Художественная традиция изображения Благовещения имеет очень долгую историю. Возможно, первым произведением могла быть фреска из римской катакомбы Присциллы III века, хотя её плохая сохранность и не позволяет утверждать это наверняка. К V веку основные правила изображения уже сложились, о чем свидетельствует мозаика из храма Санта Мария Маджоре в Риме. Как на Востоке, так и на Западе, к этим правилам добавлялось множество нюансов, зависящих и от богословской программы изображения, и от личных требований заказчиков. Неизменной оставалась лишь основа композиции сюжета: Дева Мария всегда изображается справа от зрителя, а архангел Гавриил – слева.
В православном искусстве тема Благовещения очень значима не только для иконописи, но и для монументальной живописи. В канонической системе росписи крестово-купольного храма, созданной в Византии в IX веке и распространившейся по всему православному миру, фигуры Гавриила и Марии располагаются на столбах перед алтарным пространством – апсидой и имеют историко-символический смысл.
Благовещение рассматривается как начало истории земной Церкви, а живым символом земной Церкви во всем христианском мире считается Мария.
Фигуры Марии и Ангела на предалтарных столбах и духовно, и композиционно предваряют роспись алтаря, полностью посвященную земному бытию Церкви. И нередко они образуют композиционную пирамиду с огромной фигурой Марии на троне в верхней части алтарной апсиды – олицетворением Церкви торжествующей. Или – с изображением Марии с воздетыми руками (Оранты), которое символизирует Церковь молящуюся (как в византийских мозаиках XI века в Софийском соборе в Киеве). С появлением на Руси высокого иконостаса, полностью закрывавшего предалтарные столбы, сцена Благовещения стала размещаться в Царских вратах, сохраняя тот же смысл.
Иконописный канон изображения Благовещения формировался на основе двух источников: Евангелия от Луки (Лк. 1, 26-38) и апокрифического Протоевангелия от Иакова – текста середины II века, в котором описаны история Иоакима и Анны, детство Марии, бракосочетание с Иосифом, а также Благовещение, Встреча Марии с Елизаветой и Рождество Христово.
В православной иконописи можно встретить изображение, созданное именно на основе апокрифа, в котором говорится, что Мария встретила Ангела, придя за водой к источнику. Однако в большинстве случаев сцена Благовещения изображается на фоне Иерусалимского Храма, что частично тоже связано с апокрифом: в нем говорится, что Мария пряла пурпурную нить для храмовой завесы (поэтому Мария часто держит в руках моток с пряжей). Изображение этой завесы (велум) размещается, как правило, в верхней части композиции. Образ Храма несет в иконе Благовещения и символический смысл – он напоминает о том, что Мария, дав Свое согласие, сама стала живым храмом, исполнив предназначение, о котором позднее скажет апостол Павел («Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» 1 Кор. 3. 16) * .
В древнерусской иконописи особое место занимает икона XII века «Устюжское Благовещение» из Новгорода (ГТГ, Москва). Она выделяется не только своими огромными размерами, но и своеобразным подходом к трактовке темы. Привычной архитектурной декорации в ней нет. Мария в левой руке держит моток с красной пряжей, а правой указывает на маленькую фигурку Младенца, расположенного в медальоне на Ее груди.
Таким образом, речь идет не только о том, как Мария слышит Благую Весть, но и совершающемся в тот же момент Боговоплощении – на это в иконографической истории сюжета решались очень немногие мастера. Еще одна нестандартная для православного искусства деталь – изображение Бога-Отца в верхней части иконного поля. Оно невелико по размеру и не сразу бросается в глаза, но при этом весьма отчетливо и в сочетании с остальными двумя фигурами оказывается вершиной общей композиционной пирамиды. Творец изображен восседающим на троне в окружении серафимов, что вызывает в памяти видение пророка Исайи: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном…Вокруг Него стояли серафимы; у каждого из них по шести крыл» (Ис. 6. 1-2).
Живописная отсылка к видению Исайи ведет к воспоминанию и о другом, пожалуй, самом знаменитом его пророчестве: «Се, Дева во чреве примет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7, 14). В контексте этих ассоциаций становится понятным отсутствие архитектурного фона: икона могла задумываться не как повествовательно-иллюстративный, а как мистический образ пророческого видения, проливающего свет на фундаментальный Божественный замысел о Марии и Ее роли в истории Спасения.
В католическом искусстве, начиная с XIII века, для сцены Благовещения вырабатывается устойчивый набор символов. Лилия – знак чистоты и непорочности Марии, книга у Нее в руках или на коленях (реже – на стоящем рядом пюпитре) – символ уже упомянутого пророчества Исайи, направленный на Нее луч света, часто исходящий от парящего голубя – символа Святого Духа. В руке у ангела может быть оливковая ветвь – знак мира. Нередко изображение может сопровождаться латинскими надписями: возле фигуры Гавриила – Ave Maria или Ave gratia plena, Dominus tecum (Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою»); возле фигуры Марии – Ecce ancilla Domini (Се, раба Господня).
Сохраняя ту же расстановку фигур, что и в православной иконе (Гавриил слева, Мария справа), западные художники часто изображают Гавриила коленопреклоненным перед Марией (Симоне Мартини. Благовещение со святыми и четырьмя пророками. 1333, галерея Уффицы, Флоренция. Донателло. Рельеф «Благовещение» для храма Санта Кроче во Флоренции, 1435).
Благодаря этому, в ангельском приветствии «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою» высвечивается то, что скрыто под словами – глубочайшая любовь Бога к Марии, восхищение Ее духовной красотой и подвигом посвящения себя Ему. Еще один популярный в западной традиции прием – перенесение действия в современную для зрителя обстановку. Так Фра Анджелико в своей фреске, находящейся в коридоре монастыря Сан Марко во Флоренции, расположил Гавриила и Марию в пустынном сводчатом коридоре, очень похожем на монастырскую галерею, куда выходят двери монашеских келий. А позади фигуры ангела изобразил молящегося св. Доминика, превратив всю композицию в видение, открывшееся святому монаху во время обязательного размышления над Писанием.
А в станковых картинах на ту же тему художник сочетает в одном изобразительном поле земное и духовное пространства. В левой части композиции всегда изображается райский сад со сценой изгнания Адама и Евы, а справа – собственно Благовещение, происходящее в современной для автора архитектуре, также напоминающей здание родного монастыря, перестроенного его хорошим знакомым Микелоццо ди Бартоломео. В картинах нидерландских мастеров действие нередко происходит в обычном жилом интерьере, а Марию окружают бытовые предметы – кувшин или таз с водой, полотенце. И только знатоку известно, что все они символизируют Ее чистоту; зритель, далекий от науки, увидит близкую ему повседневную жизнь, а Марию – таким же человеком, как он. И будет прав. Потому что у «модернизации» этого сюжета цель одна – показать, что для познания Божьей воли совсем необязательно быть «вознесенным до третьего неба», что Бог может открыть Свой замысел в самый, казалось, бы заурядный момент жизни в простых повседневных обстоятельствах, как, возможно, и произошло в жизни Марии.
Новое понимание темы Благовещения принесла эпоха барокко с ее повышенным вниманием к исключительным духовным ситуациям – экстазу, мистическому озарению. Пространство вокруг героев становится условным, а фигура ангела нередко появляется на облаке или подлетает к Марии из верхнего угла. Яркие краски, длинные пробела, создающие ощущение световых вспышек – все это придает изображению особый духовный тонус, наполняет действие сильным внутренним движением. А на картине Эль Греко (1600) из Музея изящных искусств в Бильбао, кроме главных героев, видны еще и ангелы в разверзшихся небесах, а Гавриил на облаке так приблизился к Марии, что граница между небом и землей практически исчезла.
Каждое столетие вносит свои особые нюансы в иконографию Благовещения. В 1850 году в Лондоне художественную среду в буквальном смысле «взорвала» картина художника-прерафаэлита Данте Габриэле Россетти «Ecce ancilla Domini» (галерея Тейт, Лондон). Острая субъективность трактовки сюжета одних зрителей привлекала, других отталкивала.
Названием произведения стали слова Марии: «Се, раба Господня». И все прекрасно знают, что далее Она скажет то, что разделит всю историю человечества на «до» и «после» Ее ответа – «Да будет мне по слову твоему».
Но автор картины далеко не случайно не вывел в название всю фразу полностью; его Мария показана в сложном психологическом состоянии, в котором страха и сомнений явно больше, чем готовности ответить на возвещенное ангелом Призвание. Картина очень красива по цвету, бело-синяя гамма не только напоминает о непорочности Марии, но и тонко имитирует стилистику фрескового письма эпохи раннего Возрождения, которую так ценили прерафаэлиты. Однако главным персонажем стал человек XIX века, далекий от абсолютной открытости Богу, которую мы привыкли видеть в Марии на картинах великих мастеров прошлого. Героиня Россетти, разумеется, даст всем известный ответ, но придти к этому ответу ей не так-то легко.
Тема Благовещения представляется очень привлекательной для современных художников, которые нередко идут на эксперименты с художественными канонами, привнося в них свое видение формы и пространства. В диптихе живописца из Татарстана Елены Сунгатовой (2002) традиции западного и восточного письма прошли через тонкую стилизацию.
Лилия в руке ангела, книга в руках Марии – традиционные атрибуты европейской живописи. Мягкие плавные линии силуэтов, бестелесная легкость фигур напоминают об иконописной манере. А предельно удлиненные пропорции вызывают ассоциации с образами Боттичелли. Художница вроде бы ограничивается лишь синтезом хорошо известных традиций старых мастеров, но результат этого синтеза оказался глубоко современным, и ее персонажи , напоминая о многовековой традиции, прекрасно чувствовали бы себя и в пространстве авангардного искусства.
В западном искусстве ХХ века нередко предпринимаются попытки «модернизировать» сюжет, придав героям более современный вид. У одних мастеров это получается грубовато и даже вульгарно, у других – поэтично и даже трепетно. Так на картине американского живописца Джона Коллиера Мария, похожая на современную девочку-подростка, встречает ангела на пороге дома в одежде, напоминающей школьную форму, в кроссовках и с тетрадкой в руках.
Школьная тетрадь становится аллюзией книги – символа Ветхозаветного пророчества – часто изображаемой в композициях эпохи Возрождения. От Возрождения остался еще один символ – лилия, на сей раз «по-домашнему» посаженная в цветочный горшок. Гавриил почтительно склонился перед «старшеклассницей» Марией, за спиной у него крылья, но по облику он больше похож на современного молодого священника, чем на ангела, а за его спиной видна типичная улица маленького городка «одноэтажной» Америки.
Не менее интересен и эксперимент с иконографией сюжета в композиции современного испанского скульптора сестры Асунсьон Гомес в одном из храмов католического монастыря общины Verbum Dei («Слово Божие») в местечке Сьете Агуас под Валенсией. Сестра Асунсьон – монахиня этой общины, обладающая глубоко самобытным видением христианских образов и сюжетов. Она работает исключительно в технике лепки из глины, поскольку считает скульптуру отголоском величайшей тайны сотворения человека из праха земного. И в такой, казалось бы, камерной технике создает монументальные алтарные композиции, в которых все фигуры выполнены в натуральную величину. Ее «Благовещение» имеет авторский подзаголовок La Virgen del Si, что в переводе с испанского означает «Дева слова «Да»».
Имеется в виду, как смирение Марии, так и то, что Она – будущая мать Того, Кто, по словам апостола Павла «не был «да» и «нет», но…все обетования Божии в Нем «да» и в Нем «аминь»» (2Кор. 1, 19-20).
Композиция представляет собой скульптурный рельеф на алтарной стене с изображением Марии. Фигуры Гавриила нет. Лицо Марии обращено к маленькому окну, расположенному под потолком, и от этого окна по стене особым образом положена штукатурка, имитирующая под воздействием солнечного освещения широкую полосу горнего света, направленного в Ее сторону. Мария показана в преддверии Благовещения, в последние мгновения перед тем, как Она увидит ангела. Она предстает перед Божьим посланником в одежде с засученными рукавами, словно только что оторвалась от хозяйственной работы. Но в то же время Ее облик пронизан трепетом и глубокой духовной сосредоточенностью; мир Ее повседневных забот отошел на второй план перед созерцанием чудесного света, а на юном и очень живом лице соединились удивление и в то же время мир, тихая радость от встречи с Тем, Кого Она давно знает и любит. Любопытно, что правая сторона Ее фигуры сделана как барельеф, а левая – как горельеф. Благодаря этому Мария представляется находящейся одновременно и в земном и в горнем пространстве, близкой в Своей простоте любому человеку на земле и находящейся рядом с Богом.
* Интересно, что Дионисий в своих росписях Собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря изобразил Благовещение дважды, использовав обе иконографии.