Инокиня Васса (Ларина): Спасение в большом городе
Итак, я хочу поговорить об этом потому, что под «городом» я подразумеваю, собственно, мир, то есть то, где обыкновенно живут миряне в нынешнее время и где жили многие в древнем мире.
Я хочу, чтобы мы избавились от весьма распространенной идеи, что живая церковная традиция в городе – это довольно сложно или не «традиционно», потому что если вспомнить основные факты из истории Церкви, то христианство распространялось и расцветало, прежде всего, именно в городах.
В древней Церкви христианство распространялось не в сельской местности. Более того, именно сельские жители дольше всего оставались язычниками. Этимология слова «pagan» – язычник – пусть она ошибочная, но тут важно само восприятие слова, – слово «paganus» означает «житель сельской местности». То есть в восприятии истории Церкви язычники приравниваются к жителям сельской местности. Это первый факт, которым бы я хотела с вами поделиться, а еще – напомнить, что в тех редких случаях, когда Христос говорит о Церкви, Он сам использует метафору, которая отсылает нас к древнему городу. В 16 главе Евангелия от Матфея Он произносит фразу, сбивающую с толку многих из нас: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее».
Не знаю, задумывались ли вы об этом, но ведь люди не берут на войну ворота в качестве оружия. Что же Он имеет в виду? Христос говорит здесь о высшем органе политической власти в Ветхом Завете. Врата города были тем местом, где собирались старейшины и решали сложные вопросы. Долгое время это был орган высшей власти для избранного народа, и в особые дни, которые называются моэд, они решали у ворот важные вопросы. Это есть в Книге Руфь и в Притчах Соломоновых.
То есть Христос противопоставляет политический орган – ад – и политический орган, так сказать, – Божий град, который есть Церковь. Для Него это было настолько привычным, обстановка городская, что Он говорит о создании Своей Церкви в контексте привычном для Древней Церкви, именно в контексте древнего города.
Еще я должна сказать, что в литургической науке, когда мы изучаем литургию, мы обычно систематизируем какие-то вещи и – хотя, конечно, это некоторое упрощение – разделяем традиции христианской литургии на кафедральный чин и монастырский чин. Сегодня иногда еще говорят о третьем: о чине городского монашества. Но важно то, что древнейшим среди этих чинов является, несомненно, кафедральный чин. Другими словами, чин городов, чин городских кафедральных соборов. Так что служба в храмах, подобных вашему, на самом деле, и есть наиболее традиционный вариант христианского богослужения по той простой причине, что монашество, организованное монашество появилось только в 4-м веке.
Что я всем этим хочу сказать? Я хочу сказать, что миряне, люди, которые не живут в монастырях, не должны исходить из посыла, что настоящая духовная или христианская жизнь достижимы только в монастыре или где-нибудь в пустыне. И вы не должны жить в некотором тихом отчаянии (те из вас, кто является мирянами), полагая, что если супруг или супруга в ближайшем будущем не умрут, вы никогда не сможете познать настоящую духовную жизнь.
В современном православии сегодня иногда можно встретить скрытый посыл, что мирянам не доступна настоящая духовная жизнь. И они или стремятся походить на монашествующих по субботам и воскресеньям, или надеются в какой-то момент принять постриг. Но в действительности, городская соборная жизнь – это совершенно подлинная, традиционно христианская жизнь. На самом деле, она и является изначальной оригинальной формой христианской жизни.
Теперь я хотела бы обратить ваше внимание на то, что слово «традиция» происходит от латинского “tradere” – передавать, доставлять. Традиция социальна: для того чтобы она могла существовать, чтобы ее можно было передавать, нужны люди. Эффективней всего традиция передается там, где людей много. Крайне эффективно традиция передавалась и передается в больших и маленьких городах в том виде, как они есть сейчас и как они существовали в древнем мире. Так что нам не стоит унывать, тем из нас, кто живет в городах.
Наиболее древние формы святости тоже социальны. Само наше существование в Церкви предполагает наличие других людей. Вспомните такую древнейшую форму святости, как мученичество: μάρτυς – означает «свидетель». Ты не можешь ни о чем свидетельствовать, если нет тех, перед кем ты свидетельствуешь. Или исповедник – Ὁμολογητής, что означает, когда мы говорим Ὁμοи λεγειν, мы говорим то же самое, что кто-то еще, мы говорим это вместе с другим человеком. Так что все эти явления социальны, и мы все вместе в этом организме, который мы называем Церковью, мы вместе спасаемся.
Теперь я бы хотела кратко – поскольку мы немножко задерживаемся — остановиться на том, что это такое – то, что объединяло древних христиан и что сегодня объединяет нас в виде «традиции» т.е. Предания. Очевидно, что мы собираемся и ощущаем свою общность в Евхаристии. Однако возвращаясь к кафедральному чину, который я упоминала, чину городов, ежедневная Евхаристия в истории Церкви появилась относительно недавно. В реальности древней Церкви Евхаристия случалась сравнительно редко: христиане собирались по воскресеньям. В самые ранние времена это просто было очень опасно.
Что же объединяло христиан в другие дни недели? Некое общее понимание, предание, которое прежде всего передавалось через Слово Божие, т.е. живая память или воспоминание об этом предании, объединяющее христиан, которое живет в сердцах и умах христиан каждый день. Такой тип воспоминания называется ἀνάμνησις (анамнеза), оно и есть цель Евхаристии. Когда Христос объясняет, в чем, на самом деле, цель Евхаристии, Он говорит: “τοῦτο ποιεῖτε εἰςτὴν ἐμὴν ἀνάμνησιν”(Сие творите в Мое воспоминание). Это иногда ускользает от внимания, потому что мы не слышим евхаристических молитв и не слышим, что именно вспоминается в этом случае и из-за этого не всегда переживаем то самое «воспоминание».
Безотносительно к этому явлению в нашей современной литургической практики я хочу сказать, что это объединяющее общее предание/воспоминание сегодня заложено в нашем очень богатом церковном календаре, потому что каждый день у нас чья-то память или какой-то праздник или память сразу нескольких святых или событий.
Как я уже сказала, первоначально общее предание встречается в Писании, затем в Церковном календаре. В моих видеороликах я стремлюсь делиться именно этим, живым переживанием церковного календаря, в обстановке городской жизни, на квартире. Те из вас, кто смотрит эти видео-ролики понимают, о чём речь. Пожалуйста, не надо поднимать руки те, кто их не смотрит, а то будет как-то неловко. Я шучу. Но суть в том, что я делюсь с вами этим опытом, потому что, хоть я и инокиня, но живу в городе, каждый день хожу на работу, как и большинство из вас.
И я решила, что может быть полезно поделиться со всеми вами, потому что я ежедневно смотрю в Церковный календарь, это помогает мне поддерживать связь с тем, что происходит в литургической жизни Церкви. И как вы можете видеть, это помимо прочего еще и пища для размышлений или, если быть точной, пища для молитвы. Мы называем это созерцанием или «медитацией». Хотя иногда от этого слова православным христианам делается нехорошо: «Ах, медитация, это что-то восточное». Но вся наша гимнография призывает нас к созерцанию искупительных истин нашего спасения.
И вопреки распространенному мнению, в нашей гимнографии часто встречаются призывы к созерцанию определённых образов, или полезных картинок: «так взойдем же на Гору Елеонскую» или «пойдем же в Вифлеем» или «пойдем вместе с Богородицей» и так далее. Так что мы все-таки мысленно представляем определенные картины, чтобы вызвать к жизни реальность Евангельских истин, чтобы призвать себя в эту реальность и не забывать о ней. Опять-таки, это ἀνάμνησις – то самое воспоминание. Оно помогает нам быть причастными Богу каждый день.
Так вот я хочу сказать, что это очень неудачная мысль, будто бы настоящая духовная жизнь есть только у монахов, а мне нужно подождать более удачного момента, когда я смогу начать духовную жизнь. Это крайне разрушительная и неправильная установка. Возможно, я стучусь в открытую дверь, и вы так не думаете, но я знаю, что такая установка существует. У меня были разговоры подобного рода с людьми.
А на самом деле, не надо ничего ждать. Для того, чтобы начать духовную жизнь, не нужно каких-то внешних событий. Придумывать такое препятствие или думать, что духовная жизнь случается только в монашестве или где-то в пустыне, просто неправильно и не отражает то, как христианство жило и распространялось в истории Церкви.
Стоит упомянуть еще об одной вещи: для Церкви всегда было проблематично и сложно решить со всей точностью, из чего же состоит «предание». Это вполне нормально и сегодня, когда отдельные периоды церковной истории переосмысляются, переосмысляется видение того, что было в прошлом, какова была реальность Церкви, как она управлялась.
Например, очень острый вопрос об иерархическом приматстве на вселенском уровне, который по-разному понимается в разных православных Церквях. И это только один из вопросов. И это совсем не катастрофа и не конец света, что история переосмысляется или даже оспаривается. Мы живые люди, а Церковь – богочеловеческий организм, и не от всего еще осела пыль. Есть то, в чём земная Церковь ещё не разобралась.
Одна из таких постоянных проблем – как и до какой степени задействовать культуру? До какой степени можно, так сказать, смешивать Христа и цивилизацию? Или до какого предела это допустимо? Насколько может богословие или литургия употреблять, например, язык улицы? Насколько можно использовать современную музыку? Такие вопросы не решаемы идеально.
Главное, что я бы вам предложила – это помнить, что ничего из того, что мы делаем без содействия Духа Святого, в принципе не может быть идеально. Мы просто со смирением пытаемся понять и прожить нашу жизнь осмысленно и так, чтобы передать эту живую память Церкви из поколения в поколение. Впрочем, находясь здесь и сейчас в определенной культурной среде, в определенном городе и в конкретном мире, мы призваны жить нашу жизнь здесь и сейчас, но в тесной связи с традицией, которая у нас есть.
Поэтому что я делаю – я, пусть и не идеально, но, как могу, задействую также и культуру и говорю: «Смотрите, мы здесь и сейчас, именно в этом городе». Поэтому я упоминаю людей на улице, иногда вставляю музыку (конечно, ее вставляют те маргиналы, которые на меня работают). Смысл здесь в том, что традиция передается не в пузыре, она очень реальна, она имеет отношение к данной ситуации.
Не нужно этого дуализма, когда создается один мир – Церковь, и есть еще реальный мир, потому что тогда есть опасность, особенно для детей, начать воспринимать Церковь как некую сказку или ролевую игру, в которую играют родители. А это очень живая реальная традиция. Так что нет нужды создавать пузырь, нужно сделать традицию реальной здесь и сейчас и не ждать, пока мы окажемся где-то еще в каком-то другом времени, да и не нужно убегать в прошлое.
Недавно я заметила… мы праздновали Богоявление, и во время литургии я вдруг заметила, знаете, бывают такие «ага»-моменты, когда прозвучало «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь». И тут я поняла (чего раньше не видела), что в этой фразе фокус именно на «ныне». К прошлому есть лишь непрямая отсылка. Фокус совершенно очевидно ставится на «ныне» – сейчас.
Меня это просто потрясло, потому что наша духовная жизнь могла бы стать настолько мощней и глубже, если бы у нас хватило сил жить в настоящем, а не надеяться на что-то в будущем, или жалеть о чем-то в прошлом, или сравнивать себя с кем-то еще, и все время быть неудовлетворенными. Благодарность и живая вера – это очень сильно про жизнь в настоящем, и я думаю, что это короткое славословие, которое так часто повторяется за каждой службой, оно очень информативно.
Итак, по маленькому шажку каждый день. Иногда у нас в православии встречается такой максимализм, который может приносить нам большой вред. Несколько недель назад я разговаривала со своим племянником и спросила его, что он делает по утрам. Он учится в колледже, в этом году выпускается. И я говорю ему: «У тебя есть Молитвослов», и знаете, там замечательные молитвы, это русский Молитвослов, там огромное количество молитв. А он смотрит на этот Молитвослов каждое утро и думает: «ой, нет» — и в итоге вообще не молится. Это плачевный результат того, что он начинает с конца.
Я сказала ему: «Как же ты можешь вообще не молиться? Как ты справляешься без молитвы? Жаль, что ты не хочешь читать эти молитвы и, в конце концов, ты поймешь, что, наверное, их стоит читать, но это не то, что Бог ждет от нас, говоря: «Либо эти молитвы, либо никаких. Я не буду слушать никаких других молитв, обращенных ко Мне».
Такое отношение – или Молитвослов, или ничего – отделяет от Христа, от молитвы. Вот почему в одном из своих выступлений я сказала, что «неправильность не есть препятствие к молитве», потому что молитва важней всего. А мы зачастую в нашей повседневной жизни за деревьями леса не видим. Конечно, это касается не всех. Замечательно, когда у человека уже есть такая привычка, то есть нормальное молитвенное правило. Но некоторые люди оказываются в ситуации, когда они, на самом деле, пытаются превратить традицию в то, чем она не является.
И я сказала племяннику: «Просто встань на колени и молись каждый день своими словами, если по-другому не получается. И ты скоро увидишь, что уже не можешь без этого жить». Но что-то не дает ему так делать, потому что его так учили. Я не хочу сказать, что не нужно молиться по Молитвослову. Я хочу сказать, что мы упускаем из виду самое простое и главное, потому что сосредотачиваемся на том, что, на самом деле, вторично. Это то, с чем миряне, как мне кажется, могут сталкиваться каждый день.
Мы немного задержались и, хотя я знаю, что вы будете просить, чтобы я продолжала, мне пора остановиться, поэтому давайте откроем обсуждение. У кого есть какие-то вопросы или комментарии?
– Меня зовут Лорен. Когда Вы говорите о воспоминании в Церкви, и мы думаем о своей жизни, как покаяние встраивается в такое воспоминание?
– Добрый день, Лорен. Очень хороший вопрос. Лорен спрашивает, как покаяние встраивается в воспоминание или память. Во-первых, покаяние – это перемена направления. Как Вам, вероятно, известно, по-гречески μετἀνοια означает «перемена ума». Заметим что это не то, что происходит однажды, и вы живете дальше, нет. Это постоянный процесс. Мы «в работе», все мы. И святые были тоже. Мы постоянно, так сказать, поправляем свой фокус.
Мы должны все время поправлять фокусировку. Это как уборка в доме. Вы же не ждете, что после уборки дома всегда будет чисто. Раздражает, но, увы! – постепенно там снова становится грязно. Это процесс, поэтому мы всегда в него вовлечены. А касательно «воспоминания»: когда вы приходите на исповедь, которая является частью таинства покаяния, вы, на самом деле, восстанавливаете истинное видение прошлого.
Другими словами, ваш человеческий разум, ваш несовершенный разум оправдывает вас в тот момент, когда вы совершаете грех, и говорит: «Все в порядке, делай». И когда, в конце концов, вы каетесь в этом или снова меняете свой фокус и вспоминаете, что вы сделали неправильно, в чем вы согрешили, вы восстанавливаете правильную память – т.е. «воспоминание». Вы говорите, что было неправильно, а что – правильно. (Нельзя забывать и хорошие вещи, которые вы сделали.) Вы исповедуете правильный вариант прошедшего.
Такое восстановление правильного варианта прошлого – это именно то, что происходит, когда мы поём перед причащением – т.е. во время божественной литургии – Символ веры, потому что он является правильным вариантом нашего общего прошлого. Так что исповедание веры, когда мы говорим «верую», и, c другой стороны, часто непопулярная традиция исповедания грехов перед Причастием, на самом деле, лежат в одной плоскости с той только разницей, что исповедание грехов – это наше личное прошлое, которое мы восстанавливаем, потому что мы его неправильно воспринимаем там, где оправдываем себя.
А правильная интерпертация нашего общего прошлого, истории спасения, исторического предания, провозглашается в Символе веры. В общем, мой ответ на ваш вопрос – «воспоминание» или «анамнеза» связаны с покаянием именно в момент исповеди.
– Вы упомянули эту идею о, наверное, ложном разделении между монашеской и мирской жизнью, об излишнем возвышении монашеской жизни…
– Это не то, что я сказала.
– …идею о том, что настоящая духовность бывает только у монашествующих, а мирянам как максимум доступно что-то меньшее. У меня есть много друзей, которые не хотят вступать в брак, но в то же время постриг тоже не хотят принимать. Часто кажется, что есть только однозначный выбор: «или так, или так». Я слышал, как духовный наставник сказал, что если ты не планируешь вступать в брак, то должен уйти в монастырь. Мне интересно, что вы думаете насчет идеи призвания к одиночеству или об открытии заново жизни вне монастырской традиции, при этом без особых намерений вступать в брак.
– Это очень хороший вопрос. Действительно, реальность такова (безотносительно того, как к этому относиться), что в наших храмах очень много одиноких людей.
Часто в моих видеороликах я обращаюсь именно к одиноким людям. В моем университете у меня, естественно, студенты, так что мне часто приходится иметь дело с людьми одинокими. В действительности мы должны научиться говорить на языке и признавать реальность тех конкретных людей, которые в Церкви, и многие из них на самом деле одиноки. Это, как оказывается, просто то, что Господь посылает многим людям в наше время, – просто факт нашей жизни. А нам нужно повзрослеть и понять, что человек не всегда помещается в определённую категорию.
Я, например, никогда не думала, что буду жить в городе за стенами монастыря, и я к этому не стремилась. Наоборот, помню, когда мне было двадцать c чем-то, я говорила своему духовнику, что знаю, что буду затворницей. Я все продумала и спланировала, где у меня будет маленькое окошечко и т.д. Вот так я себе воображала… А он просто говорил: «Посмотрим, что Господь нам пошлет».
Это к тому, что я постоянно говорю о жизни «сейчас» и именно там, куда Господь поставил. Ты нужен Господу именно там, где ты есть. Можно постоянно думать, что где-то там трава зеленее. Часто люди одиноки, просто потому что пока еще не встретили своего человека. И что с этим поделать? Идти на сайты знакомств?
Люди могут сильно отчаиваться, но жизнь сейчас, приятие реальности и готовность из этого исходить требует большого смирения. Ты не герой и не τύπος, по-гречески “тип”. Ты не тип, ты не то и не это, ты не укладываешься в определеные рамки, и это очень смиряет, потому что люди, может быть, будут думать: «Почему он не женат?» или «Ему уже, Бог знает, сколько лет, а он все еще не женат. Это неспроста». Это тяжело, и иногда нужно просто принять.
И – я говорила об этом в одном из видеороликов – это «амбивалентная ситуация». Иногда Бог посылает нам амбивалентность, т.е. неопределенность, и она сводит нас с ума, потому что мы хотим контролировать такие вещи. Мы, на самом деле, не желаем Божьей воли о нас, мы хотим контролировать, мы хотим сказать: “Я вижу себя каким-нибудь византийским героем 8-го века, и я буду делать то-то и то-то, чтобы спастись». Нет. Просто живи с тем, что Бог посылает. Вот, что Он послал. Он послал тебе именно этих людей, и эти обстоятельства, а не другие. Постарайся это принять, и тогда увидишь, что Он пошлет дальше. Осознание этого может изменить нашу жизнь.
А привести нас к этому может ежедневная молитва. Но это постоянная работа, потому что далеко не каждый день мы готовы принять такие вещи. Иногда мы расстраиваемся, а иногда внутри появляется благодать, которая исходит не от нас самих и позволяет совсем по-другому воспринимать эти вещи. Но вообще всё это делает жизнь очень интересным и поучительным приключением!
– Мы живем не в изолированном мире, где все окружающие нас люди верующие. Как общаться с людьми, как говорить о вере с людьми, далекими от Церкви? Иногда даже с близкими родственниками или коллегами? Дайте мудрый совет.
– Есть известная цитата одного довольно древнего святого с латинского Запада. Он сказал что-то вроде: «Самая важная вещь – распространять веру. И если надо, можно использовать для этого слова». Понимаете, что я имею в виду? Когда вы живете верой – люди непременно это заметят, и, скорее всего, начнут задавать вопросы.
Но вообще Бог покажет, что делать в каждом отдельном случае. Я не знаю Вашей ситуации, бывает по-разному, потому что все люди разные, и нужно смотреть на каждый конкретный случай. Не все хотят, чтобы с ними говорили о вере, но иногда бывает время и место, когда это нужно. Главное – заботиться о собственном стоянии (или падении) перед Богом. Я бы так сказала, хотя это и не совсем отвечает на Ваш вопрос.
– Я Клер, и я бы хотела спросить про вашу команду, которая помогает делать подкасты. Кто они и как это все начиналось?
– Добрый день, Клер. Я их просто подобрала. Как я уже говорила, они маргиналы, но они стараются. Среди них есть бывшие наркоманы, есть один новый член команды. Имею в виду, что мои писатели – бывшие наркоманы, а не более ответственные роли. Один из наших ребят, художник по костюмам, грек, сейчас в тюрьме, но мы с радостью примем его обратно, как только он выйдет, а сейчас пока его место занимает другой человек. Они хорошо работают. Я нашла их всех случайно, но я благодарна, что они согласились войти в команду. Иногда не все хорошо получается, но они очень стараются.
– Меня зовут Татьяна. Вы работаете в Австрии, в Вене, да? А в Европе люди все меньше и меньше интересуются религией. И я хотела Вас об этом спросить: живя в Европе, Вы это замечаете?
– Добрый день, Татьяна. На самом деле, я замечаю совсем другое. Австрия – очень католическая страна. Даже в таблоидах, где на третьей странице публикуют порнографические фотографии, на восьмой странице ведет свою колонку Венский Кардинал. Все далеко не так однозначно. В Вене местный кардинал – очень уважаемая фигура, кардинал Шёнборн.
Конечно, у них теперь меньше народу ходит в храм, чем раньше, но всё-таки больше, чем в православных странах, если посмотреть на статистику. У них сейчас это 11%, как мне кажется (я могу ошибаться), во Франции цифра чуть выше. Но есть православные страны, типа России или Греции, где процент тех, кто регулярно участвует в церковных службах, значительно ниже.
Но мне в любом случае сложно судить. Я всего лишь один человек, который смотрит на все со своей колокольни. Кроме того я преподаю на католическом богословском факультете, так что я достаточно непосредсвенно вижу католический мир. Должна сказать, что мы иногда сильно преувеличиваем предполагаемое ослабление не-православного мира. Я не могу сказать, что это справедливая оценка происходящего там. А сейчас с приходом нового Папы в католическом мире начался очень явный и воодушевленный подъем. Молодежь с большим энтузиазмом относится к новому Папе.
Мы живем в странное время: папство, с нашей православной точки зрения, всегда характеризовалось властолюбием и стремлением к централизации. И вдруг прошлый Папа Бенедикт отрекается от престола. Он просто берет и говорит: «Мне пора уйти». Это неслыханно, совершенно неслыханно. В то время, когда мы в православном мире никак не можем собраться и созвать Всеправославный Собор, который столько лет пытаемся созвать. Почему? Потому, фактически, что мы не можем договориться по вопросу о первенстве. То есть решить, кому и как быть первым среди иерархов. Так что в наше время проблема папизма заметна не только, и даже не столько, на Западе…
Знаете, есть такая китайская «маледикция». Она очень известна, но я её прочитала только недавно в книге Питера Брауна. «Маледикция» – это когда вы кому-то желаете зла. Она гласит: «Чтоб ты жил в интересные времена!». Мы живем в интересные времена. И не всегда легко понять, что же на самом деле происходит. Но это смиряет. Это нас смиряет. Словно бы Господь похлопал нас по плечу и сказал: «Не считай своё наследие, свою традицию, за нечто, само собой разумеющееся». И не следует нам увлекаться критикой других церквей. У нас достаточно своих проблем, так что я бы не увлекалась критикой чужих.
– Вы сами из Нью-Йорка. Как Вы оказались в Вене?
– Мне предложили работу. Я не жила в Соединенных Штатах с 19 лет. Сначала я поступила в монастырь во Франции. Дальше была долгая история. Я защитила докторскую в Мюнхене в Германии. А прямо перед защитой мне предложили эту работу в Венском университете. На эту работу я даже не подавала. Меня пригласили. Они искали кого-то с немецким и английским. И связанного с Америкой. Но у нас нет здесь монастыря, поэтому я оказалась на квартире. И мой епископ сказал: «Хорошо, благословляю, езжай». Так что теперь я живу здесь и занимаюсь вот этим.
– Наверное, для православия довольно нетипично для монаха быть вне монастырской кельи?
– Да, очень нетипично.
– Как и Ваши передачи.
– И кофе. Зато это интересно.
– У меня есть к Вам вопрос. Я много думаю об этом последнее время. Вы рассказали о вашем разговоре с племянником и, если вспомнить Иоанна Максимовича, он говорил – перефразируя – что-то вроде «старайтесь молиться как можно больше, особенно утром, когда вы едете на работу, просто читайте Отче наш, прямо по дороге, делайте то, что можете, говорите с Богом». Я стараюсь молиться, как можно больше. Иногда, по милости Божией, это легко, а иногда очень сложно, сложно даже просто встать перед иконами. Все время что-то отвлекает. Я хотела спросить, не можете ли Вы дать какой-то совет или руководство, как не отвлекаться, особенно сейчас, в нашем постмодернистском мире, полном разного рода отвлекающих факторов. Как не отвлекаться во время молитвы, когда как раз и возникают все эти помехи? Вы можете дать совет, как в наши дни с ними бороться?
– Да. И когда я даю ответ, напомню, что я не столько советую, сколько просто делюсь. Я, на самом деле, считаю, что мы спасаемся вместе и нам нужно делиться опытом друг с другом. Наша церковная жизнь может и должна быть чуть больше направлена на поддержку друг друга в таких вещах. Она не только про уборку храма, устройство трапез и благотворительные ярмарки.
Я знаю, что для вас она не только об этом. Но я лишь хочу сказать, что наши разговоры могут быть чуть больше направлены на то, чтобы помогать друг другу в духовной жизни. Об отвлекающих факторах. Один из советов, которым я следую сама – это раньше вставать. Можно ведь встать чуть пораньше – хоть на 15 минут пораньше. И если вы будете делать это утром, вы обнаружите, что со временем Вам будет даже хотеться встать чуть раньше. И это на самом деле здорово – зарядить, так сказать, батарейки рано утром.
Попробуйте, но не переусердствуйте в самом начале. Делайте по чуть-чуть: прочтите немного из Евангелия, всего несколько строчек, помолитесь Богу, пусть своими словами, вручите все в Его руки, все, что происходит. Можно молиться своими словами. Не думайте: «Да ну, я же не Иоанн Златоуст, какие слова у меня могут быть». Мы всегда возводим у себя на пути подобные препятствия. Сделайте чуть-чуть.
А второй совет, когда все это не поможет, потому что в жизни бывают времена, когда что-то происходит и мы просто не можем сосредоточиться. Когда ничего не помогает, просто примите эти отвлекающие факторы. Другими словами, молитесь как бы через них. Скажите: «Господи, вот я, отвлекшаяся. Вот я, вся рассеянная». Предайте все в Его руки. Вы всегда можете оседлать эту лошадь.
Я помню, как митрополит Виталий (не помню, какой он был по номеру у нас Митрополит в РПЦЗ), у которого была очень сильна молитвенная жизнь, однажды сказал: «Когда что-то не удаётся отогнать, отвлечения или иные помыслы, то возьмите и оседлайте эту лошадь. Например, даже если вы заняты добрым делом и вдруг чувствуете гордыню или тщеславие по отношению к тому, что делаете. Хорошо. Оседлайте эту лошадь и скажите: «Господи, вот, что я сейчас делаю – я предаюсь гордыни и тщеславию». Но вы оставляете это в руках Божиих. Вы не впадаете в отрицание, все в руках Божиих. Христос ведь сошел даже во ад. Ничего нет такого, нашего, что Его не касается.
Свято-Иоанно-Предтеченский собор (РПЦЗ), Вашингтон. 24 января 2014 г.
Перевод Ольги Антоновой