За последние четыре года школа №1329 поднялась в рейтинге департамента образования Москвы с 71-го на 9-е место. Ее физико-математические, инженерные, медицинские классы готовят олимпиадников и медалистов. Занятия по профильным предметам ведут преподаватели и аспиранты МГУ, ВШЭ, тренеры сборных команд Москвы по математике и физике, члены жюри московских и всероссийских олимпиад. В этом году школа получила грант мэра Москвы первой степени.
– Родители, отдавая своих детей в вашу школу, ориентируются на ее высокое место в рейтинге?
– В том числе. Но больше идут на талантливых педагогов. Высокий рейтинг школы – для нас не самоцель. Есть много сильных школ, которые не занимают первые строчки в рейтингах, и тем не менее туда стремятся попасть. Рейтинг – это управленческий инструмент, благодаря которому система образования города и отдельные школы и учителя могут сделать какие-то выводы, увидеть проблемы и решать их. У нас нет гонки за рейтингом.
– Дети, которые идут к вам, готовы к большим нагрузкам?
– Да, мы сразу говорим им при поступлении, что легких путей не предлагаем. Хотя у них всегда есть альтернатива. У нас десять классов в параллели. В одном сильная математика, в другом – физика, можно записаться в медицинские и инженерные классы, у гуманитариев тоже есть выбор.
– А если выясняется, что дети не тянут, отстают, или у них есть особенности развития, что тогда?
– Раньше у нас были специальные коррекционные классы. Но потом мы поняли, что это сложно и для школы, и для ребенка. Инклюзия – это лучший путь. Дети с ограниченными возможностями учатся в обычных классах со здоровыми детьми. Если ребенок успевает значительно лучше остальных, он может перейти в сильный профильный класс. Кстати, иногда дети с ОВЗ дадут фору здоровым ребятам. У нас есть мальчик-колясочник Паша Матвеев, у него легкая форма ДЦП. В этом году он стал чемпионом школы по шахматам.
В школе все должно крутиться вокруг ребенка
– Наблюдая за детьми и сравнивая поколения детей, как вы думаете, чем отличается нынешнее поколение от предыдущих?
– Это другие дети, у них другое восприятие информации. Количество информации растет в геометрической прогрессии, и надо знать, как с ней работать. Время рождает новые способности. Дети более привычны к компьютерной работе. А учителя не всегда готовы к такому подходу. Кто-то эту ситуацию принимает и идет навстречу ребятам, а кто-то все еще учит, как он привык.
– В будущем школа сильно изменится, по-вашему?
– Будут разные школы. В том числе и такие, где останется только искусственный интеллект. Но, наверное, самыми востребованными станут школы с реальными, а не виртуальными учителями. Скорее всего, их будет меньшинство.
– Под «виртуальными» вы имеете в виду системы самообразования, школу без учителя?
– Да. Они и сейчас существуют. Много платформ предлагает самообразование. Ты проходишь курс обучения, причем программа отслеживает, насколько ребенок вовлечен в процесс обучения. Дети с самого раннего возраста сами постигают науки. Мы тоже стараемся это активно использовать на уроках. Мне кажется, гаджеты сегодня в школе должны быть, отбирать их не надо. Во всем мире есть подобный опыт использования гаджетов в учебном процессе.
– Михаил Казиник считает, что школа умерла как институт с появлением интернета. Как отмирает и урочная система, которая просуществовала очень долго.
– Мы не можем изменить реальность, искусственный интеллект рано или поздно придет в школу. Но никто не заменит учителя. Все равно общение и воспитание детей в том консервативном смысле, которое всегда было в школе, должно присутствовать обязательно. Без этого ребенку сложно. Совсем отпустить его в виртуальный мир, оставив без социализации и наставников, мне кажется, не правильно.
– Не бывает конфликтов с учителем, если ребенок погрузился в свой инстаграм и не вылезает оттуда весь урок?
– Конфликты бывают, стараемся их урегулировать. Иногда у учителя это не получается, приходится вмешиваться мне. Но совсем запрещать гаджеты, я считаю, нельзя.
– Кто в школе главный: учитель, ребенок или директор?
– Ребенок в школе главный. Все ради них, все остальные должны крутиться и подстраиваться под их потребности.
– А если дети потребуют сменить учителя, который им не нравится, как вы поступите?
– Иногда меняем учителя, бывает, что детей переводим в другой класс. В каждом случае по-разному. Единой схемы на все случаи жизни не существует. Если дети просто капризничают, мы им доказываем, что проблема в них.
Иногда поговорить с педагогом легче, чем с родителями
– Как в школе организована система психологической помощи?
– У нас есть психолого-педагогическая служба, а также специалисты, которые помогают в коррекции каких-то временных проблем развития детей – логопеды, дефектологи. Они работают напрямую с педагогом, и родители тоже могут прийти на консультацию к психологам. Потому что современные дети не всегда готовы к откровенному разговору с родителями (и наоборот). Дети приходят к учителю или ко мне посоветоваться, как им поступить в той или иной ситуации. Один мальчик пришел ко мне с такой проблемой: девочка очень активно оказывала ему знаки внимания, его это даже пугало. Он к этому не был готов, пришел посоветоваться. Сложные жизненные вопросы решали вместе. Психологи общались с девочкой, с родителями ее тоже пришлось поговорить, вместе мы как-то справились.
Дети сами говорят, что поговорить с педагогом им бывает гораздо легче, чем дома пообщаться с родителями. Жизнь в мегаполисе накладывает на родителей определенный отпечаток. В школе ребята находят авторитетного взрослого, прислушиваются к его мнению, делятся с ним своими проблемами. И психологи нам, конечно, во многих вопросах помогают.
Бывает, что на уроках ребенок отвечает блестяще, а как только какая-то проверка, диагностика, срез знаний – он тут же замыкается, не может расслабиться, начинает нервничать и отвечает хуже, чем обычно. Наши психологи помогают выходить из сложных ситуаций. Для детей 9-11-х классов мы организуем системную работу психологов, чтобы дети могли подготовиться к сдаче ОГЭ и ЕГЭ и подойти к экзаменам без стресса и нервотрепки.
– А как это выглядит на практике?
– Все по индивидуальному запросу. У нас есть системы диагностики, которые предлагает Центр качества образования, в том числе и психологические. Проверяем степень готовности к разным типам деятельности. Психологи вовремя стараются скорректировать какие-то проблемы у ребенка.
– А оценки в начальной школе у вас есть?
– В первых классах оценок нет, а со 2-го по 11-й класс оценки выставляются по обычной 5-балльной шкале. Мы стараемся объяснять родителям, что оценка – не основной показатель, есть много видов диагностики, которые предлагает городской Центр качества образования. В том числе метапредметная диагностика, когда оцениваются знания по многим предметам. Есть обязательные срезы, а есть те, которые мы сами заказываем, если знаем, что надо что-то подтянуть в классе.
Обращаемся к родителям, если видим какую-то проблему. Как правило, они охотно идут на контакт, потому что мы делаем общее дело и нам, конечно, надо объединять усилия. Иначе ребенок уйдет куда-нибудь от нас и от родителей – не буквально из дома, конечно, но займется не тем, чем нужно.
– Какой, по-вашему, идеальный размер класса, сколько там должно быть учеников?
– Все очень по-разному. Конечно, углубленно исследовать предмет хорошо в небольшом классе. Но у нас сейчас в школе классы под 40 человек. И как показала практика, дети в таких классах лучше учатся, без троек. Я не знаю, с чем это связано. Корейцы считают, что если классы небольшие, то дети получают неполноценное развитие. Они друг у друга ведь тоже чему-то учатся. Может быть, им легче в таком большом коллективе найти своих единомышленников. Я работала в школе надомного обучения, там были группы по 4-8 детей. Сейчас у нас классы по 40 человек.
– А как быть учителю, если в таком большом классе есть один-два проблемных ребенка, которые баламутят всех остальных?
– В таком большом классе как раз сложнее так себя вести, потому что они получат такой ответ от своих одноклассников, что им самим не захочется больше хулиганить.
– Вам приходилось исключать ребят из школы?
– Мы не можем этого делать. Различные ситуации в школе мы разбираем, приглашаем специалистов, проводим родительские собрания, ничего не скрываем. Все же в родительских чатах немедленно отражается! Мне кажется, что там должны быть разумные модераторы, которые держали бы эти разговоры в каких-то рамках. А то один кто-нибудь поднимет провокационную волну, а остальные подхватывают, и начинается беспокойство. Родители – занятые люди, многих эта ситуация раздражает. Эти чаты важны и нужны, но модератором там должен быть человек, который будет устанавливать какие-то правила сетевого взаимодействия.
– Как вы отслеживаете и предотвращаете травлю? Заинтересованы ли учителя пойти на специальные курсы, где они могли бы узнать, как ее остановить?
– Да, заинтересованы. Они хотят получить современные советы. Ко мне довольно часто приходят и дети, и учителя со сложными случаями в классе. Мы стараемся с психологической службой помочь ребенку и коллективу, который пытается травить кого-то из детей. Привлекаем и внешних специалистов. Институт развития образования ВШЭ предложил нам системы профилактики буллинга. Учителям не интересно это замалчивать.
Мне интересно, чтобы дети нашли себя
– Вы получили грант мэра первой степени. За что именно? Гранты – весомая прибавка к бюджету?
– Больше всего баллов в наш рейтинг принесли победы школьников на Всероссийской и московской олимпиадах. Мы давно этим занимаемся, стараемся поддерживать таланты школьников. Ребята успешно сдали ОГЭ и ЕГЭ. В этом году было 39 федеральных и 58 московских медалистов. Мы проводили выпускной в Академии народного хозяйства, и когда все они вышли, сцена целиком заполнилась. Конечно, гранты нам интересны, мы получили прибавку на весь учебный год и будем стимулировать коллег, которые подготовили победителей олимпиад.
– Бывают ли у ваших медалистов и победителей олимпиад разочарования уже после поступления в вуз? Они готовятся к чему-то интересному, а потом выясняется, что это не совсем то, чего они ожидали?
– Те ребята, которые побеждали в международных олимпиадах, очень хорошо ориентируются в том, что им нужно. Да и в жизни вообще, как мне кажется. У нас они все довольно успешны. Они учатся на матфаке ВШЭ, в МГУ, в других сильных вузах, а нам помогают готовить следующее поколение олимпиадников. То есть все они вполне востребованы: попали в это олимпиадное движение и продвигают его дальше. Не могу сказать, чтобы кто-то из них не достиг успеха.
– Какие вузы ваши выпускники выбирали в этом году?
– В основном ближайшие к нашей школе, с которыми мы тесно сотрудничаем. У нас здесь такой район, где сосредоточено много вузов: РАНХиГС, МГИМО, РТУ МИРЭА. Хорошо, что мы оказались в таком окружении. Академия ФСБ рядом, там очень активен Институт связи, криптографии и информатики. Вузам выгодно сотрудничать со школами, им же нужны абитуриенты, которые мотивированы учиться.
Когда ребята готовились к конференции «Инженеры будущего», преподаватели этих вузов помогали им, выбирали серьезные темы, направляли их работу. Есть выпускники, которые поступили в ВШЭ, на матфак, на физфак МГУ, некоторые уезжают учиться за границу. Одна из школ, которая вошла в состав нашего комплекса, раньше была школой с углубленным изучением немецкого языка. Оттуда выпускники поступают в вузы Германии, многие из них и приходят в эту школу, чтобы отлично выучить язык и поехать поучиться за границей.
– Что сейчас интереснее всего для вас в вашей работе?
– Мне интересно, чтобы дети, которые приходят в школу, раскрывались и были успешными, нашли себя. А мы с родителями постараемся им в этом помочь. Пусть они найдут какой-то свой талант, для этого у нас в школе есть все возможности.
– Весь 11-й класс, как правило, в школе происходит натаскивание на ЕГЭ. Или у вас как-то по-другому?
– Нам стандарт сейчас позволил в основном нагрузить ребят в 10-м классе. Вся программа старшей школы осваивается за 10 лет. А в 11-м классе они полностью сосредоточены на подготовке к тем предметам, которые выбрали для сдачи ЕГЭ, им они будут нужны для поступления в вуз.
– Некоторые считают, что надо сдавать экзамены по максимуму. Мы сдавали 7 экзаменов, и сейчас пусть выбирают все ЕГЭ, какие только можно выбрать. Разделяете такую точку зрения?
– Я поддержу ее. Очень сложно нынешним детям выбрать тот путь, который потом станет их профессией. Некоторые дети выбирают много экзаменов ЕГЭ, мы их в этом поддерживаем, чтобы потом у них был больший выбор с поступлением.
Те, кто не привык много работать – уходят
– Как вы стали учителем, а потом – директором школы?
– В школу я пришла работать в 1986 году, когда информатика только появилась в программе. До этого училась в Иркутском университете на факультете прикладной математики. Вышла замуж за военнослужащего. Мы жили в военном городке недалеко от Чехова, там я и начала преподавать. Когда мужа перевели в Москву, стала работать в гимназии №1542 в Солнцеве, а потом – в школе надомного обучения, где учились дети с ограниченными возможностями здоровья. В школу №1329 я пришла, когда дела в ней шли не очень хорошо.
– Как вам удалось переломить ситуацию? В чем секрет сильной школы?
– Секрета особого нет, просто нужно, чтобы подобралась команда педагогов-единомышленников. До меня сменилось два директора. Были проблемы, надо было их решать. Спорт, на который изначально делали ставку, перестал быть в приоритете у родителей. Мы стали ориентироваться на умных, заинтересованных в академических успехах школьников.
Начали со смены педколлектива. Постепенно к нам пришли люди, которые имеют здоровые амбиции, хотят достичь отличных результатов, мечтают работать интересно и творчески. Те, кто не привык так работать, ушли из школы. А уже к увлеченным педагогам потянулись дети, которые хотели иметь отличные результаты в учебе.
Мы постоянно находимся в поиске. У нас много идей, что-то получается, что-то нет. В школе сейчас нет бумажных отчетов, журналов и дневников, все только в электронном виде. Современные родители привыкли к такому стилю общения. Плюс Московской электронной школы и в том, что она существенно облегчает портфель ученика. Комплект учебников издательства «Просвещение», которые используются в МЭШ, не надо носить в школу, все они есть в электронном виде.
– А мы видели детей с огромными чемоданами, которые они везли с собой в школу.
– Может быть, они потом пойдут на кружки. Есть такие родители, которые дают ребенку с собой полный комплект вещей чуть ли не на неделю. У каждого ученика есть свой индивидуальный шкафчик, куда можно сложить свои личные вещи.
– Как педагоги чувствуют, что актуально в современной школе сейчас и потребуется в будущем?
– У нас очень много совместных мероприятий, на которых мы обмениваемся опытом с коллегами. Я поклонник Московской электронной школы. Мне кажется, в ней масса преимуществ для учителей. Там множество сценариев уроков, и учитель может сам разработать свой сценарий, показать коллегам. Есть целая служба модераторов, которые оценивают эти уроки. Опыт МЭШ распространяется на регионы. То есть любой региональный учитель тоже может воспользоваться этим ресурсом. МЭШ предлагает и видео, и аудио, и большие библиотеки. Это все прошло проверку, эксперты оценили эти ресурсы, и каждый родитель или ученик может бесплатно к ним обратиться.
– Работа завуча сейчас изменилась?
– Да, и очень сильно. Проходит аттестация на эту должность. От него требуются новые качества – работа в электронных журналах и методическое сопровождение. Нам очень важно заниматься внутренней школьной оценкой качества образования: проверять, насколько хорошо работают педагоги, как усваивают программу дети.
– Расскажите про ваш Управляющий совет, чем он вам помогает?
– Управляющий совет нашей школы возглавляет ректор РАНХиГС Владимир Мау. Владимир Александрович нам очень помогает во многих вопросах, в том числе организационных и стратегических.
Сейчас мы вместе с академией, начиная с 8-го класса, проводим профориентационную работу. Мы начали сотрудничать с факультетом медиакоммуникаций. Это оказалось современное и востребованное направление, и ребята могут попробовать себя как репортеры. У нас очень хорошая телестудия, и школьники там профессионально занимаются журналистикой, если пройдут конкурс. Выпуски школьных новостей «Мы 1329» посвящены всем событиям из нашей школьной жизни. Сотрудничаем с берлинской гимназией, делаем телемосты со школьниками из Германии и Австрии.
– За эти 10 лет, что вы работаете в школе, какое наибольшее достижение вы бы выделили?
– Наверное, олимпиадное движение. Оно сложно запускалось. И когда появились первые победители, мы и все остальные увидели, что ничего в этом сверхъестественного нет. И сейчас это очень популярно. Мы расширяем направления подготовки. Все ребята стараются участвовать в олимпиадах и достигать результатов, о которых они, может быть, и не мечтали. В прошлом году успешно выступили в конференции «Инженеры будущего», было 14 победителей и призеров.
– Ученики участвуют в олимпиадах, чтобы поступить в вуз? Прежде всего у них такая мотивация?
– Да, конечно. Но еще очень важны персональные портфолио, у ребят есть возможность показать себя знатоками в различных областях. Ведь они могут и поменять профиль. Попробовали математику, а на следующий год могут взять другое направление. Иногда идут прямо, а порой сворачивают в сторону, меняют свой путь. У нас есть практически все профили, это преимущество образовательных комплексов. Мы набрали семь первых классов, в каждом – под сорок человек. В первых классах учителя работают с ассистентами, так как классы очень большие, а малышам нужно персональное внимание педагога.
– Какая зарубежная система образования вам ближе?
– Я могу сказать, что сейчас московское образование, наверное, не уступает никакой зарубежной системе. Оно сейчас одно из лучших в мире. Финны идут своим путем, мы полностью не можем применить их опыт. У них очень интересное общение с родителями. У каждого ученика есть дневник, где после модулей (аналог нашим четвертям) выставляются три оценки. Сам себя оценивает ребенок, а его оценивают родитель и педагог. Согласование этих трех позиций рождает какой-то положительный результат, и потом можно наметить индивидуальную образовательную траекторию ребенка. Мы к этому тоже должны прийти, как мне кажется.
– А что такое программа международного бакалавриата?
– Это платное обучение, там детям преподают сертифицированные преподаватели международного бакалавриата и носители языка. Преподаватели проходят специальные курсы. У нас интересный проект с министерством образования Австрии, они ежегодно присылают к нам стажера, носителя языка. У них есть проект «Австрийские школы за рубежом», для них это тоже интересно.
Приезжают специалисты, которые выигрывают конкурс и которые заинтересованы в изучении русского языка. Мы устраиваем этих специалистов, Академия народного хозяйства помогает нам с жильем для них. Мы оплачиваем это жилье. Родители очень довольны, потому что язык нужно учить и желательно с носителем. В этом году у нас был первый выпуск, ребята получили дипломы. Кто-то уехал учиться за границу, а кто-то поступил на международные программы российских вузов – ВШЭ, РАНХиГС.
– Раньше была одна школа, а теперь огромный комплекс, как вы управляетесь с таким хозяйством?
– Это дает нам другие возможности. Например, у нас десять шестых классов. Из них мы можем легко набрать два класса математической вертикали. В восьмых классах дети расходятся по интересам, пробуют себя. Бывает, что меняют потом профиль. Девочка отучилась год в инженерном классе и поняла, что это не ее: попросилась в другой класс. Мы дали ей, конечно, такую возможность.
Пусть они себя попробуют в школе в различных направлениях. Это лучше, чем если потом они приходят в вуз и разочаровываются в своей специальности. В литературных классах, где учится совсем немного детей, они Шекспира изучают два месяца, а не один урок. Это, конечно, не для всех, потому что ребята выступают уже как исследователи.