К суворовской школе с гордостью причисляли себя и маршалы Великой Отечественной. Во всех рабочих кабинетах верховного главнокомандующего в годы войны висели портреты Суворова. Не преувеличим, если предположим: каждый из выдающихся русских военачальников XIX – XX веков отдал бы пальму первенства батюшке Суворову. Он оставил им в наследство науку побеждать…
Суворов – первая шпага империи, полководец отважный, стремительный, несгибаемый. Таким прочно остался в памяти народной. Присказки и поговорки Суворова расцветили русский язык. «Ученье свет, неученье — тьма. Дело мастера боится. И крестьянин коли не умеет сохой владеть, хлеб не родится. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть! Нам мало шести, давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! В последнюю кампанию неприятель потерял счетных семьдесят пять тысяч, только что не сто тысяч. Он искусно и отчаянно дрался, а мы и одной полной тысячи не потеряли. Вот, братцы, воинское обучение! Господа офицеры — какой восторг!» — это он, Александр Васильевич Суворов.
Не забылись и суворовские анекдоты, в которых воин предстаёт эксцентриком, чуть ли не юродивым. Но помним ли мы о политической прозорливости Суворова? Ведь он предсказал судьбу Наполеона, когда тот едва стал генералом Бонапартом. Предвидел столкновение с революционной Францией – и поражения России после «пруссаческой» военной реформы Павла. Он составил подробный план уничтожения Османской империи и освобождения христианских народов. Он отстоял права православных в Речи Посполитой, подавил польский мятеж, занял Варшаву, но был противником присоединения Польши к Российской империи, считал, что полезнее создать на западных рубежах империи дружественное славянское государство.
Имя Суворова до сих пор известно в России каждому. Прошло ровно 214 лет со дня смерти полководца – а слава его не меркнет. Не каждый народ обретает таких героев! Да и постмодернистская волна подчас смывает представления об «отцах Отечества». Многие ли в современной Британии помнят лорда Нельсона? А в Италии – Гарибальди? Вроде бы – это истинные национальные герои, олицетворившие всё лучшее, что есть в англичанах и итальянцах. Но в ХХI веке их слава как будто померкла. Герои массовой культуры (главным образом, выдуманные) оказались влиятельнее! На открытии Олимпийских игр в Лондоне мы увидели национального героя современной Великобритании – Джеймса Бонда. Герой коммерческих боевиков, которые в большей степени всё-таки американские, чем британские. И он «побил» адмирала Нельсона…
Россия в последние годы доказывает: нам всё-таки необходимы герои истории, а не только бестселлеров. И Суворов интересует многих. Очень важно, чтобы дети узнавали наших гениев в лицо. Когда школьники перестанут узнавать Суворова, Пушкина, Ломоносова – жди беды. Портреты Суворова и сегодня можно увидеть повсюду – и такие проекты, как «Имя победы», в этом смысле благотворны. Россия признаёт в нём первого среди равных героев. Первого среди тех, кто оставил нам в наследство необозримые земли, неисчислимые богатства. Имперский размах не с неба на нас свалился и не в магазине куплен. Континентальную державу приходилось защищать беспрестанно.
Россия – воинская держава по образу жизни, по судьбе. И роль исторического героя, олицетворяющего солдатскую доблесть и полководческую славу здесь первостепенна.
Александр Суворов
А ведь Суворов для нашей истории – фигура нетипичная, уникальная. Главные войны Руси, России и Советского Союза были отражением агрессии захватчиков с Востока и Запада.
Вдумаемся: Александр Васильевич Суворов, служивший с оружием в руках полвека, ни разу не принимал участия в оборонительных войнах. Ни разу! Зато его наступательные операции обезопасили Россию от агрессивных соседей. Веками славянских рабов угоняли на крымские и ногайские рынки… Даже в середине 18 века эта угроза оставалась трагической реальностью. А после Суворова об этом и вообразить нельзя…
Не просто отчаянный рубака, но идеолог империи, её победной экспансии. Империя Петра Великого крепко вставала на ноги и не знала поражений стараниями Суворова и его чудо-богатырей, которые сложили о Суворове такую песню:
Нынче времечко военно,
От покоя удаленно,
Наша Кинбурнска коса
Открыла первы чудеса.
Где Суворов – там и чудеса. Это чувствовали все, от солдата до генерала. И в анекдотах о полководце он то и дело удивляет, ставит нас в тупик неожиданными жестами, острым словцом, не говоря уж о полководческих решениях.
Полководец ушёл из жизни в мае. 6-го, по новому стилю – 18-го. Самая грустная и несправедливая – последняя опала Суворова. Павел, ещё недавно искренне восхищавшийся альпийскими подвигами несгибаемого старика, отвернулся от генералиссимуса. Не обогрел его монаршьей милостью. Современники и потомки гадали: кто виноват в этой опале? Кто настроил императора против Суворова?
Многие указывали на Егора Фукса. Он рядом с Суворовым пребывал во время Итальянского и Швейцарского похода – как адъютант, секретарь. Рисковал головой, хотя был сугубо штатским человеком по характеру и опыту: чиновник с литературными дарованиями, не более. Любопытно, что постаревший Фукс будет возглавлять и канцелярию Кутузова во время кампании 1812 года. В нём видели шпиона, соглядатая за Суворовым. Но документальных доказательств нет.
А Фуксу мы обязаны полезными книгами и воспоминаниями о Суворове. Он первым издал так называемые суворовские анекдоты, из которых черпали сюжеты и фразы все без исключения историки-сувороведы. Хотя и журили Фукса за фантазии… Его «суворовские анекдоты» расцветили биографию героя – и, уверен, в них немало правды: ведь многое у Фукса перекликается с другими свидетельствами о Суворове.
Так или иначе, но смертельно больного Суворова Петербург не встретил как триумфатора. Хотя Александр Васильевич, обнадёженный тёплыми письмами государя, надеялся на такую встречу – надеялся и на то, что она вдохнёт в него силы, поможет одолеть недуг.
В Петербург из Кобрина Суворов ехал в большой карете, удобной для сна, лечения и принятия пищи, но вовсе не роскошной на вид. Ростопчин распалял воображение умирающего победителя письмами о готовящейся грандиозной встрече… Суворову-де отвели комнаты в Зимнем дворце, в Нарве его пересадят в золочёную придворную карету. По пути его будет приветствовать гвардия, а в Петропавловской крепости артиллерия громыхнёт салютом – и всё это под колокольный звон. В Петербург приехал герой, равный монархам!
Но грёзы о триумфе прервёт царский рескрипт, который Суворов получит неподалёку от столицы: «Дошло до сведения моего, что во время командования Вами войсками моими за границею имели Вы при себе генерала, коего называли дежурным, вопреки всех моих установлений и высочайшего устава, то и, удивляясь оному, повелеваю Вам уведомить меня, что Вас понудило сие сделать».
И – золочёная карета превращается в тыкву, а старый генералиссимус уже не может поднять головы. Надежды оставили его. Он понял, что с новой опалой бороться сил не хватит – и вверил судьбу Господу. Благо, Канон Спасителю уже был написан…
И всё-таки у Суворова хватило сил переодеться в парадный мундир, когда карета приблизилась к Стрельне. Но посланцы императора не встречали победителя… Пустота. А в дворцовых комнатах, которые предназначались для Суворова, спал принц Мекленбургский.
Собственного дома в столице Суворов не нажил. Тут дело в том, что он был человеком состоятельным, но не расточительным – и ему вполне хватало московской усадьбы, доставшейся от отца. В Петербурге он останавливался у Дмитрия Ивановича Хвостова, который стараниями Суворова станет графом Сардинским. Хвостов занимал этаж в богатом доме на Крюковом канале. Когда-то, в Преображенском полку, он увлёкся литературой, всю жизнь много писал – и заработал репутацию поэта-графомана. В 1789-м году Суворов выдал за него – в те дни подполковника – свою племянницу Аграфену Ивановну Горчакову. Суворов и Хвостов стали близкими друзьями.
«Могу хвалиться не только чинами и отличиями, кои приобрел может быть не столько по заслугам моим, сколько по его благоволению. Он принял меня в особливую милость свою и удостоил неограниченною доверенностью» — вспоминал Хвостов и нисколько не преувеличивал. Именно ему Суворов доверил сына – Аркадия Александровича. И не сомневался: Хвостов сумеет дать юноше достойное воспитание. Аркадий Суворов разделит с отцом славу и лишения последних походов, а погибнет незадолго до Отечественной войны… в водах Рымника. Да, именно в тех краях, где великий Суворов громил турок. А его сын – тоже, между прочим, граф Рымникский – утонул, спасая какого-то горемыку, упавшего в воду вместе с обозом. Тоже отдал жизнь за други своя… Отца Аркадий почти не знал – и благородство перенял у Хвостова.
Царедворцы не успокаивались. Суворова уведомили, что впредь ему воспрещается посещать императорский дворец. У генералиссимуса отобрали адъютантов. Его любимцы Кушников и Розен определены в разные полки…
«Нет тайны, которую бы он мне не вверял. Когда он командовал армиями, все отношения к императрице Екатерине II и к императору Павлу I во время Итальянской кампании шли через мои руки. Наконец мне же определено было иметь начальное преимущество принять последнее издыхание непобедимого героя», — вспоминал Дмитрий Иванович Хвостов, граф Сардинский. И снова в его словах – чистая правда.
Аграфена и Дмитрий Иванович не отходили от Суворова до его последней минуты. Не забывал своего учителя и князь Багратион, пытавшийся разрубить узел придворной интриги. На лекарей Суворов поглядывал безучастно. Мысль его то витала в высших сферах, то возвращалась на поля сражений. 6 мая во втором часу дня с молитвой он оставил наш мир. Так и остался в XVIII веке…
И на отпевании, и на похоронах ощущалась всеобщая любовь к Суворову, ощущение трагической потери. Но ощущалось и отсутствие монарха.
Вдоль долгих улиц гроб несли.
На бархате ряды регалий,
Оркестры медным шагом шли,
Полки армейские шагали.
Чтоб этим оскорбить хоть прах,
В эскорт почётный, против правил,
В тот день заняв их на смотрах,
Полков гвардейских не дал Павел.
Ну, что ж! Суворов, будь он жив,
Не счёл бы это за обиду;
Он, полстолетья прослужив,
Привык к походному их виду,
Он с ними не один редут
Взял на веку. И, слава Богу,
За ним в последнюю дорогу
Армейские полки идут.
Так закончил свою поэму о Суворове Константин Симонов. А. С. Шишков, посетивший похороны полководца, вспоминал: «Погребение Суворова, несмотря на желание похоронить его просто (из гвардейских частей в процессии участвовала только конная гвардия), было по великому стечению народа превеликолепное! Все улицы, по которым его везли, усеяны были народом. Все балконы и даже крыши домов заполнены печальными и плачущими зрителями». Говорят, отсутствие гвардии на прощании с генералиссимусом Павел объяснил тем, что преображенцы, семеновцы и измайловцы устали после парада.
Усыпальница полководца – в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Это первый каменный Храм Петербурга – и начинал его строить славный Трезини. Никогда лавра не знала такого скопления народа: проститься с Суворовым пришёл весь Петербург.
Первоначально наследники не исполнили просьбы Суворова – и выбили на мраморе длинную эпитафию. Только через несколько десятилетий появилось одобренное полководцем державинское лаконичное: «Здесь лежит Суворов». Не только небесное, и земное бессмертие заслужил Суворов.
Блокадный Ленинград, 1942 г. Клятва бойцов у могилы
Суворова.