Собирают мусор, идут в наблюдатели и путешествуют без денег с рюкзачком
— Какие они, на ваш взгляд, современные подростки? Ничего не читающие, ничем не интересующиеся, вечно сидящие в гаджетах, как порой говорят представители старшего поколения?
— Современные подростки, как и современные взрослые — очень разные, так что единую картину, мне кажется, не представит никто. Но если брать тот круг подростков, с которыми общаюсь я — они совсем не похожи на озвученный вами стереотипный образ.
Тут дело даже не в том, что они, как правильно пишут в различных исследованиях, значительно меньше интересуются алкоголем, наркотиками и сексом, чем поколение подростков, которое было перед ними. Важнее другое — они очень социально активны и социально ответственны.
Среди тех подростков, которых я знаю, много волонтеров, которые помешаны на экологии, на раздельном сборе мусора. В лицее, где я преподаю, многие подростки предпочитают second hand, руководствуясь соображениями о том, что не нужно покупать ничего лишнего, лишние вещи бессмысленны и их производство только вредит окружающей среде.
Они участвуют в различных волонтерских программах, в том числе занимаются приютами для животных.
Прошлогодние выпускники нашего лицея по собственной инициативе сотрудничали с реабилитационным центром для тяжелобольных детей «В гостях у Незнайки». Очень многие идут работать наблюдателями на выборах, едва достигнув возраста, когда это можно делать.
Это, пожалуй, самый интересный тренд, и, скажем, десять-пятнадцать лет назад такого не было.
— По результатам исследования, проведенного среди современных американских подростков, они меньше умеют радоваться жизни, чаще склонны к депрессии. Что вы скажете про их российских сверстников?
— Я бы таких обобщений не делала. Скорее, мне кажется, они не ищут стимуляторов для радости. Про тенденции к стойким депрессиям я бы тоже не говорила, хотя, повторяю, и подростки разные, и жизненные ситуации тоже.
А вот о чем бы я говорила, так это о том, что они гораздо меньше зациклены на проявлении своего какого-то социального статуса.
Для них, судя по всему, гораздо меньше значит карьера и деньги и гораздо больше — свобода и общение. Для них ценно общество друг друга и свобода путешествовать.
Причем путешествовать не по дорогим курортам, а, скорее, взять рюкзачок и поехать автостопом, или пойти в горы, или отправиться на Байкал. Они прекрасно простраивают логистику, грамотно бронируют себе какое-то неожиданное жилье.
Для них само собой разумеется знать два-три иностранных языка, они легко общаются с разными людьми в разных странах.
Еще бы я сказала, что у них выше уровень базового доверия к миру взрослых. Пожалуй, это первое поколение, у которого нет антагонизма с миром взрослых, они могут доверять взрослым и налаживать с ними отношения гораздо больше, чем поколение десяти-пятнадцатилетней давности.
— Уже не раз слышала мнение, что конфликт «отцов и детей» сегодня почти сошел на нет. И ваши слова тоже подтверждают это.
— Мне кажется, что да, если судить о том круге подростков, о котором мы говорим. Их родители — уже во многом «непоротое» поколение. Это люди, которым от 40 до 50, и у них уже нет такого тяжелого травматического опыта, как, допустим, у поколения их родителей, бабушек и дедушек современных подростков. С другой стороны, они всячески пытаются исправить ошибки своих родителей.
Родители современных подростков — чаще очень активные и ответственные, они сильно вкладывались в своих детей временем, эмоциями и так далее. Да, какие-то конфликты возникают — подростковую сепарацию никто не отменял, но, поскольку это очень понимающие родители, компетентные, которые знают о возрастных особенностях своих детей и готовы их отпускать, они во многом помогают детям проходить через подростковый возраст с минимальными потерями. Поэтому в итоге дети гораздо менее травмированы.
Они в целом более спокойны и, возможно, еще потому, что не так зациклены на внешней успешности, они к ней относятся равнодушно. Это, скорее, может быть родительский невроз.
Общество не ждет их взросления
— Сейчас часто говорят и про инфантильность этого поколения.
— С одной стороны, да, они инфантильны. Инфантильны именно в плане базового доверия к миру и потому не торопятся взрослеть. Но те же инфантильные подростки становятся волонтерами и очень серьезно работают в хосписах, в домах престарелых, участвуют в деятельности политических партий.
Подростки выходят на митинги, понимая, что подобный шаг имеет определенные риски. Они на эти риски идут — и не потому, что «все пошли и я пошел», а формулируют свою программу.
При этом да, они не быстро взрослеют, но общество и не ждет от них этого. Общество и родителей устраивает, что они остаются подростками, поскольку у них, как у подростков, гораздо больше шансов жить комфортно, чем если они повзрослеют: для них во взрослом мире пока нет места и их там не очень ждут.
Обществу удобно, чтобы они были инфантильны. Для поколения Z во взрослом мире нет рабочих мест, нет каких-то социальных ниш, им некуда вписаться к взрослым, зато они очень комфортно чувствуют себя в роли подростков.
— Как инфантильность сочетается с социальной ответственностью или активностью?
— Очень легко! Когда вы приходите на работу, где работаете от звонка до звонка, у вас не остается времени для социальной активности, для волонтерства. Если вы рано заводите детей, то, соответственно, то же самое: главное — накормить семью. Другое дело, если вы до 25-30 лет живете достаточно свободной жизнью: занимаетесь самообразованием, развиваетесь.
Опять-таки, я уже сказала, что это люди с пониженными требованиями к комфорту, они будут ходить в подержанной недорогой одежде, чтобы не перерасходовать ресурсы планеты. В том числе из-за внимания к экологии у них не высокие потребности потребления и, соответственно, нет стремления заработать много денег. Они будут перебиваться какими-то небольшими заработками, но зато — иметь возможность участия в социальных проектах, в продолжении образования, путешествиях и так далее. Для них это важнее, чем какой-то социальный статус.
— Вы говорите, что представители этого поколения стремятся получить образование, новые знания. А для чего, как думаете?
— Как правило, ради интереса, чтобы знать. Кстати, еще очень важный тренд — они легко меняют место учебы. Еще десять-пятнадцать лет назад, когда подростки были заточены под быструю успешную карьеру, человек приходил в какой-нибудь престижный вуз и там учился, нравится ему или не нравится. А сейчас они выбирают вузы, меняют их, переходят из вуза в вуз. Уже не редкость, когда человек начинает учиться на биофаке или на лингвистике, а потом оказывается в художественном училище или в театральном вузе, например.
«Рулить» не входит в их планы
— Что касается ответов в школе на ваших занятиях — насколько современные подростки более свободно мыслят, чем их предшественники?
— У нас такая специфика школы, что учеников приучают к этой свободе.
Да, из-за того, что дети приходят к нам из общеобразовательных обычных школ очень травмированными, их довольно долго из этой травмы приходится выводить.
В конце седьмого класса, после года обучения в лицее, примерно 40 процентов детей написали: «Я не знал, что могу высказывать свое мнение и оно кому-то будет интересно!»
Понимаете, дети, проучившись в обычной школе, говорят, что не могут высказывать свое мнение, иначе учитель закричит или поставит «два» и вызовет родителей.
— Если подытожить — в чем особенно уязвимы и в чем сильны современные подростки?
— Думаю, они уязвимы примерно в том же, в чем и сильны — в своем полном доверии к миру взрослых, который при ближайшем рассмотрении оказывается не так хорош, как они считали. Получается две стороны медали.
— Вы сказали, что представители поколения Z не настроены на карьеру. На что они все-таки настроены? У них есть планы на будущее? Им же предстоит, в конце концов, рулить в стране.
— «Рулить» — неподходящее слово, они мыслят по-другому. Их планы — просто радостно жить. Мне кажется, это люди, которые родились для счастья.