<Из писем>

От переводчика

Отец Георгий Флоровский известен на Западе не только как выдающийся православный богослов, но и как активный участник межконфессионального христианского диалога. Работы, посвященные доктринальным и историческим аспектам экуменизма, занимают два тома его англоязычного собрания сочинений.

Публикуемое ниже частное письмо Флоровского содержит существенные дополнения к одной из наиболее известных работ этого цикла — “О границах Церкви”.

В статье “Мое участие в экуменическом движении”¹ Флоровский пишет, что впервые стал участником экуменических бесед в составе православных, католиков и протестантов в Париже, в 1926 г., по приглашению Н. Бердяева. Среди активных участников дискуссий были Жак Маритен², Габриель Марсель³, Марк Богнер⁴, отец Сергий Булгаков. В некоторых обсуждениях принимали участие Эдуард Леруа⁵ и Этьен Жильсон⁶.

Дальнейшим опытом межконфессионального диалога для Флоровского стало участие в Обществе святого Албана и преподобного Сергия, возникшем в конце 1920-х годов как небольшая неофициальная группа в рамках Британского студенческого христианского движения.

Позднее отец Георгий напишет⁷, что участие в свободных и искренних дискуссиях, не требующих в силу обстоятельств принятия каких-либо решений, помогли ему открыть для себя как “общую почву”, так и глубину существующего разделения и напряжения в христианском мире. Тогда же он начинает развивать идею “экуменического терпения”:

“…прежде всего нужно уяснить и установить, в чем смысл и суть этого трагического христианского разделения <…> С такого покаянного и судного искуса во всяком случае приходится начинать <…> Для воссоединения все в эмпирическом христианстве должно перемениться, — скажем иначе: преобразиться. Воссоединение нельзя мыслить как соединение нынешних эмпирических реальностей. И в понятии при-соединения все же больше точности и четкости, чем в понятии простого со-еди­не­ния. Здесь остается неясным: кто соединяется. А при-соеди­нение мыслится к Истине <…> Воссоединение возможно только в Духе и силе, во вдохновении и святости. Потому вряд ли к нему придут на богословских конференциях, на съездах иерархов, вряд ли в Лозанне и не в Стокгольме <…> И если воссоединению суждено совершиться в истории, то во всяком случае это будет уже в эсхатологических сумерках и в канун Парусии. Ибо это будет уже предварением и предвосхищением потусторонних судеб <…> Этим не ослабляется решительность заповеди: Итак выйдем к Нему за стан, нося Его поругание; ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего (Евр 13:13)”⁸.

В 1930-е годы Флоровский участвует в международных мероприятиях, положивших основание созданию Всемирного совета Церквей, официально начавшего свою работу в 1948 г.

Исходя из того, что “для православных Православие есть полнота и непреложная истина, а не один из равновозможных и разнообразных типов христианства”⁹, он вводит понятие “эку­ме­низма во времени”, противопоставляя эту эсхатологическую надежду “экуменизму в пространстве”, то есть распространенным в протестантских юрисдикциях ожиданиям единства “здесь и сейчас”.

Подробнее о том, что вкладывал отец Георгий в эти понятия — в письме, публикуемом ниже.

Начиная с середины 1950-х годов, после второй ассамблеи ВСЦ, прошедшей в Эванстоне (США, штат Иллинойс), Флоровский с сожалением отмечает постепенное изменение курса ВСЦ от проблем, непосредственно касающихся ситуации в Церкви, к социальным проблемам мирового сообщества. Какими бы ценными сами по себе ни были мероприятия социально-гуманистического характера, предпринимаемые ВСЦ, их нельзя считать в строгом смысле экуменическими, поскольку они не могут способствовать восстановлению христианского единства.

“Я лично не ожидаю ярких событий в области экуменизма в ближайшем будущем. Меня также не интересуют официальные переговоры по поводу объединений или воссоединений. Очень много работы должно быть проделано на личном и неофициальном уровне, работы безотлагательной и многообещающей, но успех ее — в руках Господних”, — заключительные слова статьи отца Георгия о его личном участии в экуменическом движении, датированной 1965-м годом¹⁰.

Наиболее вероятный адресат публикуемого письма — Вильям Николлс, бывший участником Всемирного совета Церквей одновременно с автором. Николлс родился в Англии, получил образование в Кембриджском университете. Его первая книга “Экуменизм и католичество” получила премию Норриса (SCM Press Ltd., Лондон, 1952). Служил в англиканской миссии в Англии и Шотландии, основатель отдела религиозных исследований университета Британской Колумбии, который возглавлял с 1961 по 1983 г. Публикации включают в себя работы по систематическому и философскому богословию.

Оригинал письма находится в архиве отца Георгия Флоровского в библиотекe Принстонского университета.

Русский перевод публикуется впервые.

9 декабря, 1949.

Мой дорогой Николлс,

Благодарю за Ваше чрезвычайно интересное письмо, дающее пищу для размышления.

Попадалась ли Вам когда-нибудь моя статья о границах Церкви в CQR за 1933 г.? (Church Quarterly Review “Ежеквар­тальное Церковное обозрение” — Пер.).

Я, следуя блаженному Августину, предлагаю различать канонические и харизматические (или мистические) границы Церкви. В то время мне пришлось противостоять прежде всего крайнему ригоризму в нашей же Церкви и дать отпор широко распространенному (особенно среди греков) представлению, что все не православные — не христиане вовсе и заслуживают отношения к себе, как к язычникам. Истина же обоюдоостра.

“Канонический” критерий не абсолютен, и пустырь не начинается сразу за канонической оградой. Существует не вполне определенное “промежуточное состояние”. Тем не менее мы не вправе игнорировать эту “каноническую ограду”, поскольку, строго говоря, это намного больше, чем просто правовой и дисциплинарный барьер.

Раскол — всегда беда и неизбежно ведет к дезинтеграции. Как и все в Церкви, единство — одновременно данность и требование, оно уже дано и еще должно быть достигнуто. Расколы — от человеческой неспособности ответить на Божественный призыв к единству.

Тем не менее, единство, однажды данное, никогда не исчезает. Это единство открывается нам несмотря на все разногласия, стоит только копнуть глубже. Антиномия заключается именно в необъяснимой “диспропорции” между Церковью и христианским миром (по выражению о. Конгара), или, другими словами, между организационными и харизматическими границами самой Церкви, между “историческим” и “эсхатологическим” ее измерениями. Это антиномия, а не только не-диалектическая двойственность, поскольку (церковная) история сама по себе — эсхатология в действии.

Нужно быть особенно осторожным, чтобы не превратить эту основополагающую антиномию в недоразумение. Напряжение есть и должно иметь место. Это и есть значение “креста терпения”. Я думаю, в этом мы согласны. И здесь я хочу сказать следующее: это напряжение — полезное напоминание о нашей неудаче в достижении согласия в истине. В доктринальных противоречиях все не могут быть в равной мере правы. Но от нас ожидается обретение истинного пути.

Конечно, полнота истины будет явлена в грядущем “эоне”. Но пока что достигли ли мы меры истины, доступной в исторических пределах? Мой ответ — нет. Мы безнадежно отстаем в том, что находится в пределах доступного. Мы не выполнили своей задачи. Поможет ли скачок в “новый эон”, еще не наступивший исторически, в смысле “здесь и сейчас”, “среди нас”, в пришествии Господнем и исполнении пророчеств? В любом случае мы не выполнили своей задачи, тогда как Бог исполнил Свое намерение. Короче, это было бы вредной и безответственной поспешностью и неоправданной вольностью (и в духовном, и в мистическом смысле), если бы мы форсировали появление “общего стола”, не сделав всего, что должны и могли. Для меня общее причастие незаконно и необоснованно не в каноническом смысле как нарушение дисциплины и пренебрежение существующими недоразумениями, но прежде всего в духовном и мистическом смысле, поскольку, по-моему, это означало бы своего рода самоправедность и самоудовлетворение, как если бы мы в самом деле сделали все возможное, чтобы преодолеть и отвергнуть “наши прискорбные разногласия”. Я боюсь, мы этого не сделали. Поэтому было бы пагубным “энтузиазмом” и неоправданным порывом, если бы мы дерзнули объединиться у алтаря.

Мы не должны претендовать на эсхатологию раньше срока, не понеся прежде “тяготу дня и зной”. Скорее, мы должны благословить Бога за то, что Он дал нам предвкушение единства, нисколько нами не заслуженное. Небесное видение может стать для нас слишком большим утешением, убаюкивающим тогда, когда мы, напротив, нуждаемся в энергичном побуждении. Да отведаем горькие плоды беззакония, вплоть до края отчаяния, чтобы тогда обратиться.

Мне лично пришлось столкнуться с этой антиномией на собственном опыте и в ее предельной остроте. Много лет назад в Обществе святого Албана и преподобного Сергия было сделано предложение о частичном общем причастии между членами братства, которые уже пришли к полному единству и согласию во всем касающемся доктрины, благочестия, милостыни и т. п. “Действенность англиканского духовного сана” была принята как данность, поскольку это стало духовно очевидным. Было также предложено заручиться своего рода каноническими разрешениями с обеих сторон, также мог бы иметь место и дополнительный чин взаимного переосмысления. Должен признаться, что с самого начала я был против такого плана и, вероятно, именно мое вмешательство сделало эту попытку невозможной. Нужно добавить, что отец Хеберт был заодно со мной, так же как и Майкл Рэмси. Сомнений у меня не было, но в сердце была открытая рана. Я, возможно, переживал сильнее, чем кто-либо из участников плана, движимых своими возвышенными мечтами.

В течение многих лет я бывал и проповедовал на англиканских евхаристических службах. Форма и строй англиканского богослужения стали мне родными. Высшая мера христианского братства, возможного и допустимого в состоянии разделения, была уже достигнута. Эсхатологическое видение было мне дано. Это была поистине невыносимая ноша и боль душевная — воздержаться самому и удержать других. Это был истинный крест, и он был дан мне во блаженство.

Моим главным аргументом было, что только “соборное действие” возможно во Святой Соборной Церкви, и ничто частичное и “исключительное” не может привести к истинному объединению. Или, другими словами, мы должны искать не исполнения своих мечтаний и надежд, какими бы прекрасными и вдохновляющими они ни казались, но исключительно общего возрождения духовной жизни в существующих общинах. Единство может вырасти только из действий на “молекулярном уровне”, объединенных затем в одно целое. Общее причастие, случайное или по особому произволению, в конце концов только помешает делу воссоединения. Ближайшая задача — в восстановлении общего духа и углубленного богословия.

Вот, пожалуй, все на этот раз. В целом, я думаю, наши с Вами взгляды близки. Благословение Господне на Вас.

Передайте поклон от меня Роберту Маки и скажите ему, что я готовлю большую статью по богословию истории для Шотландского Богословского Журнала.

Сердечные поздравления и пожелания счастливого Рождества.

Искренне Ваш

Георгий Флоровский.

Перевод с английского Г. Разумовского