– Так называемое поколение ЯЯЯ – это дети девяностых. Дети безвременья, поколение демографической ямы. Мы, родители, в девяностые годы были заняты выживанием: работали на десяти работах, пытались хоть как-то найти денег на прокорм, думали, как бы не вылететь с работы, решали квартирный вопрос, пытались справиться с экономическими кризисами, которые один за другим нам стучали по голове.
Ирина Лукьянова
Сейчас принято говорить, что нам не хватало времени на общение с детьми, и дети были предоставлены сами себе.
У кого-то так и было, я лично знаю таких ничейных детей, ничего хорошего из этого не вышло. Но сказать, что все родители совсем ими не занимались – это бессовестное преувеличение. Мы ими занимались. Мы их любили, как ни трудно нам было.
«Я заслуживаю уважения»
Это поколение сформировано в эпоху глобальной смены ценностных систем. Одна парадигма сломалась, другая еще не сформировалась. Эти дети выросли в полном идеологическом вакууме, и ценности они получили от разочарованных родителей или вырабатывали сами. Кто какие выработал – такие и есть.
Все, что работало с нашим поколением: «старших надо слушаться, потому что они старшие»; «уроки надо делать, потому что надо», – это и у нас уже вызывало протест, а у них совсем не работает.
Они говорят: «А зачем я должен учить эту чушь?» – «А вот вырастешь, дворником станешь» – «Ну и что?».
«Старших надо слушаться» – «Почему? Они такие же люди, как и я, и бывают глупые».
«Людей надо уважать» – «Я заслуживаю уважения».
В нашем поколении, в нашей школе считалось, что пока ты маленький, ты никакого уважения не заслуживаешь. Нам прямым текстом говорили: «Мала ты еще свое мнение иметь».
А эти дети выросли с ощущением, что они личности, что они заслуживают право на уважение просто так, по самому факту своего рождения. Чувство собственного достоинства, которое у нас было совершенно расшатано, разболтано, поколеблено и подорвано нашим советским детством, у них есть. У них есть базовое ощущение – «я личность, я имею право здесь быть».
При этом их право личности постоянно оспаривалось: с детьми у нас и сейчас разговаривают очень грубо везде – в детсаду, в транспорте, в школах. Я иногда слушаю, как гуляет какая-нибудь продленка или школьная экскурсия едет в автобусе…
Отношение к детям сейчас начинает меняться, но по-прежнему остается раздраженно-агрессивным. Есть культуры, в которых детям радуются, а в нашей – им совсем никто не рад.
Поколению, которое называют ЯЯЯ, при всяком удобном случае объясняли, что они никто и ничто, ничего не умеют, учатся на одни двойки, родителям не помогают, их вообще не должно быть в этой школе, в этом мире, они тут никому не нужны. А они все равно есть. И они отстаивают свое право быть.
Это действительно поколение с чрезвычайно своеобразными ценностями. Я думаю, мы только лет через 10-20 окончательно поймем, что это такое, когда они начнут играть какую-то значимую роль в обществе, начнут занимать ключевые посты в бизнесе, политике, экономике. Вот тогда-то мы и посмотрим, кого мы вырастили, и что сформировалось.
Под крылышком у мамы
Эти дети – уже взрослые дети – очень часто не вполне адекватно себя оценивают и не очень адекватно себя подают. У них не очень правильные оценки себя, своего места на рынке труда, у них очень странные зарплатные ожидания, особенно в Москве у детей из состоятельных семей, привыкших к хорошему уровню жизни.
Они выпускаются из института и думают: так, мне сколько надо, чтобы снимать квартиру, и на жизнь чтобы оставалось? – мне надо 60 тысяч (30 на квартиру, 30 на жизнь). И пишут в резюме: стартовая зарплата от 60 тысяч. А таких зарплат у молодых специалистов без опыта работы вообще не бывает.
Естественно, они хотят заниматься тем, что им нравится. Они ищут себя. Они ни за что на свете не хотят делать скучную работу – нет, они будут искать интересную работу. А некоторые вообще ничего не ищут, а сидят дома за компьютером, – такой российский аналог хиккикомори, – а мама им приносит еду, мама же их не выгонит.
Наше родительское поколение – это поколение тревожных, гиперопекающих мам. Малютка вырос – ну как, его не прогонишь же из дома. Его и гнать некуда: жилье дорогое, квартиру ему тоже не всегда получается купить или снять, рынок жилья для студентов и молодых специалистов толком не сформирован, вылетать из гнезда особо некуда. Снять или купить квартиру на собственную зарплату молодому человеку невозможно, для семьи тоже тяжелое бремя, а ипотека абсолютно неподъемна.
И птенцы засиживаются в теплом гнезде, их трудно из этого гнезда выпихнуть. У них очень длинное детство. Но это долгое детство – это не чисто российский феномен, об этом говорят сейчас во всем мире.
Эти молодые взрослые – немножко инфантильные, задержавшиеся в детстве. Может быть, потому, что это мировое явление – продленная беззаботная молодость. Может быть, потому что они в детстве не доиграли, многого у них не было, и сейчас они что-то пытаются компенсировать.
Фото: theawsc.com
«Как вырастить вашего ребенка гением»
Как раз в начале 90-х начали выходить книжки вроде «Как вырастить вашего ребенка гением», «Как развивать вашего ребенка», «После трех уже поздно». Начали появляться карточки по Доману, кубики Зайцева, еще какие-то штуки… повсюду стали возникать студии раннего развития. Было ощущение, что вот сейчас ты чего-то такого не сделаешь, чего-то недодашь ребенку – и он навсегда останется этого лишен.
У нас и так уровень тревоги зашкаливал из-за социальной неопределенности, а тут еще это ощущение вечной родительской вины, что ты губишь своего ребенка, что он не встроится в будущую жизнь из-за того, что ты мало для него делаешь.
Что непременно надо его впихнуть в социальный лифт, с ним надо плавать-раньше-чем-ходить, надо втолкнуть в него 44 иностранных языка, научить его музыке, танцам и теоретической физике, надо с грудничкового возраста показывать ему Шагала и водить по музеям, надо найти ему развивающие лагеря, засунуть его в самую лучшую школу…
Отчасти это действительно мода (сейчас к раннему развитию уже относятся гораздо спокойнее, а то и скептичнее); с другой стороны, нашему поколению родителей свойственна бешеная тревога, что ребенок потеряется в жизни, не получит своего шанса, что его надо скорее-скорее куда-то выпихивать, чтобы он пробился, чтобы получил хорошее образование, чтобы у него был хороший доход и любимое дело.
Наше родительское поколение втравило своих детей в страшную образовательную гонку. Их учеба пришлась на время колоссального кризиса системы образования. Появился труднопреодолимый барьер между школой и вузом, высшее образование стало требовать от семей серьезных материальных вложений.
И если родители действительно занимались своими детьми, то они их непрерывно чему-то учили и постоянно развивали. Так что у многих детей довольно скоро сформировалась стойкая аллергия не только на насильственное впихивание в них знаний, но и на учебу вообще.
Это то самое поколение, в котором родители заинтересованы в учебе детей больше, чем сами дети.
Дети не парятся. Дети ищут себя, меняют по четыре вуза на родительские деньги, вылетают из одного, восстанавливаются, а мамы бегают, плачут, ходят к деканам, решают проблемы с детскими зачетами, чертят им чертежи, пишут за них дипломы.
А дети не парятся, они с первого класса привыкли, что их учеба – это мамина ответственность, потому что тревожные и нервные мамы как включились в эту образовательную гонку в конце 90-х, когда их дети пошли в школу, так и не могут из нее выключиться.
Это дети, которые не хотят над собой совершать усилия ради неизвестно какой цели.
Я вижу вокруг себя довольно много подросших детей, которых мамы тащат за уши к счастью. А у мальчиков все еще осложняется армией, потому что мамы совершенно не готовы мальчиков отдавать в армию, которая тоже находится в серьезном кризисе.
В общем, эти дети сформированы совсем другой реальностью, чем их родители:
- это время больших социальных катаклизмов;
- это страшная родительская тревожность, которая заставляла мам и пап все время давить на детей;
- это кризис системы образования – притом, что значение, которое семьи придают образованию, очень возросло;
- это мода на раннее развитие и стремление дать детям как можно больше и лучше…
А когда у родителей не было времени на детей – хотелось хоть что-то им дать… игрушки, вкусности, гаджеты, когда появилась возможность… Это недолюбленные, избалованные дети тревожных и требовательных родителей.
Удивительно, что дети при этом выросли веселые, добрые, позитивные и довольные собой, сохранившие умение радоваться жизни, получать от нее удовольствие. И не париться.
Кстати, поколению родителей хорошо бы поучиться у них именно умению не париться, потому что мы-то как раз все время ждем плохого и готовимся к плохому. Может, это и правильно, но очень утомительно.
У нас есть для этого основания и есть воспитанная жизнью привычка: мы все время перебираем варианты и пытаемся своим контролем все охватить. А дети как будто сразу понимают, что все не проконтролируешь: ну, течет и течет, ну и пусть течет, как получается.
Так ли страшен Facebook, как его малюют?
Я считаю, что опасность соцсетей сильно преувеличена. Я помню свое первое время в Москве, когда я вышла замуж за москвича и переехала из Новосибирска в чужой город. Интернет тогда еще был в зачаточном состоянии, дома у меня его и вовсе не было.
Я сидела одна с ребенком целыми днями дома, делала какую-то работу, ждала, когда придет муж. Потом у меня еще ребенок родился. Сидишь вот так одна с двумя детьми дома, дети болеют или сама болеешь, муж много ездил в командировки – а город чужой, друзей нет, позвонить иной раз – и то некому.
Сейчас соцсети совершенно элементарно решают эти проблемы и сохраняют возможность постоянного общения, человеческого присутствия рядом с тобой – даже когда между нами тысячи километров.
И это не иллюзия общения, не иллюзия присутствия, а нормальный человеческий контакт, если вы умеете поддерживать человеческие контакты.
У меня в Москве самые лучшие друзья даже не с работы – я их нашла именно через интернет. Я не принадлежу к поколению ЯЯЯ, но от интернета вообще и соцсетей в частности я в своей жизни вижу пользы гораздо больше, чем вреда; почему же я должна полагать, что моим детям от этого один вред?
Для интровертов соцсети – вообще великий способ искать себе подобных. Если бы у меня в детстве была возможность общаться с кем-то, кроме привычного круга общения в школе, спортшколе и во дворе – мне было бы гораздо легче жить.
Сейчас принято издеваться над «лайками», и в этом есть резон. Но тут, смотрите, какая штука. Человеку в норме надо получать от других людей так называемые поглаживания, есть у психологов такой термин. Нужна обратная связь: ты делаешь хорошо, мы тебя одобряем, ты нам важен, мы тебя принимаем.
В других обществах люди улыбаются друг другу, социальные контакты доброжелательны, даже если эта доброжелательность совершенно формальна. Но там соседи улыбаются друг другу, а здесь делают каменные рожи. Там принято улыбаться кассирам в магазине, а здесь у всех каменные рожи.
Если ты улыбаешься, значит, с тобой что-то не так. Это известные вещи, совершенно банальные, я не говорю ничего принципиально нового. У нас общество очень напряженное, в нем много агрессии, дети растут в этой агрессивной среде – но где-то ведь им надо черпать подтверждение, что их видят, слышат, они кому-то нравятся, кто-то ценит то, что они делают, кто-то одобряет их мысли…
Вырастая в нашем обществе, дети все время получают от мира обратную связь: тебя здесь не нужно.
И когда есть способ совершенно спокойно и безопасно получать совсем другие сообщения – ты нужен, мы тебя слышим, мы тебя принимаем, ты хороший, ты нам нравишься – это слегка поправляет перекошенную реальность в другую сторону.
Хоть где-то у человека есть территория безопасности, дружеских контактов, спокойного человеческого общения. Важно только, чтобы человека туда совсем не утянуло, чтобы вся жизнь, которая ему интересна, не оказалась в виртуале.
Не знаю, может, в других странах смысл и роль соцсетей какая-то другая. Но в жизни должна быть отдушина – от серьезности, от важного, от трагического, должна быть где-то территория веселого и безопасного общения, каких-то смешных глупостей – может, поэтому люди так охотно постят котиков – должно же в жизни быть что-то веселое, нежное, безопасное, пушистое.
И хочется делиться радостью – снегом, цветами, смешными глупостями. Я вот недавно делилась портретами наших новорожденных шиншиллят.
Я сейчас ничего не буду говорить про страшную агрессию, прущую через соцсети, это совсем другой вопрос. Я пока о том, что если свой кусочек интернет-реальности продуманно организовать, это дает теплый, надежный, умный и поддерживающий круг общения, и это не так плохо, как кажется.
Фото: telegraph.co.uk
Отцы и дети
Это дети очень интересные. Моей дочери двадцать три. Она приходит домой – как солнышко вкатилось, с ней тепло и уютно. Мы с ней и в соцсетях периодически переписываемся, когда по делу, а когда – посылаем друг другу всякие смешные глупости посмотреть. Это тоже очень приятно, когда у вас с детьми общие шутки, общие темы для разговоров, когда нравятся одни и те же ролики.
То же самое – и с мамой. И когда все три поколения семьи на связи, несмотря на расстояние, когда есть ежедневный разговор, постоянный доброжелательный контакт – это ведь очень хорошо.
Новые правила этикета
Где-то я прочитала, что если раньше в знак уважения протягивали руку, то сейчас вынимают один наушник, а уже когда совсем уважают – два наушника из уха. Это шутка, конечно, хотя действительно очень многих обижает, когда ты сидишь с человеком, а он все время роется в своем телефоне.
Ирина Лукьянова
Со временем вырабатываются новые правила этикета: скажем, сейчас уже все знают, что писать большими буквами – это все равно что кричать; появились мобильные телефоны – появляется этикет: когда можно звонить по телефону, когда нельзя, что хорошо, что плохо.
Появляется и новый этикет: скажем, вдруг стало понятно, что в Фейсбуке совершенно элементарно можно обсуждать рабочие вопросы в три часа ночи, потому что ты не спишь, и начальник не спит, вы обменялись парой реплик под постом – и перешли к обсуждению деловых вопросов в личке.
А вот по телефону в это время звонить – немыслимо, неприлично. Правила вырабатываются сами собой по ходу дела.
Новые технологии – это только технологии, только инструменты. Сами по себе они не имеют ни души, ни сердца, ни этического значения так же, как не имеет никакого этического значения велосипед, или машина, или самолет. Ими можно пользоваться хорошо, можно пользоваться плохо.
В самолете можно бомбы возить, а можно пассажиров и гуманитарные грузы. На машине можно задавить, а можно на работу ездить. Сами по себе технологии ничего не определяют и не формируют человека.
Тем не менее, человеческое все равно надо воспитывать – не отделываться от ребенка, сунув ему планшет и включив мультики, чтобы информация сама на него валилась. Это все равно, что всю жизнь держать его в памперсе и кормить мягкой пищей. Надо учить его пользоваться туалетом и жевать самостоятельно.
Кстати, это отдельный печальный вопрос – про клиповое мышление, про короткий период активного внимания у этого поколения. Эти дети, в самом деле, не очень приучены к медленной серьезной работе, медленному чтению, – они приучены к быстрому переключению, мультизадачности и поверхностности. Но так развивается цивилизация – и это не вина этих детей, а знамение времени, что ли.
Не подкидыши и не подменыши
Я очень против того, чтобы относиться к поколению 20-летних как к подкидышам и подменышам. У нас в школе среди молодых коллег есть ровесники моей дочери, и у меня с ними нет никаких трудностей в поиске общего языка.
Это просто коллеги – вообще нет никакого ни поколенческого, ни социального, ни интеллектуального барьера. Более того, иногда я от них могу чему-то интересному научиться.
Ну, вот расскажу одну историю. Мы в этом году с группой школьников и коллег ездили на Кипр, и однажды возвращались из Никосии в Лимассол автобусом. И там вместе с нашей школьной делегацией ехали кипрские студентки, которые всю дорогу громко и немузыкально орали песни на греческом языке.
Вот мы едем 10 минут, 30, 40, час – и все это время продолжается оглушительное пение греческих песен. Как им сделать замечание, никто не понимает, все злятся; при этом есть ощущение, что барышни поют не без некоторого злорадства – специально чтобы нас позлить.
Я злилась-злилась, но так и не придумала хороших слов. Школьники говорят: «Давайте мы тоже начнем песни на русском орать». Ну, все: стенка на стенку, кто кого переорет, конфликт цивилизаций в кипрском автобусе.
И вот одна моя молодая коллега подходит к ним и что-то тихо говорит. И вдруг это оглушительное пение смолкает. Как будто зуб перестал болеть, или отбойный молоток выключился.
Я слышу, как она их спрашивает по-английски, как их зовут, что это за песня, о чем в ней поется. И они начинают тихо, спокойно, человеческим голосом рассказывать: эта песня про любовь, эту песню мы в воскресенье поем, когда ходим в церковь. Потом она начала их потихоньку учить какой-то русской песне, а они ее – какой-то своей песне. Пение не прекратилось, но оно стало мелодичным, тихим, осмысленным – и состоялся человеческий контакт.
Когда тебе такой мастер-класс человеческого общения демонстрирует совсем молоденькая девушка из поколения твоих детей, тут, конечно, понимаешь, что у этих детей нам есть чему поучиться.
Записала Тамара Амелина