Иосиф, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский

Долгая и многострадальная жизнь Иосифа, митрополита Алма-Атинского и Казахстанского ¹ во многом является примером для нас. Это был очень скромный человек, доброй и отзывчивой души. От природы он был одарен поэтичностью и удивительной памятью. Он умел найти общий язык с любым по званию и возрасту собеседником. Владыка непременно обращал внимание на свою речь, подбирал удачные слова и выражения, отчего речь его становилась интересной, яркой, запоминающейся. Свидетельством тому могут служить его проповеди, письма, записи на книгах и так далее. Все это сохранило для нас некоторые черты его биографии.

Не имея школьного образования, Владыка многое получил от архиепископа Арсения Смоленца (†6.XII.1937) ², под руководством которого послушник Ваня Чернов, начиная с иподиакона, со временем был возведен и в архиерейский сан. Духовный путь его начался в Белыническом монастыре в Белоруссии. Поступлению в монастырь предшествовал такой случай. В 1910 году в мае месяце в Могилевском соборе находились святые мощи преподобной Евфросинии Полоцкой, которые перевозили из Киева в Полоцк. Простояв почти всю ночь в соборе, Ваня только к утру смог приложиться к мощам. На следующую ночь он видел во сне, как Преподобную уже выносили из собора, и в это время она встала и благословила юношу. По благословению Преподобной Ваня был принят в монастырь, еще не дойдя до него. Его догнал ехавший на фаэтоне настоятель монастыря архимандрит Арсений, который поинтересовался, куда идут мальчики. Выяснилось, что один идет в монастырь Богу молиться, слушаться и работать, а другой его провожает. Прочтя рекомендательное письмо директора гимназии Свирелина, отец архимандрит сказал: “Мальчик, ты уже принят в монастырь”.

Вскоре молодой послушник вместе с отцом Арсением, ставшим епископом Пятигорским, едет на Кавказ. Здесь ему в 1911 г. настоятелем Второафонского монастыря была вручена икона Иверской Божией Матери, привезенная с Афона, с которой он потом никогда не расставался.

В 1912 г. в Твери на праздник Воздвижения честнаго Креста послушник Ваня был возведен во иподиакона Арсением, епископом Старицким. В это время они совершили путешествие для поклонения Валаамским святыням. При отъезде из монастыря произошел следующий случай. Владыка Финляндский Сергий, будущий Патриарх, пошутил, сказав: “Преосвященней­ший, может, Вы нам оставите Ваню, так как у нас лет через пятнадцать откроется вакансия игумена”, на что услышал ответ: “Нет, Ваше Высокопреосвященство, я не думаю, чтоб он задержался на этой степени”.

Почти в это же время состоялась еще одна интересная встреча с другим будущим Патриархом. В 1913 г. на архиерейской хиротонии Алексия (Симанского), которую возглавил Антиохийский Патриарх Григорий, иподиакон Иоанн держал Чиновник владыке Арсению. Святейший Патриарх Алексий, позднее встретившись с владыкою Иосифом, вспомнил об этом.

Шестого февраля 1918 г. в Таганроге владыка Арсений постриг молодого послушника в монахи с именем Иосиф, а 11 февраля возвел в сан диакона. О своей диаконской хиротонии Владыка позднее писал, будучи в Алма-Ате: “Я прекрасно помню день своей хиротонии. Это было в воскресенье о Блудном Сыне… Масса выпала снегу в ту ночь. Шел Всероссийский Поместный Собор… Владыка немножко заметно волновался, ибо еще не был Собором погребен в вечность Петровский Регламент — до 30 лет воспрещалось постригать, кроме Духовной Академии, а я имел еще юношеские года… И вышло все, как вышло. Первую ектению: «Прости приимше…» конечно, я перепутал, но всем подсказчикам Владыка сказал: «Не мешайте ему, он будет прекрасно служить!». Первую вечерню служил я, как будто бы уже давно иеродиаконствую, так как я уже и архиерейскую службу знал и даже тайные молитвы Литургии — ибо святителю много лет книгу держал… А он читал вслух молитвы — чтобы (наверное) я слышал бы их.

А на второй день Божественную (первую) Литургию служил, в день Иверской и именно перед своей келейной с Афона. Она была и в Коми, и здесь ныне в своей Иверской архиерейской церкви. Вероятно, я ЕЕ из этого града уже не увезу! Ведь ЕЕ храм! А? А, может быть, и сам не уеду и здесь покойному митрополиту шепну на кладбище: подвинься, брате!” ³.

С 16 августа 1920 г., после иерейской хиротонии, отец Иосиф начал свое пастырское служение, при этом очень часто проповедуя. Митрополит Куйбышевский Мануил сказал по этому поводу: “Проповеди его отличаются образностью, поэтичностью и живостью” ⁴. Очень часто Владыка, говоря о высоте проповеднического служения, указывал на священность возвышенного места, с которого произносится слово Божие. Основу такого благоговейного отношения к амвону Владыка получил еще у себя на родине в Могилеве ⁵. В своей проповеди он однажды сказал: “И мы все, служители и проповедники, поставленные на эту опасную и ответственную возвышенность, должны вам говорить и проповедывать, чтобы потом Христу Спасителю сказать: «Да! Мы все дни — говорили, проповедали; а так как они приняли, то Ты ведь Сердцеведец, Господи, ниспослал им открытое сердце, о котором и они, и Церковь и мы всегда молились: о даровании нам чистого сердца и обновления благодатного во всем нашем организме, и разума в нашем интеллекте»”.

Владыка с благодарностью всегда вспоминал архиепископа Арсения и клирика Ростовской епархии протоиерея И. Уманского. О каждом из них он в свое время отозвался так: “Ты был один, у кого я взял прекрасный стиль слова, снискавший мне хваление”. Их он имел в виду, когда однажды в проповеди сказал: “Митрополита Филарета я очень рано полюбил, и, если я его отшлифованные мысли не понимал, то я имел прекрасных изящных учителей, как Апостолы святые, простяки, которые имели самого изящнейшего в мире учителя, неповторимого Учителя — Господа Иисуса Христа”.

Почитая святого, имя которого он носил, Владыка всегда совершал богослужение в неделю Святых праотцев пред Рождеством Христовым и произносил проповеди. Заканчивая однажды праздничное слово, он обратился к молящимся: “Так помолимся сегодня святым Праотцам, чтоб они о нас помолились Господу Богу, которые очень прекрасно выполняли ненаписанный закон на бумаге, но начертанный в каждой совести человека — на сердце его.

Попросим же праведного Иосифа, чтобы он молился Господу Богу для укрепления семейных уз, за удержание страстей людей в молодых годах, да и в самой старости, и чтоб он благословил всех тех в каждой стране и в нашем государстве, которые всегда думают о том, о чем молятся верующие — «хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Как при Иосифе питался и не оскудел Египет в хлебе, так за его молитвы да не оскудеет никогда пшеница, вино и елей в стране нашей благодатной, русской”.

Рукополагая ставленников, Владыка всегда обращался к ним со словом назидания в конце Литургии, нередко обращая внимание на шесть слов о священстве Иоанна Златоуста. “Правда, он там очень пугает, потому что сам этого пугался, он сам этого боялся, боялся благодатных полномочий священнослужения. Но во всяком случае, Иоанн пошел и во пресвитера, и в патриарха, а поэтому все за Иоанном Златоустом идем и по нравам, и в обычае, и в осторожности…”.

Митрополит Иосиф известен и как гимнограф. Он составлял молитвы, которые читал в конце молебна: в день 25-летия патриаршества Святейшего Алексия (1970), всем русским святым (1971). Владыка Мануил называет три акафиста, которые он составил: преподобной Пелагии, святителю Павлу исповеднику, великомученику Иакову Персиянину; они были составлены в Азове в 1942 году. Иконы с частицами мощей этих святых находились в домовом храме митрополита. К тому же следует добавить, что будучи в Твери (1912–1917 гг.) в Отроче монастыре, послушник Ваня составил не сохранившийся акафист скончавшемуся там святителю Филиппу (†1569), который имел такой припев: “Радуйся, священномучениче Филиппе, Московский и всея России чудотворче”. Десятый кондак святителю Павлу исповеднику читается так: “Спасению пастве твоей промышляти не преставая, отче Павле, во дни изгнания тво­его в Риме пребывавый у святейшаго Юлия, идеже сретил подобника себе в скорби, гонений и клевете от злочестивых…”. К этому последнему слову имеется примечание Владыки: “1942 г. 1) Отселе началась бомбежка, все засыпало стеклом и глиной. 23 июля с. г.”.

О составлении акафиста преподобной Пелагии Владыка рассказывает в одном из своих писем, ведя речь о себе в третьем лице. Он говорит, как автор волновался после составления похвалы Преподобной, будет ли его труд принят? “Он видит себя во сне в очень большом красивом саду, красивее красивой и волшебной «Софиевки» ⁶. Там было много павилионов разных форм и стилей. Этот автор <…> вбегает в один из павилионов, состоящий из цветного металла и толстого стекла, там чудные золотые вокруг прилавки и полки, а на полках до потолка ряда в четыре стоят разные, красивые-красивые корзиночки с разными фруктами, ему знакомыми и невиданными красивыми фруктами. Мальчик-юноша, автор этот с расширенными зрачками и бьющимся сердцем смотрит на всю эту безмолвную красоту.

Вдруг влетает белая-белая голубка с красным гребешком на голове и, облетев несколько раз вокруг единственного этого человека, села на верх полки на край плетенной из золотых прутьев корзинки, которая была полна красивейших золотисто-красных яблок и, ранив одно яблочко клювом, сбросила его, и мальчик-автор на лету подхватил то яблочко и от восторга вскрикнул. За одну копейку такое чудесное яблоко. И проснулся с полными глазами слез и биением сердца. Автор, конечно, понял, что его, хотя и копеечный труд, но принят Преподобной и сам он еще малый, малый человек.

Тот святитель Нонн святый, обративший в христианство Маргариту в Пелагию, видел во сне, что он литургисал, и черная смрадная голубка летала вокруг престола, а после Литургии, когда он выходил из храма, она опять летала вокруг его головы, когда он приблизился к выходу, направо был баптистериум, где крестили людей взрослых. Он схватил ту голубку и трижды окунул в купель, и она мгновенно стала белая-белая, и ароматом залило весь храм, и она скрылась в небесной голубой выси. В Антиохии, куда Нонн ехал, пришлось ему крестить Маргариту в Пелагию. Вот почему Пелагия преподобная и называется голубицей, и в самом припеве так называется”.

Первый кондак в акафисте Преподобной читается так: “Избранней Богом от мрака языческаго и дивными путями призванную к свету невечернему в Иерусалим горний прекрасный, всеславную и преподобную матерь нашу Пелагию, ты же всечестная голубице Христова, яко имущая велие дерзновение ко Господу, от всяких нас бедственных обстояний спасай зовущих: Радуйся, Пелагие, голубице Христова предивная”.

В 1973 г. Владыка написал: “Завтра мой келейный праздник и пирог. Но служу в соборе ради слова в честь Святой. Слово предполагается: две старухи-вдовицы и мотивы бывшей блудницы. Святитель Нонн, спеши в Антиохию возродить Пелагию. Архидиакон Иаков, заостряй трость изобразить житие бывшей Маргариты и ставшей Пелагией. Монахи иерусалимские, перепуганные неожиданным явлением женского естества во время облачения Пелагии, знайте, и мы видим нетления ея. О, Троице Святая! Как дивно все в Твоем творении. Слава Тебе!”.

Жизненный путь иерарха был исполнен бед и скорбей. Этот епископ провел около двадцати лет в советских тюрьмах и лагерях, из них одиннадцать за то, что был правящим епископом в Ростове-на-Дону при оккупантах, хотя с ними у него были постоянные неприятности, поскольку он сохранял верность Московскому митрополиту Сергию и открыто возносил за него молитвы даже тогда, когда тот стал Патриархом и осудил всех епископов-“коллаборционистов” ⁷.

В письмах владыки Иосифа, в различных записях можно встретить его высказывания относительно Богослужения, богослужебной практики. Одного новопоставленного пресвитера он поучал: “Богослужение требует красоты и естественности. И великие святители вселенские очень красиво служили. Они не признавали театральности, они бичевали театральность, а служили изящно и естественно. Потому что богослужение должно выражаться в лучших формах, возможных человеку: в его познании, в его достижении, в его желании, в его образовании, в его конце концов самообразовании, его природных качествах. А так служить, лишь бы только внутренне углубляться глубоко, а на наружные формы наплевать — это не принимается Церковью, не принимается народом, никем”. Богослужения, совершаемые Владыкой, отличались благолепием и молитвенностью. Владыка хорошо знал Богослужение на греческом языке, чему способствовало его в свое время общение с иноками таганрогского греческого монастыря ⁸. Вот что мы читаем в Журнале Московской Патриархии о его посещении города Караганды в 1967 году. “26 марта он совершил Божественную Литургию в храме архангела Михаила. За этим богослужением преосвященный Иосиф произносил некоторые возгласы на греческом языке. В храме среди молящихся присутствовало значительное число греков. Возгласы на их родном языке вызвали восторг и благодарность с их стороны” ⁹.

О ставленниках Владыка однажды сказал: “У меня затейники чудес церковных недавно спросили: «А можно ли семинарию обойти?». Я им ответил, что идеально было бы в школу к преподобному Сергию попасть, тем более ныне. В Лавре ныне учащий состав, вероятно, во всех видах — неповторим!.. Но, если Промысл иль рок — тогда: читать бегло, Требник и Служебник осилить и всему этому по возможности тактику и этику выработать и приложить неотъемлемо!

И возможно стать — Великим купцом!”.

Иногда в жизни Церкви имеют место пострижения вне монастыря. В письме к карагандинской монахине Агнии ¹⁰ Владыка разъяснял по этому поводу: “А отцы мирские батюшки спрашивают меня, как причащать тайно постриженных? Я им все так отвечаю немножко практически и немножко академически: «…Если это тайно, то и должно оставаться тайною перед землей. Не надо рассказывать и подругам и друзьям… Надо у Чаши говорить старое свое имя, данное у священной купели. На исповеди, конечно, надо сказать: Я имею тайное пострижение. Совершаю иноческое правило и стараюсь выполнять то, что требует иночество.

Не надо хвалиться-болтать — надо званию своему иноческому искушения не допускать и всегда помнить, что монашество равно АНГЕЛЬСКОЕ — божественная философия, которая видима Богом, Ангелами и благоговейно замечается опытным оком даже мирян!

Монашество — преломление самой природы! Монашество — игольное ушко! надо войти через него в рай!
М. Иосиф.
Всего доброго и еще и еще раз, честнейшая матушка! Мир Вам! Св. молитв усердно прошу!
7 ноября 1973 г.”.
Об исповеди Влдыка как-то написал: “Исповедуйте свои ошибки тем, кому доверите сердце Ваше!

Один грек иеромонах в Таганроге, 50 лет тому назад, перед исповедью мне сказал: «Ты смотри на меня, как на глухого и слепого…». А я тогда был еще полумальчик или полумужчина и не понял слов его <…> Но когда я рассказал это своему святителю, он рассмеялся и стал продолжать пить свой чай <…> Но как-то грек-священник из Чимкента был у меня <…> во время исповеди я вспомнил таганрогского грека-иеромонаха и стал, как Сарра, улыбаться под иерейским епитрахилем вспомнив, что сказал мне тогда же мой святитель: «Идеальнее иметь духовника и не глухого и не слепого!». Мой тот Владыка не имел специального духовника — а исповедовался у всех иеромонахов своего тверского Отроча монастыря. (Так ныне и я)”.

В Алма-Ате, месте последнего архипастырского служения митрополита Иосифа, освящение фруктов совершается раньше, чем в средней полосе России. “Здесь яблоки освящают и в Петров день, ибо ранних сортов много. Но на Преображение — обхождение вокруг храма при большом скоплении богомольцев”…

В другом письме Владыка вспоминает о совершении чинопоследований Пассии в месте своего пострижения и дальнейшего духовного восхождения. “В Таганроге за 70 лет до революции уже совершался чин погребения Богоматери по специальному разрешению Синода (!) Два раза и я участвовал в чине иподиакона и иеромонаха. А во дни обновленчества само собою этот чин перешел в Никольскую Православную церковь вместе с некоторыми прихожанами. Там и я этот чин совершал, «начень» от иеромонаха и до епископа. Ныне во многих местах этот чин совершается даже и не в Успенских храмах, как и здесь (то есть в Алма-Ате — а. М.) особенно”.

Из различных записей покойного митрополита можно указать следующие: В 1957 году, будучи в Петропавловске, он написал в книге Священного Писания: “Св. Евангелие не только иметь, — но и знать надо! — Обязанность христианина!”. “Ленивому мозгу и само Евангелие не дается!”. “Лентяев не любит и Сам Бог!”. “Читающему Св. Евангелие Бог посылает дивное равновесие мысли и движение сердца к радости и перенесению временных земных невзгод!”. Преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского он охарактеризовал так: Если преподобный Сергий — духовный игумен земли русской, то преподобный Серафим — духовник.

Владыка очень почитал отца Иоанна Кронштадтского, называя его святителем Николаем нашей эпохи. В его комнате висел большой портрет этого праведника.

Вот еще одно высказывание Владыки о гармонии в человеке: Ничто так человека не калечит, как если он начнет колебаться между своим разумом и чувством, тогда и воле — грош цена. Разум и чувство нераздельно должны функционировать в человеке, быть человеком земным и небесным, а то — беда.

Разум и свобода, свобода чувств и разум! О, если бы эти три чувства заказать или повенчать! Между телом и духом должна быть полная гармония — и будешь с большой буквы человек!

Само же человечество убивает все естественное, данное природою для человека! Все химическое “подкармливание” дает не то, что приготовила природа. Но весьма необходимо, чего и сама природа жаждет!

Отказ от страстей и желаний и бешеная погоня за ними оказывается равносильным вредом и даже преждевременной гибелью.

Митрополит Иосиф участвовал в архиерейской хиротонии епископа Токийского Николая ¹¹. Его подписи имеются на патриарших Томосах о даровании автономии Японской Православной Церкви ¹² и автокефалии Американской Православной Церк­цви ¹³, а также на грамоте Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 г., утверждающей избрание патриарха Московского и всея Руси Пимена ¹⁴. Впрочем, сам митрополит Иосиф был одним из кандидатов на Патриарший престол ¹⁵. Владыка участвовал в интронизации Патриарха Пимена 3 июня 1971 года.

Владыка Иосиф не был безучастен к проблемам сохранения мира на земле ¹⁶. Еще после своего освобождения от немецкой оккупации в Умани ¹⁷ он обратился к верующим с воззванием, в котором говорилось: “Русский народ ничего не пожалеет для Родины. Русская Церковь молится о спасении Родины от иноверцев — извергов, чему Церковь помогает и материально по примеру Святейшего Патриарха Сергия, который призывал Церковь к помощи на нужды освобождения страны, снял бриллиантовый крест с клобука и наперсный крест с груди своей. По примеру высокопреосвященнейшего Митрополита Николая, Экзарха всея Украины и других епископов страны мы призываем вас, боголюбивых жителей града Умани, помочь нашими пожертвованиями через Церковь или в банк в фонд обороны скорее освободиться от немцев, внести и свою лепту деньгами, иными вещами, драгоценностями на нужды войны”. Его миротворческие призывы с особой силой звучали в Рождественских посланиях и проповедях в начале наступившего года. Свою последнюю Рождественскую проповедь он закончил словами: “Поэто­му каждый христианин, каждая православная община должны внести свой вклад в борьбу со злом, поддерживая своими пожертвованиями Фонд мира. Мы должны быть носителями добра, святой, высоконравственной чистой жизни, кротости. Собой мы должны воплощать идеалы Христовы на земле” ¹⁸. В последнем его Пасхальном послании к Алма-Атинской пастве мы читаем: “Люди разных вероисповеданий, населяющие Казахстанскую землю, имеют свои храмы и молитвенные дома. Каждый человек по своей вере, по своему убеждению имеет возможность исполнить свой религиозный долг и получить духовное удовлетворение. Молясь «о мире всего мира…» будем прилагать к молитве и лепту от трудов своих, дабы имя Господне прославлялось во всех концах земного шара в мирной благословенной обстановке во веки веков”.

В письмах последних лет Владыка нередко упоминал о своих недугах. “Почти не хвораю, а если немножко, то по закону уже”. “Мы живем, служим, немножко летаем и чуточку для порядка хвораем”. “Готовлюсь к Варваре святой и храму святителю Николая, а сам гриппую. Здесь ходит грипп. Это — дондеже установится зима, а пока еще запоздалая осень”. “А нам, старикам, пора вещи чемоданить в невозвратный путь. Такова Богом установленная природа земнородным! там счастья много увидим, а как получить его, хотя частицу, зависит от наших еще на земле, здесь дел… О чудесе!”.

Скончался митрополит Иосиф 4 сентября 1975 г. Возглавил его отпевание Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Варфоломей. Отпевание было совершено по чину святительского погребения, составленному митрополитом Мануилом (Леме­шевским). В книге, содержащей это чинопоследование, рукою покойного Владыки написано: “Собственность архиепископа Алма-Атинского Иосифа. Подарок от митрополита Мануила — автора этого трогательного чина. По этому чину прошу меня отпеть, и эта книга останется кафедре. Архиепископ Иосиф. Конец 1965 года. Алма-Ата”. Чтения первой статии начинаются такими словами: “Животворящие Тайны верным подававший днесь во гроб полагается: восплачьте людие”. “Архиерей — образ Божий в Церкви, днесь лежит бездыханный и беззрачный”. “Святитель, како умираеши, како во гроб вселяшися верно Христа возлюбивши?”.

В своей жизни митрополит Иосиф с особой силой чтил Божию Матерь. Об этом говорит и такой факт, что он старался никогда не разлучаться с Иверской иконой Богоматери. Сохранились такие его высказывания о Пречистой: “Царица Небесная в мир пришла, как утренняя звездочка, возвещавшая: вот-вот будет восход солнца. Рождение Царицы Небесной — как настоящая утренняя звезда. И в Писании это воспоминается Священном, Она предшествовала вечному Солнцу, пришедшему в мир — Иисусу Христу, вечному Теплу, вечному Свету и вечной Жизни. Как без солнца жизни на планете не могло быть, так и без воплощения Сына Божия все б замерзло на разуме и сердце было б замкнутое на большой замок и не могло быть бы красоты и лучезарности и тепла христианства”. “Кто читает акафист иконе Божией Матери, тот должен быть почитателем иноческого равноангельского жития. Так как здесь связано оно с девством Владычицы”.

Во время отпевания в надгробном слове священник Валерий Захаров сказал о Владыке: “Он так возлюбил с детства Матерь Божию, и Она полюбила его. Он осыпал Ее Пречистыя образы цветами, и сам был осыпан ими во всей своей жизни. Разве это не знаменательно, что его смерть наступила после славного Успения Пресвятой Девы Марии?”. Очень любя цветы, особенно розы, Владыка всегда говорил себе, когда его встречали в храме с цветами: “Знай, что это Матерь Божия осыпает тебя цветами за тот бурьян, который ты рвал и бросал перед Белынической иконой”.

Вот почему и поныне его могила украшается живыми цветами, которые приносят на могилу благочестивые его почитатели.

* * *

В память владыки Иосифа газета “Новое русское слово” (Нью-Йорк) в феврале 1976 г. поместила следующую заметку Бориса Филиппова.

В сентябре прошлого года скончался восьмидесятидвухлетний митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф Чернов. Прочитал я некролог в “Вестнике Русского Христианского Движения” — и сразу же вспомнились мне встречи с владыкой Иосифом, встречи, глубоко врезавшиеся в память.

Осень 1936 года. В Котласе нас, этап заключенных, направляемых в Ухтпечлаг, перегружают из забитых до отказа теплушек в трюмы огромных грузовых барж. Мы должны плыть до Усть-Выма, чтобы оттуда почти двести километров топать пешком — под конвоем уголовников и “бытовиков”. Плыть нужно не один день, так как утлый, тщедушный пароходишко через силу тянет две гигантских баржи.

В трюме нельзя протянуть ноги: забитый людьми и их немудреными вещами, удушливо-зловонный трюм — один из сквернейших кругов дантова ада. Сидим впритык друг к другу, обливающиеся грязным потом, обовшивевшие, изнуренные. И мечтаем только об одном: хотя бы на полчаса прилечь, вытянуть ноги, как-то расслабиться. Только небольшое пространство в трюме не затолкано до отказа: это место, где расположилось духовенство, с большими сроками, направляемое в лагерь. Русские монахи и священники — и католические патеры, меннонитский пастор — и местечковые раввины, лютеранские пасторы — и старичок-мулла. И среди них — стройный, худощавый, в аккуратно подштопанном подряснике и черной скуфейке епископ Таганрогский Иосиф Чернов. Любопытно, что к этой группе духовенства не пристают даже завзятые уголовники, не только их не “курочат” (грабят), но даже, как видно, освободили им лучшее и наиболее просторное место в трюме.

И вдруг владыка Иосиф подходит ко мне и сидящему впритык со мною профессору-геологу Яковлеву, брюзге и чудаку, никак не могущему примириться с условиями этапа. Это он в теплушке требовал, чтобы молодой грабитель и убийца уступил ему, пожилому ученому, место у узкого полузабитого окна. Это он, обращаясь к отпетым уркам, увещевал их, напоминал о своих научных заслугах…

Владыка Иосиф ведет нас к своей группе и предлагает часок-другой полежать, отдохнуть, а он, владыка, и меннонитский пастор Герберт посидят в это время: они, мол, уже належались вдосталь. И также, после нас, были позваны еще и еще другие замученные вконец заключенные, а владыка Иосиф все сидел и сидел, и с ним вместе уступали место то раввин, то католический патер, то старенький мулла.

Трудно тому, кто не испытал прелестей советского этапирования заключенных, понять как следует — какое значение имел для нас этот двухчасовой отдых, эта возможность вытянуться во всю длину тела, эта возможность хотя бы немного побыть не в скорченном, сплюснутом другими грязными и потными телами состоянии!

По прибытии в Чибью (на Ухту) мы расстались. Владыку Иосифа направили на строительство тракта Чибью-Крутая, где он вскоре устроился поваром к начальнику строительства. И опять, стоило ему за чем-нибудь появиться в Чибью, он забегал к нам и всегда приносил что-нибудь со стола своего “хозяина”: то несколько сдобных булочек, то кусочек сала, то горстку сахару. И нам, вечно голодным, это было не только материальной поддержкой, но и какой-то весточкой из другого мира.

А владыка, всегда веселый, жизнерадостный, приговаривал, частенько повторяя слова старца Амвросия Оптинского: “От ласки загораются глазки”, — и хорошо улыбался.

И в трюме, и в лагере владыка избегал разговоров о религии, о Боге. Он старался только деятельно помочь, а когда скажем, тот же Яковлев затевал разговоры о высоких материях, видимо стеснялся и нехотя отговаривался:

— Ну, что-то мы, бедолаги, о Боге рассуждать будем. Ведь нам Его все равно не понять, не охватить нашей куцей мыслью. А вы вот лучше потихоньку молитесь о самом насущном, сегодняшнем…

И хорошо, ласково улыбался.

Был он несомненно умен — русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца.

Иосиф, митрополит Алма-Атинский
и Казахстанский.
Фотография из личного архива
архимандрита Макария.
Публикуется впервые