Каким должно быть добро — с кулаками или без? В каких случаях православный христианин имеет право на применение физической силы, и имеет ли он его вообще? Как сделать правильный выбор в непростой ситуации?
Опубликовав на Правмире статью О «православном экстремизме», я прогнозируемо столкнулся с целым шквалом критики со стороны людей, для которых убеждение в том, что христианин может и должен искоренять царящее в мире зло силой, их credo.
Я не хочу сейчас возвращаться к проблеме такого «прочтения» Евангелия и святых отцов — опыт показывает, что для тех, кто исповедует «Православие с кулаками», любые доводы «против кулаков» не имеют силы. Но в процессе общения с некоторыми из них, а также и просто с людьми, пытающимися разобраться в данной проблеме, вырисовался один, как оказалось, многих беспокоящий вопрос: что же, христианин вообще не имеет права на применение физической силы? А если вдруг имеет, то когда, в каких случаях?
Вопрос, если смотреть на него отвлеченно, даже немного забавный, но вместе с тем для верующего человека сегодня достаточно актуальный. И не только потому, что кому-то надо с сексменьшинствами бороться и клубы громить или храмы от кощунников оборонять. А просто — время наше по-прежнему не самое спокойное, и люди агрессивные, драчливые нередко встречаются, и вообще — разное бывает, достаточно сводки происшествий почитать.
С одной стороны, есть заповедь, о существовании которой не может не знать ни один человек, хотя бы однажды прочитавший Евангелие, — настолько она поразительна, настолько переворачивает наши обычные представления о защите собственной чести и достоинства. «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5, 39).
С другой, в отношении этих слов Спасителя очень часто возникает смущение: точно ли их надо понимать буквально, или же это иносказание? Ведь рядом с этой заповедью даны еще несколько, точное исполнение которых не менее, а может быть, и более даже затруднительно: «кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду, и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 40–41).
Обратишь левую щеку, а тут тебе и совсем голову снесут… Отдашь верхнюю одежду, а потом простудишься и умрешь, потому как другой нет. Согласишься идти с каждым, кто понудит, так всю жизнь и будешь только ходить, ни на что другое ни времени, ни сил уже не останется.
Безусловно, были святые, которые как каждую заповедь, каждое слово Христово решались выполнять в самом прямом смысле, так и эти заповеди исполняли. Но больше мы видим тех, кто понимал их скорее духовно. Так преподобный Амвросий Оптинский писал: «Смотри, тут говорится „кто ударит тебя в правую щеку“, а ведь это неудобно, бьют обычно по левой — правой рукой».
И далее объяснял, что, с его точки зрения, говорит здесь Господь о ситуации, когда обидели, оскорбили, оклеветали нас незаслуженно и мы готовы возмутиться и восстать, поскольку считаем себя безвинно пострадавшими, мы правы! Это — правая щека. Но есть у нас и левая — наши проступки, грехи, страсти, которые ведомы по преимуществу лишь Богу и за которые мы должным образом не страдали, наказания не несли. Вот и вспомни, когда ты не виновен, о том, в чем ты виноват, и пойми, что одно «уравновешивает» другое. Да и уравновешивает ли?
Возвращаясь к вопросу о том, как же все-таки понимать заповедь, буквально или нет, надо, наверное, в первую очередь уразуметь, что речь здесь идет о самом главном, о принципе — «не противься злому». Причем не просто «не противься», а так: «вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам…» (Мф. 5, 38–39). «Не противься» то есть не умножай зло уже существующее и действующее — злом собственным.
С этой позиции бессмысленна и греховна даже самая «справедливая» месть: она умножает зло минимум в два раза. С этой позиции всегда, когда есть такая возможность, лучше отойти в сторону, отступить и уступить. Когда есть такая возможность… А когда она есть и когда ее нет? Вот, что выяснить бы!
Если рассматривать внимательно жизнь самых различных святых, то можно видеть, что при всем своем стремлении «не противиться злому», они были крайне далеки от того, что именуют в наше время «толстовством». Естественно, что до крови (собственной) стояли святые против склонения их к измене своей вере, против расколов и ересей. Но и помимо того — кто-то, подобно преподобному Сергию Радонежскому, благословлял воинство на битву против иноземных захватчиков.
Кто-то весьма решительно полемизировал с единоверцами по различным принципиальным с его точки зрения моментам церковной жизни, как, например, преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий. Кто-то мог занять предельно твердую позицию в том или ином не только и не столько церковном, сколько в государственном, общественном или социальном вопросе. Тут примеров вообще не счесть — и Златоуст, и священномученик Филипп, и святитель Арсений (Мацеевич)…
Один древний подвижник, когда в его городе, в христианской уже империи, возобновились, было, гладиаторские поединки, выбежал на арену и стал разнимать бьющихся воинов. Разъяренная толпа хлынула за ним на арену и просто растерзала его. А когда отступила назад, то люди с ужасом увидели, что в припадке безумия умертвили почитаемого ими святого. И больше гладиаторские бои в том городе уже не устраивались…
Но вот найти святого, который бы благословлял в мирное, не военное время расправу над какими бы то ни было нечестивцами и греховодниками и тем более сам бы принимал в такой расправе участие, трудно. А ведь святые вполне могли бы, казалось, поступать так в случае необходимости не по страсти, а просто исходя из слов апостола Иуды: «А других страхом спасайте…» (Иуд. 1, 23). Но не поступали. А следовательно — и нам, грешным, не стоит.
И все же обстоятельства, когда и христианин может и даже должен действовать с применением силы, есть. Что это за обстоятельства и как понять, что мы находимся именно в них, а не заблуждаемся?
У преподобного аввы Дорофея приводится одно святоотеческое правило, возможно, знакомое и нам просто как житейская мудрость: «Когда пред тобою предлежат на выбор два зла, то надо избирать меньшее». А из двух благ, соответственно, большее. Вот и верующий человек тогда имеет право на «физическое воздействие», когда оно — меньшее из двух зол.
Почему Церковь испокон веков благословляла на войну против захватчиков, пришедших поработить наш народ? В силу своего «срастания с властью»? Нет, в силу того, что каким бы ужасом, каким бы безумием ни была война, а «сдаться на милость победителя» еще больший ужас и еще большее безумие. Во-первых, потому, что милость в таких условиях более чем сомнительна, а во-вторых, потому что отказ от защиты Отчизны сделал бы ее захват чрезмерно привлекательным для любого агрессора и они бы просто сменяли один другого.
Но ведь и воевать можно по-разному, можно по-язычески, а можно по-христиански. И это не игра слов. На самом деле и на войне можно убивать с ненавистью и даже каким-то извращенным удовольствием, а можно — со скорбью и состраданием. Один мой знакомый, в недалеком прошлом руководитель достаточно крупного федерального спецподразделения, говорил своим бойцам:
— Вы не должны ненавидеть своих врагов, даже тех, которых убиваете. Иначе… вы ничем не будете отличаться от них.
Чудно как-то звучит, прекраснодушно до нелепости, можно только плечами пожать и развернуться, чтобы скрыть улыбку от такого человека, который и сам, верно, не знает, о чем говорит. Одно только «но»: за плечами его долгие годы службы в «Альфе», командировки в Чечню, освобождение заложников…
Ему лично, после того, как его группа вошла в Норд-Ост, оставив за спиной лишь трупы охранявших вход боевиков, пришлось пройти по рядам и в упор ликвидировать девушек-шахидок. Он сделал это без ненависти, профессионально, руководствуясь тем же принципом «большего или меньшего зла»: если бы кто-то из них проснулся, то каждая унесла бы с собой жизни нескольких десятков ни в чем не повинных людей. Такой вот страшный долг…
Но и помимо войны или участия в какой-нибудь спецоперации по «принуждению к миру» или по сохранению оного, есть случаи, когда применение силы, исходя из вышеозначенного принципа, оправдано. Например, бьют на наших глазах на улице человека. Что делать? Вы смотрите по сторонам и не видите никого, кто бы мог прийти на помощь. Ваши словесные призывы остановить избиение ровным счетом ничего не меняют. Вы видите, как поверженное на землю тело пинают ногами, как это тело сжимается от боли, слышите, как человек плачет от нее.
Что вам остается? Или — чего бы хотели от случайного прохожего вы, если бы это было ваше тело? Хотели бы — активных действий, которые положили бы конец этому кошмару. А значит и вам на эти действия надо как-то решиться. Каковы именно они будут зависит от многих факторов, начиная с вашей физической подготовки и заканчивая психологическими особенностями того, кого вы пытаетесь остановить. Не исключено, впрочем, что вмешаться-то вы вмешаетесь, но вам при этом самому и достанется.
Или другой пример. То, что сегодня вполне реально: ворвались в храм какие-то злоумышленники и намерены его осквернить. Надо ли им препятствовать, надо ли их останавливать силой? Безусловно, надо. Только какова мера применения этой силы, не осквернит ли храм точно так же гладиаторский бой с участием способных к этому бою прихожан или охраны?
Ответ на этот вопрос может дать лишь совесть христианина, оказавшегося в конкретной ситуации и вынужденного действовать по обстоятельствам. (А вообще техническим решением в этом случае должна служить «тревожная кнопка», и отсутствие ее — непростительное головотяпство.)
Отдельная тема — как быть, если что-то (или кто-то) угрожает не Церкви, не нашему ближнему, а лично нам. Подставить все-таки вторую щеку или уклониться, или сдачи дать? Вопрос не только отдельный, но и крайне непростой. Ведь, с одной стороны, и тут можно вспомнить о тех грехах, за которые этот бьющий нас — не самое большое воздаяние. А с другой, подумать, что если он нас убьет и покалечит, то потом ему за это отвечать придется. Да и наши близкие скорбеть будут…
Можно обратиться к опыту святых и подвижников благочестия, но, обратившись к нему, примеры мы увидим различные. С одной стороны, преподобный Серафим, позволивший беспрепятственно искалечить себя разбойникам, хотя и топор у него был в руках, и силой он обладал недюжинной. С другой — авва Даниил из Отечника, при побеге от варваров убивший одного из них. Или старец Паисий Афонский, который выкинул из своей келии, призвав имя Божие, огромного детину, пытавшегося его задушить.
Поэтому советчика здесь иного, кроме той же христианской совести, не обретается. Главное, чтобы она была чистой и не замутненной. На самом деле, если человек в течение всей своей жизни старается искать одного — воли Божией, а в отношениях с ближними руководствуется любовью и смирением, то он и в экстремальной ситуации не ошибется, не согрешит.
А вообще… Вообще применительно к проблеме «физического противостояния» нужно снова вспомнить то, что говорит о необходимости выбора между большим и меньшим злом авва Дорофей. Бывают случаи, объясняет он, когда таким меньшим злом оказывается ложь. Но и тогда, убеждает преподобный, надо относиться к этому как ко времени искушения и тщательно наблюдать за собой, чтобы допущенное по крайней нужде не обратилось незаметно в привычку. Тем паче не должно обратиться в привычку для христианина употребление физической силы, не должно стать обычным способом решения сложных вопросов.
Более того: если произошло что-то подобное, то обязательно надо рассмотреть себя: почему постигло меня это искушение, почему попустил его мне пережить Господь? И что было в моем сердце в момент этого искушения и что в нем сейчас? Такое рассмотрение обязательно откроет нам, в чем собственно наша вина, с чем идти нам на исповедь — вряд ли можно ожидать, что сердце наше окажется чистым от греха, не подвигнувшимся от страсти.
Хуже всего — если мы увидим, что критический момент стал для нас моментом не искушения, а облегчения, что мы в глубине души ждали: когда же можно будет дать выход накопившимся эмоциям, тому, как говорят сегодня, «негативу», который нас переполняет. И когда наконец дождались, то были просто счастливы. Или даже не ждали и не дождались, а прямо-таки искали подходящего повода… Или и не искали, а сами его создали…
Это ведь все тоже можно видеть в жизни определенной части современных христиан. Но это, наверное, те христиане, для которых обсуждаемый здесь вопрос в принципе бессодержателен. «Когда верующий человек может…». Когда хочет, тогда и может. Но к этой теме и правда не хочется больше возвращаться.
Читайте также:
Православные активисты — новые духовные лидеры? (Комментарии священников)