«Инсульт случился у меня в 30 лет». Истории трех молодых женщин

«После операции был 25-сантиметровый шрам»

Гузаль Хисаметдинова, путешественница, амбассадор фонда борьбы с инсультом «ОРБИ», 37 лет:

— Все случилось 13 мая 2016 года, этот день я называю «черной пятницей». Я работала в офисе, пошла переставить машину на парковке. Вдруг у меня запульсировало в правом виске. Вызвали скорую, врачи поставили вегетососудистую дистонию, сделали укол и отпустили домой. Чтобы понять, что у меня в голове разорвалась какая-то бомба, мне понадобилось четыре дня.

Я вообще не заметила, что у меня что-то болит. Садилась в свой BMW, рулила, работала. Я же была на руководящей позиции в IT-компании, считала себя успешной, всегда куда-то спешила. Но однажды утром боль стала такая, что я просто не понимала, как с этой ужасающей пульсацией жить дальше.

Я настояла на МРТ, хотя врачи недоумевали, зачем оно мне нужно. На снимке увидели кровоизлияние в мозг длиной шесть сантиметров и запаниковали: «Давайте в реанимацию!» Но я отказалась и сначала поехала домой. Решила: если вдруг придется умирать, я подготовлюсь. Я же «успешная» женщина! Надела итальянское белье из одного комплекта — думаю, прилягу на реанимационный стол (смеется). Опять сажусь в свой BMW и еду в реанимацию. 

Дальше, конечно, начинается серьезно. С таким кровоизлиянием человек быстро уходит, обычно у врачей есть на спасение примерно 4,5 часа, а я прожила четыре дня без всякого вмешательства. Повезло, что меня не парализовало. В реанимации я провела две недели и совершенно потерялась во времени. Врачи говорили, что надо срочно делать операцию, а я, естественно, отказалась. Мне же надо понять, какой врач залезет ко мне в голову!

И только спустя месяц мне сделали трепанацию в Алмазовской клинике в Санкт-Петербурге. Это я сейчас рассказываю вам с юмором, а тогда мне было очень страшно. Молодая, 31 год — и три исхода: либо останусь инвалидом, либо умру, либо все-таки выкарабкаюсь и что-то изменю в своей жизни. Сейчас оглядываюсь назад и понимаю, что испытывала огромный страх, хотя и не признавалась себе в нем. Я себя не ругаю за это, но теперь всегда повторяю: «Давай проживать свои эмоции. Если тебе страшно, давай говорить честно, что страшно. Хочется поплакать — плачь. Не надо хорохориться».

​​Гузаль Хисаметдинова

Когда очнулась после операции, пыталась говорить с доктором — хотя еще не полностью отошла от наркоза. «Флиртуешь, что ли, со мной?» — «Да. Потому что вы единственный мужчина, которого я пустила так глубоко к себе в голову. Что у меня там было?»

Конечно, после наркоза я еще плохо понимала, что происходит, но была четкая мысль: «Ты осталась жива, сделай что-то полезное для себя, потом — для других. Тебя не просто так оставили». У меня была нарушена речь, я шепелявила, появлялся прямо эстонский акцент. Память тоже нарушилась, какие-то эпизоды просто вылетели из головы. Я называю это обнулением. Как бывшая айтишница скажу, что хорошо проапгрейдилась. Случилось тотальное снесение старой базы данных!

Я ходила, пошатываясь, первое время просто облокачивалась на стенку. Думаю, что это результат не инсульта, а того, что я не могла прийти в себя после трепанации. У меня был 25-сантиметровый шрам.

Я не заметила, как все прошло, потому что уже через пять месяцев после трепанации стала работать в кино.

Конечно, поначалу было желание выйти на прежнюю работу, сработали старые драйверочки: «Надо обратно, там же деньги!» Действительно, деньги хорошие, чего греха таить. За десять лет работы в IT-компании я достигла высокого уровня. Но я вдруг подумала: «Ты что-то забыла, может быть? Ты же хотела все изменить… Давай попробуем что-то новое». С тех пор я живу страстной жизнью в моменте здесь и сейчас, каждый день пробую что-то новое.

Получилось так, что до инсульта я подала документы в итальянскую школу стиля. Оказалось, меня одобрили. Когда поправилась, я уже четко знала, что должна там отучиться и это не просто так. Я верила, что надо искать того, кто захочет с тобой работать, и, не имея опыта, решила сразу брать звезд. Я писала им, их менеджерам, говорила, что я начинающий стилист и хочу попробовать с ними работать. Знаете, десять отказов, одиннадцатое — «да».

Потом я познакомилась с Валерией Гай Германикой — увидела ее в храме священномученика Антипы. И вот однажды, когда литургия закончилась, я подумала: «Ну все, а вот теперь можно поработать». Подхожу к ней, говорю: «А я вас знаю, вы мне нравитесь, вы очень красивая. Хочу быть вашим стилистом». Она мне позвонила на следующий день и наняла стилистом, а потом пригласила работать в кино. У меня было очень много проектов, потом я работала стилистом с актрисами уже в мире моды.

Последние три года я не живу в России. Я же решила всему говорить «да», и с тех пор говорю. Помню, мечтала попасть на неделю моды от-кутюр в Париже. И вдруг Ульяна Сергеенко, один из моих любимейших дизайнеров, прислала мне пригласительный — у нее была кутюрная коллекция в январе 2019 года.

Я приехала, походила по показам. Меня снимала девушка-фотограф, перед отлетом мы с ней решили выпить кофе. Мы были знакомы 44 минуты. Она посмотрела на меня: «Ты что такая грустная?» А я стою уже с чемоданом. «Не хочешь уезжать? Оставайся! У меня будешь жить. Я была когда-то в твоей ситуации и тоже не хотела уезжать». Так я и осталась в Париже.

На зимовку поехала на Бали, потом случилась пандемия, и я сказала: «Окей, давай останемся на Бали». Так я прожила там два года, потом переехала в Турцию.

А сейчас, мне кажется, я стала профессиональной путешественницей, занимаюсь фрилансом, являюсь амбассадором фонда по борьбе с инсультом «ОРБИ». Конечно, у меня безумные финансовые качели и я могу рассчитывать только на себя. Раньше просто ждала, когда выплатят зарплату, премию, еще что-то. А сейчас наступила жизнь из серии «стучите, и вам откроют». Но это стимулирует пробовать разное.

Вы можете заметить, что на виске у меня остался след после операции. Многие не обращают на него внимания, потому что я разговариваю через эмоции, глаза, и люди не замечают этого дефекта, а он достаточно яркий. Для меня это хорошее напоминание о том, чтобы заземлиться и спросить себя: «А что я реально хочу от своей жизни?»

У меня день рождения 16 октября, а 29-го — в день борьбы с инсультом — я отмечаю второй. И вот недавно подруга подходит ко мне и говорит: «Ну чего ты обманываешь себя, ты же в Италии хочешь жить». Если честно, да! Там же Просекко, пицца, мода, там я ношу шляпы и перчаточки! И она так невзначай: «Кстати, я забыла тебе сказать, с днем рождения!» — и дает мне билет в Италию. Пока не знаю, останусь ли я там жить, но я бы так хотела. Посмотрим.

«А потом у меня случился третий инсульт»

Алена Месилова, учитель английского языка, 33 года:

— Когда моей маме было 65, у нее случился инсульт. Все произошло резко. Мама живет в другом городе, и я поехала за ней ухаживать, потому что ее полностью парализовало на левую сторону. Таскала ее на себе в прямом смысле, меняла памперсы, переодевала, мыла, переворачивала. Мне кажется, для меня это стало переломным моментом, потому что было очень тяжело и физически, и психологически. Раньше я просто жила, работала, а тут близкий человек оказался в таком состоянии, когда никто не знает — выживет он или нет. Я очень переживала, и через два месяца инсульт случился у меня — в 30 лет.

Алена Месилова

Помню, чтобы уйти в летний отпуск, мне нужно было привести в порядок кабинет, у меня тогда был ремонт. Попросила мужа сходить в школу вместе со мной. Весь день провели на ногах — там помыть, там нагнуться. Домой я возвращалась уже усталая. Чувствовала тяжесть, казалось, что отнимается нога. На следующий день — апатия, грусть, тревога, слезы на глазах, как будто что-то должно случиться.

Вечером собрались ложиться спать, а мне резко стало плохо. Сильно разболелась голова, казалось, как будто сейчас сердце выпрыгнет из груди. А на улице июль!

Мы измерили давление, каждые пять минут оно повышалось: 140, потом 160, 180 — и так до 200. Вызвали скорую, оказалось — инсульт.

Установить причину не могли. Сказали, что, возможно, это заболевание крови и мне надо идти к гематологам. Так и получилось. Я сдала все анализы, у меня нашли врожденную тромбофилию. Сама я о ней ничего не знала. У меня есть сын, ему 11 лет. И выяснилось, вспышка произошла, когда я была им беременна, поэтому были такие сложные роды. Никто об этом раньше не догадывался, и врачи до сих пор удивляются, как я вообще родила с таким диагнозом.

После первого инсульта мне никто не говорил, что нужны кроворазжижающие препараты, просто назначили фолиевую кислоту. И через полтора года, в декабре 2020-го, у меня случается второй. Думаю, из-за физического перенапряжения. 

Готовилась ко дню рождения мужа, наряжали с сыном елку, и еще было очень много работы. Организм не справлялся, мне нужны были кроворазжижающие… Все наложилось.

Врачи отреагировали очень быстро, сразу увезли меня в реанимацию. У меня перекосило левую сторону лица, но мимика восстановилась через сутки. На второй–третий день я уже нормально пошла и даже не поняла, что со мной что-то случилось.

Снова обратилась к гематологам, на этот раз мне сказали, что нужны кроворазжижающие. Но была пандемия, все антикоагулянты уходили в ковидные госпитали. Мне рецепты выписывали, а получить лекарства я нигде не могла. Пыталась купить сама, приходила с рецептом, но в аптеках не было нужной дозировки — и продавать отказывались.

Прямо на работе. Там уже не было никакого перенапряжения или эмоционального всплеска. Мне стало плохо во время урока. Даже не болела голова, просто бросило в жар, левые рука и нога стали неметь, лицо горело. Пошла сразу в медпункт. Хорошо, что дошла, — в скорую меня уже выносили на покрывале.

Давление было 160, а потом поднялось до 210. Врачи хотели сделать тромболизис (фармакологическая терапия, направленная на восстановление кровотока в сосуде — Прим. ред.), но так как у меня был инсульт месяц назад, это было запрещено. И мне начали делать в живот уколы с кроворазжижающими каждый день утром и вечером. Сказали, что без этих препаратов я просто не выживу. Моя знакомая, которая тоже перенесла инсульт, отправила мне из Сочи пару своих коробок с антикоагулянтами — они ей были уже не нужны. А потом лекарства выдала и аптека. Сейчас у меня инвалидность, и я их получаю бесплатно.

Алена с мужем повенчались прошлым летом

Не могу сказать, что сейчас я полностью восстановилась. Из больницы я вышла с палочкой. Сначала месяц проходила реабилитацию у нас в Екатеринбурге, после этого поехала в Московский федеральный центр мозга и нейротехнологий, там тоже пролежала месяц. И благодаря Москве я стала ходить на своих ногах. Потом я просто стала заниматься в спортзале, чтобы вырабатывать походку, крутила педали на велосипеде. И так — около пяти месяцев, чтобы наконец выйти на работу.

Думаю, раз со мной это произошло и я дальше продолжаю жить, значит, что-то от меня требуется в этой жизни. Нельзя избежать проблем на работе или дома, но это такая ерунда, если честно. Я считаю, нет ничего важнее здоровья. Мы должны жить и беспокоиться о себе ради своих близких.

«Собиралась на работу — и упала»

Лариса Галкина, врач-эндокринолог, 34 года:

— Это случилось в конце декабря 2018 года. Я врач-эндокринолог, в то время работала на основной работе и брала две подработки, хотела успеть все и сразу. Как шутят люди нашей профессии, на одной работе врачу есть нечего, а на двух — некогда.

Подумала, что, наверное, со мной что-то не так, но не придала этому значения и понадеялась, что пройдет само. Через пять дней стала собираться на работу — и снова упала. Меня согласился подвезти отец. Я отвела прием, стала выходить из клиники — и упала еще раз.

Отец поскорее отвез меня в больницу, мне измерили сахар. Он, естественно, был высокий, потому что у меня сахарный диабет I типа. Пригласили эндокринолога, он сразу спросил: «Будешь ложиться? Это похоже на полинейропатию». Но я не могла встать на правую ногу, а полинейропатия так не проявляется. Естественно, я от госпитализации отказалась, и мы поехали домой. А 31 декабря мне стало совсем плохо, меня парализовало на правую сторону. Я показалась знакомому неврологу и легла в больницу. Провела там почти три недели и еще две недели — в другой.

Лариса Галкина

Постепенно мне становилось лучше, уже сформировался пальцевой захват. Потом меня отпустили, чтобы я смогла поехать на второй этап реабилитации в клинику Павлова (сейчас переименована в «Ситидок Эксперт» — Прим. ред.). Но когда я продлевала больничный, врач заразила меня гриппом. Пять дней у меня была температура под 40.

Естественно, я утратила все навыки, которые до этого приобрела. В клинику Волковой я попала вообще «стерильная», даже не могла ходить. Там на меня посмотрели и сказали: «Ну ладно, будем дальше восстанавливать». И меня поставили на ноги, специалисты были замечательные!

Правильно все выговаривать начала уже в клинике «Реабилитация доктора Волковой». Было два курса реабилитации, оплатить их помог фонд «Правмир». Ко мне очень тепло отнеслись врачи, там был хороший логопед — у меня подвисал угол рта и была чуть-чуть опущена бровь, она мне все это исправила массажем. Я стала говорить гораздо лучше, увереннее, теперь слова уже не «подбираю». На лечебной физкультуре мне разработали плечо и локоть. Я очень благодарна всем, кто со мной занимался, потому что при инсульте человек остается со своими проблемами один на один.

Сейчас мне осталось только разработать лучезапястный сустав, и я уже смогу выйти на работу — щитовидную железу все-таки надо пальпировать двумя руками. Но на это нужно полгода, может быть, год. Каждый день я занимаюсь по два раза. Встаю утром, делаю зарядку для лица, потом у меня комплекс упражнений на руку и на ногу.

Я сразу была готова на реабилитацию и сейчас занимаюсь каждый день, потому что я детский эндокринолог, меня ждут маленькие пациенты. Сейчас получается консультировать только по интернету, меня находят мамы, я стараюсь всем помогать — и результаты, насколько знаю, хорошие. И еще один стимул поскорее восстановиться — помогать маме. У нее полиартрит, в анамнезе было две операции по опухоли позвоночника. Но пока как-то справляемся. Надеюсь, вскоре смогу вернуться на работу.

Фото: из личного архива героинь материала