Из Церкви я совсем не ушла, но дверь за собой почти прикрыла

Несмотря на то, что я крещена во младенчестве, в детстве довольно часто причащалась, а осознанно в храме Божьем пребываю с 12 лет, я не могу сказать, что я уже пришла к вере. Если подробнее — крестили меня в детстве по настоянию бабушки, в храм меня маленькую водила она же, помню, что в храме было красиво, но долго и скучно, и неприятно, что тайком от мамы и папы. Моя мама начала интересоваться верой, когда мне было около 8-10 лет, в этом возрасте на меня впервые был одет нательный крест — до этого я одевала его только в храм.

Помню, как утром выходного дня проснулись, лежим с мамой вместе в кровати, входит отец и видит на нас с мамой кресты, помню выражение ярости на его лице при этом. Потом видимо был разговор с мамой… Хотя отец и кривился потом при виде креста на моей шее, но ничего не говорил. Когда мне было около 12 лет, мама привела меня в только что открывшийся новый храм. Вот с этого момента и начался мой приход к вере — до того все было достаточно неосознанно. Мы с мамой сразу с головой влились в жизнь начинающего активно развиваться прихода — мама устроилась в храм бухгалтером, я стала учиться в воскресной школе и заниматься во множестве прихрамовых кружков.

Все было ново, интересно и очень нравилось. Появились друзья в храме, нашлось много интересных дел, школа стала тягостной повинностью, на нецерковных сверстников я стала смотреть свысока, а они в свою очередь с недоумением — на меня, облаченную в длинную юбку и с жуткими дымчатыми очками на носу. Но при всей внешней православности молиться, например, я не умела и не любила, хотя в храме с удовольствием следила за службой и подпевала хору. Дома же утреннее и вечернее Правило оставалось набором бессмысленных тектов, которые надо было поскорее протараторить и отправиться заниматься своими делами.

Когда мне исполнилось 14 лет, родился мой брат, в связи с чем мама уволилась из храма, и мне не к кому стало приезжать в храм после школы, если дома одиноко. Дома теперь было, наоборот, весело — заботы о младенце занимали все внешкольное время, в храм я стала приходить лишь по воскресеньям. В это же время многие из моих храмовых подруг-сверстниц ушли учиться во вновь открытую православную гимназию, в которую мама отдать меня почему-то не захотела, хотя я туда и рвалась.

У них появились общие интересы, в которых я уже не участвовала. После 9-го класса я пошла учиться в педагогический лицей, появились подруги уже там, студенческая жизнь увлекла так же, как ранее церковная. В храме уже было не так интересно, одно дело — участвовать во всей жизни прихода, и совсем другое — приходить лишь на воскресную Литургию. Период неофитства закончился, заместившись веселым студенчеством, я отдалилась от храма, то же самое произошло тогда и с моей мамой, всецело поглощенной ребенком.

Постепенно в храм я стала ходить уже не каждое воскресенье, дома молиться через пень-колоду, а потом и совсем забросила Правило, продолжая правда поститься. Длинная юбка была заброшена подальше, на сцену вышли джинсы. Правда краситься я не любила, максимум, что могла себе позволить — легкий не вызывающий макияж в натуральных тонах. Нормы поведения, привитые в храме, несмотря ни на что держались крепко — я не позволяла себе гулять с мальчиками и пару раз явившись на дискотеку, не получила никакого удовольствия, поспешив скорее удалиться оттуда. От откровенных разговоров с однокурсницами старалась уклоняться, на прямые вопросы о том, есть ли у меня мальчик, отвечала, что есть, но я не люблю, когда лезут в мою личную жизнь. Так продолжалось довольно долго. На третьем курсе колледжа мы переехали в другой район, если раньше до колледжа было 3 остановки на метро, то теперь 15 с пересадкой. Плюс на третьем курсе мы стали учиться во вторую смену, домой я приходила в десятом часу вечера, очень уставала. И начались какие-то странности со здоровьем. Сначала стало плохо в метро, перехватило дыхание, показалось, что я сейчас упаду в обморок, сердце заколотилось как бешеное. Пришлось выйти из вагона, придя в себя, я смогла ехать дальше, но в чувство приходила еще долго.

Эти приступы стали повторяться, остановка вагона в тоннеле стала запредельным раздражителем, после которого приступ был гарантирован. Появился сильный страх смерти, я по максимуму ограничила поездки в метро, разработав длинный наземный маршрут до колледжа, а потом и до института, куда я поступила после колледжа на третий курс. Потом я заметила, что приступы стали возникать и в автобусе. Дальше — больше, я стала пропускать лекции, потому что плохо бывало и просто при выходе из дома. Я узнала, что такое состояние называется «паническими атаками», связано с неполадками в вегетативной нервной системе и лечится психотерапевтическими методами в сочетании с антидепрессантами и транквилизаторами. Я начала лечиться, ходила к психотерапевту, но перестала после того, как он подсунул мне одну за другой книги «Секс в жизни женщины» и лекции какого-то кришнаитского гуру. Антидепрессанты помогали, но только пока я их принимала. Стоило закончить курс — все возвращалось на круги своя. С периодическими улучшениями и ухудшениями я дотянула до пятого курса.

Стало полегче — на пятом курсе мы учились всего 3 раза в неделю вечером, а утром должны были работать, это засчитывалось как непрерывная практика. Я устроилась на работу в детский психоневрологический санаторий недалеко от дома, работать было интересно, подобрался хороший коллектив, были и верующие сотрудники. В это же время я познакомилась со своим будущим мужем, мы стали встречаться. Основным критерием для знакомства с человеком у меня тогда было определение «чтоб был православный, но ничто мирское ему не было чуждо». По своей вере я и обрела, только потом, уже в супружестве, осознав, что это был не самый лучший критерий. Со здоровьем тогда было то лучше, то хуже, но то ли благодаря этим приступам, то ли сама по себе, я стала постепенно возвращаться обратно к Церкви, из которой я хоть совсем и не ушла, но все же дверь за собой почти прикрыла. Смогла осознать первоочередно духовную природу своих приступов, состоявшую в себялюбии, чрезмерной мнительности и самое главное — в маловерии и сомнениях, которые и приводили к сильнейшему страху смерти.

Я пошла к духовнику на подробную исповедь, после разговора с ним почувствовав себя значительно легче. Был успешно закончен институт, я устроилась на работу в тот же санаторий, где проходила практику, через полтора года знакомства со своим будущим мужем обвенчалась с ним. Почти сразу же Бог благословил наш брак младенцем. Сейчас дочке уже почти два года, я жду второго малыша. За это время произошел мой окончательный поворот к вере, хотя разрушать оказалось легче, чем заново строить. По прежнему бывают и периоды сомнений, и время охлаждения, когда опускаются руки и не идет молитва, возвращается и страх смерти.

От приступов паники меня полностью исцелила моя дочка — страх за себя трансформировался в заботу о ребенке, и стоило мне начать меньше задумываться о своем драгоценном здоровье, как я стала совершенно здоровым человеком, прекрасно справляющимся с тяготами беременности и вскармливанием младенца. С появлением ребенка я на себе познала смысл пословицы «имеем — не храним, потерявши — плачем». Пока была возможность беспрепятственно в любое время ходить в храм — я не очень-то туда и стремилась. С рождением дочки это стало сложнее — до храма довольно долго добираться, если на воскресную Литургию мы как правило всегда семьей ходим, то на Всенощную я не выбиралась уже очень давно, и крайне редко могу выбраться в храм в праздник, приходящийся на будний день — некому везти. Но как же мне теперь туда хочется!!!

Я благодарю Бога, что Он вовремя вернул меня с того пути, на который я было встала, что сподобил меня создать православную семью и воспитывать детей в вере, хотя мой супруг сейчас находится примерно в том же духовном состоянии, в каком была я всего несколько лет назад. Будучи крещеным в детстве и воцерковленным в отрочестве, сейчас он совершенно холоден к вере, причащается пару раз в год, практически не молится дома, постится со скрипом, о совместном домашнем чтении молитв я только мечтаю, а звание православного практически ни к чему его не обязывает.

Но мне трудно осуждать его, вспоминая себя недавнюю, я могу только надеяться и молиться, что Господь вернет и его тоже. Слава Богу, что он хотя бы поддерживает воспитание ребенка в вере и мне бывает приятно застать их с дочкой вдвоем у икон, вместе зажигающими лампадку. Сейчас меня вполне устраивает положение жены и матери, в будущем хотелось бы связать теснее свою жизнь с храмом, устроившись туда на работу, благо люди педагогической профессии востребованы в православных школах, детдомах и подобных учреждениях.

Я уже поняла, что я человек слабый, и под влиянием коллектива вполне могу опять качнуться не в ту сторону, мне бы этого не хотелось. Закончу на том, что повторюсь, несмотря на довольно солидный «стаж» воцерковления, я пока не могу себя считать человеком, пришедшим к вере, а нахожусь пока еще в процессе. Но надеюсь, что когда-нибудь все же приду окончательно.