Прошло уже девять лет, как отслужили мы первую литургию в новом, городском храме. Костяк прихода сформировался за счет тех горожан, которые приезжали ко мне в сельскую церковь. Настоятельствовать, пока не появился молодой священник, пришлось на два прихода, хотя было ясно, что данная двойственность дело сложное и не всегда возможное. Город есть город, здесь особо отвлекаться – себе дороже.
После первой сентябрьской службы собрались в храме те, кому без веры и храма жизнь не представляется, то бишь, если по канцелярскому, будущий утвержденный и печатью закрепленный приходской совет. Бумажный протокол с росписями и повесткой дня не составляли, просто назрела реальная необходимость определиться: как служить, с кем петь, откуда и сколько платить хору, дежурным и сторожам. Самым главным вопросом стал сугубо богослужебный: как сделать так, чтобы священники во время литургии в алтаре молились, а не у исповедального аналоя исповеди выслушивали и духовные советы давали?
Сказать, что все на «ура» приняли предложение – исповедь только на всенощном бдении, значит слукавить. Как-то сложилось уже в храмах, что исповедоваться можно и во время евхаристии. Точка отсчета такой практики из советского периода исходит. С тех времен, когда старикам со старушками тяжеловато было до далекого храма, порой единственного в округе, утром и вечером добираться. Невозможность посещения всенощного бдения перенесла исповедь на литургийное время, что стало чуть ли не каноническим правилом с точки зрения народного доказательства: «А так и деды наши делали».
Нововведение, а по сути возвращение правила «исповедоваться только за всенощным бдением», без возмущений и недовольства не прошло. Даже жалобы «по церковным инстанциям» последовали, как и утверждений, что прихожан потеряем, было предостаточно.
Выручили, как всегда, сами прихожане. Наверное, на каждом приходе есть «боевая группа» (только не называйте их сепаратистами!), церковную жизнь любящая и к Уставу богослужебному с любовью относящаяся. Они и поддержали. Причем поддержка эта оригинальными аргументами обосновывалась. Вот один из них:
– Вот скажи мне, – обращается к прихожанке одна из наших постоянных храмовых дежурных. – Как ты службу воскресную и праздничную называешь?
– Обедней, – откликается прихожанка.
– Вот видишь, – рассуждает наш постоянный боевой кадр, – а к обеду надобно приготовиться, сварить все, посуду помыть, в комнатах убрать, руки помыть.
Прихожанка естественно соглашается, на что и следует продолжение житейского богословия:
– Так и в Церкви. Пришла вечерком, все к обеду приготовила, грязь всю в душе вспомнила, на исповеди душеньку помыла, а утречком чистенькая и опрятная за трапезу.
Богословие, конечно, без изысков, но ведь все верно.
Церковный дневной круг со всеми его службами и есть подготовка к главному событию, к трапезе Господней. К столу праздничному, а литургия (благодарение) и есть праздник, в грязном одеянии и с неумытыми руками не усаживаются, как и сидя за столом о собственных пакостях не рассказывают.
Всенощное бдение совершается по вечерам накануне воскресных и праздничных дней. Оно не только освобождает нашу душу от суетности и мрака грехов земных, но и помогает постижению духовного смысла грядущего праздника. Воспринять духовные дары во всей их полноте, то есть понимая церковное торжество без всенощного бдения невозможно. Если Литургия по своему сакраментальному смыслу символизирует Царство будущего века, то Всенощное бдение есть подготовка к вхождению в это Царство.
Литургия – вне времени. Она всегда одинакова. В ней есть элементы, относящиеся к текущему дню, но сам смысл дня раскрывается вечером.
Вдумайтесь в слово «накануне». В нем отблеск того канона, который читается на утрени всенощного бдения. Именно вечером, в центр храма на центральный аналой выносят икону праздника и читают особое, только данному дню положенное Евангелие.
Пред нами сам праздник, возводящий нас к Трапезе Господней, которая будет уже завтра, когда поняв, что празднуем, мы, очистив покаянием свою душу, уже готовы вкусить великие Дары, причастится Христу.
Сколько не вычитывай дома правило к причастию, оно не будет полным, если в нем не будет четкого понимания (ощущения) праздника.
Сокровенно и осторожно ведет Церковь каждого из нас к Чаше и для того, чтобы не нарушать торжество евхаристии, не выстаивать в очереди на исповедь, не отвлекаться вздохами, слезами и сетованиями стоящего пред тобой исповедника, не выслушивать ни тебе предназначенные советы священника, исповедь должна быть накануне.
Спокойно, не торопясь, с рассуждением и вопросами исповедь утром не получится. Она будет скомкана и поверхностна, да и священник вольно и невольно, взглядами и вздохами, будет поторапливать.
Естественно, исключения будут. Они должны быть. Для больных и престарелых, для тех, кто ждет через 2-3 месяца ребенка и у кого, действительно, не пускают на вечернюю службу серьезные обстоятельства.
Все остальные, решившие причащаться Святых Тайн, на всенощном бдении быть обязаны.
Вспомните, как писал о Литургии митрополит Вениамин (Федченков):
«Много чудных цветов на пажитях церковных, но всех их прекраснее роза – Божественная литургия. Дивны драгоценные камни Церкви нашей – обряды, но их всех ярче блистает бриллиант – Божественная литургия. Все источники, все ручейки – таинства наши – сливаются в глубочайшем святейшем таинстве – Божественной литургии. У нас в Церкви есть руки Христовы, уста Его и очи Его, есть также сердце Его Божественное.
Руки Его – обряды Церкви, язык уст Христовых – Евангелие Христа; очи Его – таинства святые, чрез которые Он заглядывает в наши души, Сердце Его – Божественная литургия».
Так зачем же мы своими нераскаянными накануне грехами, скорым шептанием под епитрахилью, слезами стыда и очередным поиском виноватых в собственной несостоятельности будем мешать и себе, и священнику во всей полноте воспринимать этот великий Дар?!
Ведь для этого есть Всенощное бдение.