живописи, образ был помещен в одном из центральных залов Патриархии, где и находится по сей день.
Опубликовано в книге Еп. Сергий (Соколов). «Правдой будет сказать»., М., 1999.