— Ваше Святейшество, поздравляем с юбилеем вас, спасибо огромное, что согласились сегодня уделить нам время, обсудить важные глобальные темы. Давайте поговорим о делах христианства за пределами России — на Ближнем Востоке, в Северной Африке. Все, конечно, знают о драматических событиях, которые сопровождают военные конфликты в этих регионах и непосредственно в Сирии. Они указывают на то, что угроза нависла не только над государствами, но и над христианской верой. Вы встречались несколько месяцев назад с Папой Римским Франциском. Вы призвали остановить истребление и гонение христиан в этих регионах. На ваш взгляд, достаточно ли делается, чтобы это прекратить? И с тех пор, как вы сделали это заявление, улучшилась ли обстановка или всё-таки ситуация лишь усугубилась?
— Мне приходилось много раз возвышать свой голос от имени Русской православной церкви в защиту, можно сказать, гонимых христиан на Ближнем Востоке. Потому что из всех меньшинств более всего пострадали и страдают христиане. Цифры ужасают: полтора миллиона христиан в Ираке — теперь и 150 тысяч нет. Полмиллиона христиан в Сирии неизвестно куда исчезли. То ли они убиты, то ли они эмигрировали. Но ведь Ближний Восток — это колыбель христианства, колыбель христианской культуры. И поэтому уничтожение христиан, изгнание христиан из этого региона представляется не только преступлением против веры, против человеческих прав и свобод, но и как цивилизационная катастрофа, потому что с исчезновением христианского населения всё очень изменится в этих государствах. Если правители в этих государствах, в том числе и светские правители, были вынуждены учитывать присутствие христиан и выстраивать свою внутреннюю политику таким образом, чтобы соблюдать балансы, то теперь никаких балансов соблюдать не надо. И неизвестно, что вообще может происходить с остатками христианского населения в этих странах. Поэтому наша встреча с папой имела в центре своём озабоченность ситуацией на Ближнем Востоке. Причём это искренняя озабоченность, происходящая от нашего совместного убеждения в том, что нужно предпринимать решительные шаги и просто спасти христиан и, конечно, не только христиан. Важно, чтобы вообще кровопролитие остановилось. Я хочу, чтобы это было совершенно ясно. Речь идёт обо всех страдающих. Не идёт вопрос об исчезновении ислама в этих странах, но идёт вопрос об уничтожении христиан. Поэтому, конечно, наша совместная декларация включила в себя совершенно конкретное заявление и выражение нашей надежды, но, к сожалению, последующее развитие событий, которое сопровождается большей координацией наших совместных усилий по Ближнему Востоку, тем не менее (говорит о том, что. — RT) политического урегулирования проблемы не наступило. И мы знаем, что продолжается в том числе изгнание христианского населения, но и вообще мирное население страдает от того, что происходит в Сирии и Ираке.
Совершенно очевидно, что если страны, которые принимают участие в военных операциях на территории Сирии и Ирака, сознают необходимость искоренения терроризма, если это единственная цель, которая декларируется и которая действительно движет этими государствами, если нет других, недекларируемых целей, то очень просто объединить усилия. В конце концов, что такое ИГ*? С фашизмом, который поработил большую часть Европы, мы справились общими усилиями. Поэтому достаточно просто было решить проблему ИГ, одновременно проблему беженцев и все последующие трагические события, которые проистекали и до сих пор проистекают из этого конфликта в Ираке и Сирии. Этого не происходит. Поэтому нам остаётся только молиться и, конечно, работать, чтобы все страны поняли необходимость согласованных действий. Если мы говорим, что одна коалиция занимает одну позицию, Россия занимает другую позицию, — настало время, когда не должно быть этих разных подходов, нужно договариваться. В этом смысле на меня положительное впечатление произвели заявления, сделанные избранным президентом США Трампом, который ясно сказал о необходимости решить проблему исламского радикализма и терроризма. Дай Бог, чтобы по этому направлению пошло развитие отношений в том числе между Россией и Соединёнными Штатами, потому что сегодня терроризм — реальная угроза и для России, и для Ближнего Востока, для Западной Европы, и, конечно, для Соединённых Штатов, которые в начале XXI века пострадали от него значительно.
Поэтому пора собирать все возможные инициативы и прилагать все возможные усилия для того, чтобы совместными действиями решить эту проблему, бросающую вызов для многих стран и народов.
— Как раз по поводу Трампа. Вы выразили надежду, что его кандидатура, его президентская администрация приведёт, возможно, к шагу вперёд в разрешении этой проблемы. С другой стороны, многие люди считают Трампа нетерпимым, его фигура вызывает в Америке и за её пределами множество дебатов. Надеетесь ли вы, что эта администрация улучшит отношения с Россией?
— По крайней мере, отталкиваясь от того, что говорил господин Трамп во время предвыборной кампании, можно судить, что у него есть желание вступить на путь диалога с Россией — и в том числе в связи с борьбой с терроризмом. Это уже очень хорошее заявление, оно открывает возможности для сотрудничества. Я очень надеюсь, что по такому пути и пойдёт взаимодействие США и России для того, чтобы разобраться с этой опасностью. Но я не могу давать сейчас каких-то других оценок господину Трампу. Я лично его не знаю и незнаком с его жизненным путём, но мог судить о нём по заявлениям, которые он делал, и эти заявления очень контрастировали с тем, что говорили другие. И поэтому в других заявлениях не было надежды, а эти заявления её вселяют. Очень важно, чтобы лидеры мощных государств, влияющих на ситуацию во всём мире своей политикой, давали надежду на лучшее будущее.
— Как раз о контрасте между высказываниями Трампа и других западных и мировых лидеров. Трамп не стесняется говорить то, что у него на уме. Вы неоднократно говорили о гонениях на христиан в этих регионах, но на Западе политики говорили об этом нечасто из опасений кого-то обидеть из-за политкорректности. Как вы считаете, почему это так мало обсуждается на Западе?
— Создаётся впечатление, что политкорректность направлена на то, чтобы ограничить возможность христиан исповедовать их веру. Например, почему вместо слова Christmas (Рождество) нужно использовать слово Xmas? Когда мы задаём этот вопрос, нам говорят: «Не нужно обижать нехристиан». Спрашиваем у мусульман: вас слово Christmas обижает? Нет. А ёлки на улицах обижают? Нет. Если мусульман не обижают, тогда кого? Скорее всего, никого. А Европа — это континент, который развился культурно и политически на основе христианских идей. Когда нам говорят, что есть какие-то античные источники — да, они есть, но они не актуализированы, так как на протяжении столетий были актуализированы христианская нравственная идея и вытекающие из этой идеи законы. Когда сегодня Европа вдруг отказывается от этих идей в угоду некоей политкорректности, возникает вопрос: здесь политкорректность или что-то другое? Этот вопрос возникает и у нас — людей, прошедших через атеистические гонения в Советском Союзе. Ведь тогда тоже говорили «во имя свободы человека», «во имя прав человека», «во имя светлого будущего». И почему-то только религиозные люди находились под тяжестью государственного давления вплоть до так называемой перестройки. Уже давно с капиталистами перестали воевать, с помещиками, буржуями, а с церковью продолжали бороться до самого конца. Мы, пройдя через опыт, с осторожностью относимся к тому, когда под видом политкорректности, прав и свобод для всех просматривается несомненная дискриминация людей, которые хотят открыто исповедовать свои христианские убеждения.
— Почему не удаётся добиться мира и гармонии между мусульманскими и христианскими частями населения именно западноевропейских стран? Существует теория, что есть некое столкновение цивилизаций. Возможно ли в долгосрочной перспективе, учитывая кризис с беженцами и проблему терроризма, совместное и мирное существование этих культур?
— Мультикультурализм не имеет будущего. Потому что он предполагает культурное смешение. Из разных культур и религий сливается коктейль, который потом нужно сильно встряхнуть. Не получится его встряхнуть, потому что традиции очень сильны. И если мультикультурализм предполагает ослабление связи людей с их собственной религиозной традицией, это изначально ставит людей, от которых требуется подобный отказ, в положение дискриминируемых. Это поставит людей в положение необходимости занять некую оборону. Сам подход несёт в себе очень опасный источник разделений. Есть же другие модели — мы живём в России в многонациональном обществе. Никогда никакой идеи мультикультурализма не существовало, даже в советское время. Провозглашалась новая общность людей, которая называлась советский народ, но все осознавали, что туркмены останутся туркменами, таджики останутся таджиками, узбеки узбеками, русские русскими, евреи евреями. И этот подход, который предполагал возможность проявления национальных религиозных чувств, особенно стал развиваться в новой России. Мы не говорим ни о каком смешении, мы не говорим ни о каком коктейле. Мы говорим о том, что каждый человек должен оставаться самим собой. Но мы все живём в одном государстве. Мы должны исполнять законы и выстраивать доброжелательные отношения друг с другом. Политика в данном случае должна быть направлена не на то, чтобы поломать границы между культурами и религиями и замешать всё это в одном коктейле, а на то, чтобы поддерживать, но обеспечивать разные права и свободы. Чтобы каждый человек, какую бы религию он ни исповедовал, чувствовал себя в стране дома и не чувствовал себя среди чужих. Если бы так удалось выстроить отношения на Западе, это бы создало предпосылки для мирного сосуществования. Но я опасаюсь того, что время упущено. Этим нужно было заниматься раньше, а не тогда, когда в Европу нахлынуло столько иммигрантов, носителей иной культуры и иных религиозных взглядов, негативно относящихся к той культуре, к тем странам, куда они приехали. Очень многие люди, которые туда приехали, несут в себе протест против западной цивилизации. В том числе и по причине этой агрессивной и радикальной секуляризации. Верующему человеку неуютно себя чувствовать в агрессивно-секулярном обществе, так же как и нам в Советском Союзе было неуютно чувствовать себя в агрессивно-атеистическом обществе. Когда агрессия снимается, тогда у людей пробуждается симпатия к той общности, которая возникает у людей, живущих в одном государстве.
Впервые за всю историю человечества законы стали оправдывать то, что не соответствует нравственной природе человека. Законы пошли против нравственной природы человека. Это примерно так, как — не в полной мере, но можно параллель привести — законы апартеида в Южной Африке или фашистские законы, когда закон пошёл против нравственной природы, и люди восстали. Это не наше, это откуда-то спущено, это из какой-то идеологии, это не соответствует нашим жизненным целеполаганиям. Поэтому Церковь не может принять такого развития. Мы, говоря о том, что никогда Церковь не должна пересматривать понятия добра и зла, греха и праведности, при этом не осуждаем людей, у которых есть какой-то свой, в том числе сексуальный, выбор. Это дело их совести, это дело их личное.
Таких людей нельзя дискриминировать, естественно. Тем более нельзя наказывать, как это было в некоторых государствах раньше. Но ни в коем случае такую модель поведения нельзя представлять как норму наравне с той моделью поведения, которая проистекает из нравственной природы человека — это естественное отношение между мужем и женой, это создание семьи, это рождение детей. Вот почему в этом новом развитии мы усматриваем очень большой риск для существования человеческого общества.
И Церковь обязана говорить обществу об этом. Но мы знаем, что силой власти многим церковным деятелям затыкают рот. Был случай, когда пастор протестантский, выступая в одной из стран с проповедью, назвал это грехом. И получил тюремный срок. Опять очень напоминает то, что в Советском Союзе происходило во времена тоталитаризма. В странах, которые провозглашают свободы, вы, выражая своё мнение, можете быть наказаны. Опасная тенденция. Я очень надеюсь, что эта тенденция захлебнётся, что здоровое начало в жизни человеческого общества восторжествует. И не хочется даже думать, что произойдёт со всеми нами, если это здоровое начало не победит. Мы молимся и работаем для того, чтобы сохранился род человеческий. Чтобы он жил по законам, которые соответствует нравственной природе человечества.
— У Вас была встреча с Архиепископом Кентерберийским, и Вы выразили озабоченность либерализацией учений Церквей в некоторых вопросах, например, женщин-священников и ещё нравственности и семьи. Как, по вашему мнению, можно сделать эти традиционные христианские ценности привлекательными для современной молодёжи, которая всё больше и больше, по крайней мере, на Западе, отходит от церкви и склоняется к атеизму. Как их вернуть в церковь?
— Я не думаю, что отход молодёжи от христианских ценностей является естественным процессом. Это результат воздействия на сознание людей, и не только молодых. Если вы посмотрите на кинематограф, на телевизионные передачи, на литературу, то выстраивается совершенно ясная идеологическая парадигма, направленная, в том числе, и на разрушение этих религиозных и нравственных ценностей без часто прямой конфронтации. Просто создаётся образ счастливой благополучной жизни без Бога, без того, чтобы проверять свои поступки, поступки других людей голосом совести. Что это означает? Это означает сознательное вытеснение Бога из человеческой жизни, это неслучайная тенденция. И, собственно говоря, так и должно быть. Мы же знаем, что история может развиваться по-разному. И когда увеличивается объём зла в человеческой жизни, то оно начинает превалировать. И, вроде как, добро оказывается в меньшинстве. Сегодня христиане в меньшинстве. Сегодня ценности, которые мы проповедуем, либо сходу отвергаются, либо игнорируются. Почему? А потому что мы предлагаем людям подыматься вверх, идти в гору. А всё, что предлагает массовая культура сегодня, это спускаться вниз. Если человек живёт по голосу инстинкта, если на основе инстинкта создаётся цивилизация, то, конечно, большинство пойдёт именно этим путём, потому что это гораздо легче и проще и не надо, как говорят русские, париться, не нужно себе создавать трудности. Вот такая лёгкая жизнь. Но ведь то же самое сказано в Евангелии: путь спасения — это узкий путь. И в каком-то смысле, этот путь всегда связан с подвигом. Но если этого пути не будет, то человечество, действительно, скатится в пропасть, поэтому проповедь церкви, как и проповедь Христа… Ведь Христос не переубедил всех, кто его слушал. Больше того, в результате этой проповеди он закончил бы свою жизнь на кресте, если бы не воскресение. То есть с обывательской точки зрения, Христос — это неудачник. Если люди не верят в воскресение, то чем всё закончилось? Он погиб, его казнили. А святые апостолы? Все до одного, кроме Ионна Богослова, все были казнены. Слушайте, это же группа неудачников, лузеры. Они всё потеряли. Две тысячи лет всё то, что проповедовал Христос и апостолы, существует, вдохновляет людей и вдохновляет деятелей искусства, вдохновляет писателей, которые всё таки, несмотря на существующее сегодня внешнее давление, создают соответствующие произведения. Но самое главное, Христос находит место в сердце очень многих людей. И вот мы сегодня видим в России огромное обращение людей к вере. Это, действительно, феномен, я думаю, исторического значения, восстановление жизни церкви, обращение молодёжи. И когда люди выбирают этот узкий путь, то, несомненно, этот путь приведёт их к звёздам, потому что это путь к небу, путь к вершине. Он всегда трудный, но он спасительный.
* «Исламское государство» (ИГ) — террористическая организация, запрещённая в России.