Ирина Вайсерберг: О главной катастрофе школьного образования

Начну с того, что я с большим уважением и интересом отношусь к работам Людмилы Владимировны Петрановской. Но последняя ее лекция – «Мы готовим детей к позавчерашнему миру» — вызвала у меня массу вопросов и довольно серьезное несогласие. Настолько серьезное, что мне бы хотелось об этом сказать вслух.

Пойдем следом за ее утверждениями. Первый тезис — 95% того, чему учат в школе – неактуально. Сразу вопрос – в какой именно школе?

Школы современной России, не говоря уж о всем мире, отличаются друг от друга примерно так, как вишня от арбуза. То есть ягоды и то, и то, а сравнивать не стоит, пересечений маловато.

Расслоение среди сегодняшних школ – сильнейшее, и если даже не касаться крайностей и не сравнивать сельскую восьмилетку с элитной московской гимназией, а просто остаться в поле московского образования, то будет довольно сложно найти две школы с полностью совпадающими программами, несмотря на требования ФГОСа.

Как преподаватель, проработавший почти двадцать лет в одном из первых частных московских лицеев, и репетитор с тридцатилетним стажем, повидавший сотни детей за свою учительскую биографию, я вполне разделяю обеспокоенность Людмилы Владимировны. Что дела в школьном королевстве не идеальны – довольно очевидно. За свою учительскую жизнь я сталкивалась и с талантливейшими детьми, добившимися в дальнейшем больших жизненных успехов, учившимися легко и без принуждения, и с теми, для кого в силу разных причин учеба была каторгой.

И, основываясь на своих наблюдениях, могу сказать от себя вот что: я не стала бы сожалеть об упущенных возможностях будущего. Я бы порекомендовала пожалеть о том, что мы потеряли из прошлого. По моей оценке и оценке коллег одного со мной опыта, за последние двадцать лет произошла тихая и практически никем, кроме преподавателей, не замеченная катастрофа, и катастрофой этой оказалось прекращение планомерного развития детского мышления и речевого развития.

***

О советской школе можно сказать много справедливо плохого: она была тоталитарной, чаще всего негуманной к ребенку, в среднем своем срезе не просто пренебрегавшей детским достоинством, а порой грубо его нарушавшей, но одного у нее отнять было нельзя (рискну сказать это, хотя предвижу негативную реакцию, но тем не менее это так) – в идеале она предполагала системное образование, развивавшее мышление (не будем говорить, что критическое, но все же мышление) и память. Да, она была невероятно далека от этого идеала, но тем не менее, в обществе существовало некоторое представление, что нормой является именно он.

В частности, это развитие мышления и памяти подготавливалось тем, что все выпускные испытания основывались на устном ответе. Да, они были необъективными, нечестными, с кучей злоупотреблений. Но тем не менее – ребенок, окончивший десять классов средней школы, должен был обладать развитыми способностями к устному связному высказыванию (ну, разумеется, за исключением тех случаев, когда дело сводилось совсем к профанации образования, что тоже случалось нередко).

И это автоматически означало, что его мышление развивалось с развитием устной речи — и одновременно посредством его.

При этом, повторюсь, оставлять дело в том положении, в каком оно было, уже не представлялось возможности – в силу неповоротливости, косности и негуманности всей школьной системы и полной неготовности педагогов к обучению детей нового поколения.

Что же случилось потом? А потом наступила как раз та пора, о которой я предлагаю нам пожалеть – пора упущенных возможностей. Поднялась огромная волна ищущих и мыслящих учителей, максимально заинтересованных в развитии детской личности и в методиках развивающего обучения нового времени. Выросла целая плеяда авторских школ, из которых до нашего дня дожили (и выжили) единицы, представляющие красу и гордость современной российской школы.

Все остальные не пережили введения ЕГЭ — экзаменационной системы, которая, как вы помните, была введена как эксперимент и должна была установить царство справедливости на земле, а стала самоцелью школьного образования, и сама по себе — крупнейшим коррупционным механизмом, попутно угробившим те методики развития, которые бурно развивались и формировались до его введения.

***

Тем детям, которые оказались в тех самых единичных выживших школах (не будем их перечислять, их и так все знают), невероятно повезло. С ними возятся, их мышление и речь развивают прицельно и осмысленно, с пониманием дела, вдумчиво, профессионально. Тем же детям, которым не так посчастливилось, остается только рассчитывать на собственные семьи. Но даже самые лучшие родители не всегда могут иметь профессиональные навыки обучения и воспитания – это ошибка думать, что они появляются автоматически.

Отсюда огромные проблемы, с которыми сталкиваются в дальнейшем вузовские преподаватели: к ним попадают студенты с несформированным понятийным аппаратом, с неразвитыми умениями анализа и синтеза, без основ критического и творческого мышления, не умеющие решать когнитивно-коммуникативные задачи, а следовательно – с нарушенными адаптивными механизмами.

Фото: lnu.edu.ua

И основной причиной сегодняшних проблем является именно эта беда, а не грядущее исчезновение профессий, не предложение родителей учиться копить деньги и не настояние на том, чтобы все делать качественно. И «доверстать образование», по выражению Людмилы Владимировны, в таких случаях не получится – не строится дом без фундамента. То, что не было в этом отношении сформировано до определенного возраста, потом уже не нагнать.

Это все равно, что после танцевального кружка при Доме культуры попытаться доверстать образование в балетном училище лет в тридцать. То есть пробовать-то можно – но результат никто не гарантирует, мягко говоря.

Та же самая штука и с иностранными языками – гугл-переводчик, конечно, восторжествует, я уверена. И вместе с его победой мы утратим все возможности развития мышления, которые возникают в процессе изучения иностранного языка.

Да и вообще, вам не кажется, что подход целесообразности/нецелесообразности таит довольно много опасностей? Например, вопрос, — зачем нужны портреты и художники, когда есть фотография, в самом деле?

***

С одним утверждением Людмилы Владимировны я полностью согласна: «в современном мире – … гораздо эффективней ориентироваться в море информации, уметь ее добывать, уметь структурировать, уметь различать достоверную информацию и фейк». Это безусловно так. Только вот следующий ее вывод – « Где этому учат? Человек сам научится в интернете. Не в школе, не у родителей» — в корне неверен. Нельзя этому научиться самостоятельно, как нельзя себе самому сделать операцию аппендицита. Да, прецеденты были, я знаю:)) — но не стоит всем повторять.

Этому должна учить школа. И учит, в лучших своих образцах. Но только не натаскивая на тесты, а занимаясь развитием мышления – скажем еще раз, у тех единиц, которым повезло.

Среди нескольких любимых мною детей, которых я имела честь учить в школе Московский лицей «Ступени», были те, кто в десятом классе готовили проекты по пост-культуре на уровне хорошей студенческой курсовой и писали о развитии денежной системы в Древнем Риме, сравнивая ее с другими цивилизациями, впоследствии блестяще эти работы защищая. Как вы понимаете, ни одна из этих тем практически использована быть не может.

Тем не менее, они учились анализировать найденный материал, критически его осмысливать, расширять кругозор (хоть и в бесполезном для будущей жизни отношении), и, таким образом, эта долгая работа, которой много лет занималась вся взрослая часть школы, длившаяся не день и не месяц, сформировала их мышление и речь, и стала основой для дальнейшей очень успешной учебы и биографии.

***

Но даже не надо римской денежной системы. Я была бы невероятно благодарна, если бы те дети, которые попадают ко мне сейчас как к репетитору, были бы научены с первых лет своего обучения просто читать. Нет, складывать буквы в слова они обычно умеют, хотя и тут не все так благополучно, как хотелось бы. А вот дальше – все. Никто не умеет работать с текстом, не видит логических связей, не может ответить на проблемные вопросы, и в конце концов, просто не знает тех слов, которые прочитал. Речь бедна, неразвита, память страдает невероятно, навыки анализа и синтеза отсутствуют как таковые.

На мой вопрос – «говорите ли вы на уроках?» — отрицательный ответ дается 99-ю процентами детей. А что делаете? – спрашиваю. Тесты, — отвечают дети.

У нас государственное тестирование в конце года, — отвечает мне четвероклассник. Собственно, вот вам и объяснение: нет устной речи – нет мышления. Что там подверстывать, друзья мои? К чему?

Добавлю, что сейчас внимательно читаю блог своих израильских коллег. Люди говорят с детьми часами. Обсуждают. Выясняют. Заставляют высказываться. Вот вам и четыре К, о которых говорит Людмила Владимировна – «коммуникация, кооперация, креативность и критическое мышление». При этом страна занимает одно из первых мест в мире по старт-апам. Не просматривается ли связь, как вам кажется?

В заключение скажу: все возможно в школе. При наличии здравого анализа требований времени, добросовестного, гуманного и профессионального подхода к ребенку и изменениям в образовании. И для этого иногда стоит оглянуться назад, чтобы не бояться будущего.