Василий Штабницкий, врач-эксперт фонда «Живи сейчас», доцент кафедры пульмонологии фдпо РНИМУ им. Н.И. Пирогова
Я первый лично выброшу все западные приборы, когда у меня появится отечественный, лучше по качеству и дешевле. Но пока мы отстаем на 10-15 лет
Василий Штабницкий
На моей памяти это уже четвертый раз, когда правительство пытается запретить западные аппараты ИВЛ. Три предыдущих раза нам удавалось их отстоять ценой коллективных писем. Видимо, правительство все-таки очень сильно хочет, чтобы в государственных больницах не было иностранного оборудования, и при этом не хочет считаться с мнением профессионального сообщества. У меня есть несколько на этот счет мыслей.
Мысль первая, экономическая.
Еще в школе и на первых курсах института в рамках курса по экономике нам рассказывали, что конкуренция является одним из обязательных условий развития рынка. Если мы по сути запрещаем импорт качественного хорошего медицинского оборудования, мы как бы “помогаем” отечественному производителю, но на самом деле мы делаем ему же большое зло, потому что без конкуренции у нас никогда не появится качественное оборудование, соответствующее нормам Европы или США. Даже если они на бумаге пишут, что оборудование соответствует каким-то стандартам, по факту это не так.
Поэтому мысль вторая, медицинская.
Я не видел в работе отечественные аппараты ИВЛ, хотя они, конечно, есть, и я не знаю каких-либо крупных специалистов, которые бы работали с этим оборудованием и дали бы о нем позитивные отзывы. Как участник профессионального сообщества я не могу сказать, что запрет на импорт оправдан. Я уверен, что большинство врачей, как это ни парадоксально, с современным российским оборудованием не знакомы. При этом я, конечно же, не против российского оборудования как такового. Я первый лично возьму и выброшу все свои западные приборы, когда у меня появится отечественный, соответствующий абсолютно всем параметрам импортного и при этом дешевле в полтора раза. Но сейчас я не уверен в их качестве и не могу себе позволить такой шаг.
Аппарат ИВЛ постоянно развивается, он давно уже ушел от огромных приборов, внешне напоминающих страшные “гробы”. Это компактное оборудование может не только получать обратную связь от пациента, но и несколькими способами оценивать дыхание, подстраиваться под него, в том числе используя импульсы от диафрагмального нерва, используя показатели давления; это оборудование, которое специально разрабатывается для детей с экстремально низкой массой тела; это аппараты домашней вентиляции легких, которые обладают дополнительными функции безопасности, комфорта, портативности. В России такого нет. Наше оборудование лет на 10-15 отстает от того, что сейчас производят на Западе.
Отсюда вытекает следующая моя мысль, патриотическая.
Я являюсь патриотом своей страны и патриотом своих пациентов. Я считаю, что мои пациенты, граждане одного из самых богатых государств мира, имеют право на самую лучшую медицинскую помощь, и тот человек, который думает иначе, не патриот и не заслуживает права что-то решать о судьбах людей в нашей стране. Если какой-то человек считает, что мы можем обойтись без качественного оборудования для самых уязвимых несчастных людей в нашей стране, без качественных перевязочных материалов, мне не понятна его логика.
Перевязочные материалы нескольких западных компаний являются стандартом. У них есть 20-30 позиций — разные виды ран и пролежней на разных частях тела, разные стадии заживления ран, и само свойство материала, он не крошится, не останется в ране. Вот таких стандартов я пока не видел в российском сегменте этого рынка. А есть ли у нас российские подгузники для недоношенных детей?
Закупки проводятся по конкретным параметрам — и либо есть по ним отечественные, либо нет, тогда можно иностранные. Наверное, это небольшая поблажка. Вот в запросе будет указано: возможность вентилировать детей с экстремально низкой массой тела; у отечественного будет написано — нет, а у западного — да. Это дает возможность закупать. Но я бы не хотел, чтобы так у нас решался вопрос закупки. Строго говоря, идея закупок сама по себе достаточно порочна. Мы принимаем решения, ориентируясь на 10-20 позиций техзадания и цену. Все понимают, что техзадание можно подогнать под конкретного производителя, и надо от этого уходить. У нас, конечно, должна быть антимонопольная система, но сама закупка должна стать гораздо более простой.
Я занимаюсь неинвазивной искусственной вентиляцией легких детей на дому, и у меня есть выбор из десяти приборов. Я уже знаю хорошие и плохие стороны каждого приборы, знаю, что один проработает в два раза дольше срока службы, а другой выключится от перепада напряжения. Принимая решение о рекомендации оборудования, я опираюсь на свой опыт, и большинство коллег делают так же. И вот у меня появляется новый прибор, я его не знаю, но меня заставляют его использовать. Может, нам повезет и ничего плохого не случится. Но мы же знаем, что качество нашего оборудования далеко от идеального, поэтому не можем так рисковать.
Екатерина Чистякова, директор по развитию благотворительного фонда «Подари жизнь»
Я за выбор — чтобы в медицине можно было купить то, что наилучшим образом подходит. А не только то, что нам сверху прописали
Екатерина Чистякова
Помню, я еще молодушкой была, одна больница как-то раз попросила нас купить всякое оборудование и в том числе кровати для пациентов.
Но мы же деньгами благотворителей не разбрасываемся: «Какие, — говорим, — вам кровати? Кровати-то вы и за госсчет можете купить». Больница объяснила, что по тендеру выиграют, скорее всего, отечественные кровати. Лежать на них можно, конечно. Но импортные кровати позволяют нажатием кнопки поменять положение пациента, что важно для медицинских манипуляций. И вдобавок на них удобно, в случае срочной необходимости, перевезти пациента куда потребуется, а не перекладывать его на носилки и обратно. На медицинских кроватях в онкологии и гематологии люди не просто лежат. Они там лечатся.
В общем, купили мы им тогда кровати импортные. Потому что время и силы сестер и врачей должны тратиться на лечение, а не на возню с кроватями. Это важно в первую очередь для пациента.
Теперь импортные кровати на тендер даже не выйдут. И, возможно, просто уйдут с рынка, ведь рынок для медоборудования — это прежде всего госзакупки. Поэтому вполне возможно, что года через три ни благотворительные фонды для отдельно взятого отделения, ни частные больницы уже не смогут себе позволить такой роскоши — выбирать кровать по функциональности, а не по производителю.
И про реагенты. Я прочитала, что новое постановление правительства запрещает покупать импортные реагенты для лабораторных анализаторов. Я только не очень понимаю, что делать с «закрытыми» импортными анализаторами, которые работают только на реагентах своей фирмы. Знаете, у принтеров бывают картриджи, которые подходят только для определенной модели? Вот у некоторых лабораторных приборов точно так же. Им нужны свои подходящие реагенты. Нам теперь лабораторные анализаторы тоже придется менять? У нас денег много, чтобы парк работающих анализаторов обновить? Или у нас просто лаборатории встанут?
Я не то чтобы против отечественного. Мы отечественные облучатели крови покупали когда-то, например, так как нам соотношение «цена — качество» подходило. Я за выбор — чтобы в медицине можно было купить то, что наилучшим образом подходит. А не только то, что нам сверху прописали.
P.S. Забыла важное. Несколько последних лет у меня нарастает ощущение, что все усилия благотворительных фондов — это не движение вперед. То есть фонды пытаются тянуть страну вперед, но то, что происходит с медициной усилиями следственного комитета и благодаря страшному недофинансированию — оно в целом сильнее фондов. Все, что мы можем — это замедлить наш откат назад. У меня такая метафора. Есть какая-то полянка разумного и гуманного, которую мы с врачами пытаемся очистить от песка. Но полянку заносит песком так быстро, что мы не успеваем его отбрасывать. И полянка все съеживается и съеживается. И все, что мы можем — это замедлить ее исчезновение под слоем песка.
И все-таки надо стараться. Чтобы, когда песок перестанет сыпаться, у нас остался хотя бы клочок земли с травой и цветами.
Онколог Илья Фоминцев
Экономические соображения поставят под откровенный риск десятки тысяч жизней
Илья Фоминцев
Я думаю что это будет, мягко сказать, не на пользу госклиникам. Особенно меня напрягают ИВЛ и наркозные аппараты. Мне не кажется, что наши производители способны заменить современное наркозное оборудование полноценно. А от этого в значительной степени зависит жизнь пациентов и успех большой хирургии. Это слишком сложное оборудование, которое требует и новейших технологий, и материалов, и высочайшей производственной культуры, уже не говорю об обслуживании и расходных материалах. Я не особенно в курсе рынка ИВЛ и наркозного оборудования, но думается мне, это лобби какого-то конкретного производителя.
С учетом того, что наших аппаратов я уже очень давно не видел, не удивлюсь если речь идет о локализованном западном производстве. Но, как правило, при локализации производятся не новейшие модели. А вообще любой протекционизм кончается всегда плохо по чисто экономическим причинам, уж тем более заниматься этим в медицине — значит ставить под угрозу жизни десятки тысяч людей. Эту угрозу, думаю, плохо исследовали или вовсе не исследовали, когда принимали это решение. Я не готов соглашаться, когда экономические резоны ставят под откровенный риск десятки тысяч жизней. У нас страна — это не бизнес-организация вроде бы, и «рентабельностью» успех страны измерять не стоит.
Михаил Ласков, онколог, кандидат медицинских наук
Михаил Ласков
В список импортных медицинских изделий, запрещенных правительством РФ для закупки государственным больницам, теперь включили томографы, протезы, рентгеновские и наркозные аппараты, кардиомониторы, УЗИ аппараты. К чему приводят ограничения такого рода? К тому, что у больниц будет меньше возможностей закупать качественное медицинское оборудование, а стоимость некачественного будет расти. Потому что зачем его делать добротным, если все равно можно сделать «как-то» и вынести с рынка медицинские изделия на порядок выше. Ну а как это отразится на пациентах – подозреваю, что никто не будет считать конкретные потери «в мирное время», но это был бы хороший предмет для исследовательской работы.
Антон Родионов, врач-кардиолог, доцент лечебного факультета ПМГМУ им. Сеченова
Антон Родионов
Решать амбиции за счет больных людей — неправильно. Медицинское оборудование — это крайне высокотехнологичная аппаратура, а большого опыта и культуры производства такого оборудования в России практически нет. Потому что мы не знаем российских компьютеров, бытовую технику, которые были бы широко востребованы и использованы, и так далее. Даже на машинах предпочитают ездить импортных. И это при том, что автомобиль, как правило, устройство гораздо более простое, чем медицинская техника.