2 декабря 2011 года – 90 лет со дня рождения священника Глеба Каледы. Портал «Правмир» публикует воспоминания об этом удивительном пастыре.
Отца Глеба я знал с детства: сначала как дядю Глеба, друга моих родителей, потом как Глеба Александровича…
Он появился у нас в прихожей в яловых сапогах и меховой шапке, напоминающей скуфейку, через несколько месяцев после моей женитьбы. В нашей памяти его первое посещение всегда было и останется связанным с тихим светом, осветившим серые будни нашей семейной жизни, которая только начиналась, – начиналась с великими трудностями, обрушившимися на мою супругу. Он как будто и пришел, чтобы поддержать ее.
Уже тогда, в первую их встречу, моя жена, воспитанная в среде, весьма далекой от Церкви, сказала, что Глеб Александрович похож на священника. Я не придал этому значения.
А вскоре Глеб Александрович пришел еще раз – заглянул узнать, как идут дела. Во время наших первых встреч разговор о вере и Церкви никогда не заходил, хотя я прекрасно знал, что он человек глубоко верующий.
От первой встречи у меня осталось воспоминание о том, как Глеб Александрович «выдал» себя и как бы «предсказал» все наше с ним будущее. Разговор зашел о русском языке, и он попросил меня истолковать выражение «окормляя живот мой». Я не смог. Смысл этих слов объяснил мне он сам. Слово «окормлять» происходит от слова «кормА» и означает управление жизнью, ведомой, как я теперь знаю, ко спасению. Но тогда это казалось мне непонятным, хотя понимание было уже совсем близко.
Теперь, пересматривая свою жизнь заново, я понимаю, что именно тогда моему нераскаянному греховному бытию, вернее небытию, по молитвам батюшки был подписан смертный приговор. Дело оставалось за моим свободным ответом на это.
И через считаные месяцы, а может быть даже недели, это случилось.
Жизнь моя протекала весьма успешно: я был молод, наука захватила меня полностью, работа над докторской диссертацией подходила к концу, я жил в свое удовольствие. Уверенность в собственных силах, в возможностях науки, уверенность в своем успехе в научной деятельности стала основным лейтмотивом моей жизни и жизни моей семьи, внешний и внутренний распорядок которой был полностью подчинен мне и моей карьере.
И вот однажды, совершенно неожиданно для себя, я предал человека, своего коллегу: не выступил на ученом совете института в его защиту, чем способствовал провалу его диссертации. Я был потрясен своей трусостью. И вдруг я почувствовал, что моя жизнь исчерпана – от нее ничего не осталось: она подошла к концу, за которым уже нет ничего.
Милостью Божией, данной мне, думаю, по молитвам отца Глеба, ощущение конца не ввергло меня в отчаяние, а переросло в покаяние. Я возвращался домой после этого совета и горько плакал в подземелье московского метро о своей потерянной в бездне греха душе. Дома я бросился к своему отцу и все ему рассказал.
Через день или два Глеб Александрович был у нас. Мы остались наедине. Он спросил о том, что со мной случилось. Я рассказал; у меня не было никаких сомнений в том, что этому человеку можно сказать многое. И еще была уверенность в том, что он – носитель какой-то тайны, которая хоть и тайна, но очень близкая и как будто даже знакомая. Я окончил свой рассказ, он испытующе на меня посмотрел и начал говорить о том, что мне нужно молиться, каяться и исповедаться. Я спросил, у кого. Он сказал: у священника.
Потом долго-долго испытующе смотрел на меня и сказал, что он – тайный священник. Это и было той тайной, которую Господь сразу открыл моей жене и которую предощущал я.
Мое обращение произошло во время отсутствия моей супруги, лечившейся от болезни, при которой, как ее пугали врачи, невозможно было иметь детей. Теперь я знаю, что это все было промыслительно.
Для человека, отвергающего Промысл Божий, божественное попечение о человеке Бога, создающего благоприятные условия для спасения каждой человеческой души, – жизнь есть случайное соединение случайных событий.
Для христианина жизнь есть проявление благого попечения Бога о нем, в котором «случайные события» устраивает Вседержитель Господь во имя спасения человеческой души. Ответит или не ответит человек на это – вопрос его свободного волеизъявления. Бог одинаково близок ко всем, но не каждый хочет быть близким к Нему.
Пришла жена, и я рассказал о перевороте, случившимся со мной. Она все поняла, и это стало ее свободным ответом на призыв Бога. С этого времени отец Глеб стал часто бывать у нас. В определенные дни недели он приезжал к нам домой: частенько усталый – выдавали потухшие глаза. Мы ужинали и оставались втроем.
Но как только он начинал говорить, он преображался: от усталости оставались только морщинки на лице, а глаза начинали источать уже не тот тихий свет, который мы увидели вначале, а свет великой радости и торжества. Теперь я знаю: это свет Истины и радости Того, к Которому из мрака греха движутся две души, две заблудшие овцы, ведомые к Нему добрым пастырем, отцом Глебом.
Мы сидели возле него – счастливые со счастливым человеком. Он рассказывал нам о Церкви, о Божественной литургии, о Евхаристии. Вспоминаешь эти беседы, и память создает картину, которой реально как будто и не было: мы сидим у ног отца Глеба и смотрим на него, а он говорит нам очень, очень важное, единственно нужное на потребу…
Апостольское провозвестие Истины было призванием батюшки. Много раз я наблюдал, как оживает он в беседах с новоначальными, как радуется их радостью возвращения в отчий дом Церкви. И он, как отец в притче о блудном сыне, первым выходит к ним навстречу в чистое поле безбожной и расхристанной России.
Подошло время крещения супруги. Оно произошло в крещальне храма в Переделкино: крестил ее отец Анатолий Фролов. Присутствовал и отец Глеб. Это был вторник, 7 февраля. После крещения батюшка благословил нас снять обручальные кольца и до венчания жить как брат с сестрой. 12 февраля, воскресным днем, в домашнем храме во имя Всех святых, в земле Российской просиявших, на Божественной литургии, которую служил отец Глеб, мы причастились Святых Христовых Таин. После литургии отец Глеб обвенчал нас. В конце октября у нас родился сын Николай.
Батюшка с особым благоговением относился к женщине. Предметом его сугубого молитвенного попечения были носящие и кормящие матери. Его молитвенная помощь – это реальность нашей веры, это реальность нашей жизни. Как часто мы своевольничали в воспитании наших детей, не спрашивали его совета, полагая свое, как теперь видим, безумие, за непреложную истину; уходили, как любил говорить батюшка, «в страну далече», но за его молитвы со слезами покаяния великой и незаслуженной нами милостью Божией возвращались.
Мы приезжали на исповедь к отцу Глебу на неделе. Исповедовал он у себя в кабинете. Перед исповедью мы все усердно молились. Батюшка интонационно подчеркивал слова «Христос невидимо стоит между нами», «не усрамись» и «не убойся», «а я – лишь точию свидетель».
Приезжали на литургию рано. Храм у батюшки был в кабинете. Для меня всегда было загадкой, как меняется пространство кабинета, этой небольшой девятиметровой комнаты, становясь пространством храма. Ведь стол батюшки занимает добрую ее четверть. А в комнате, превращенной в храм, совсем по-другому. Стола как будто и нет, пространство комнаты вытягивается и устремляется в ее левый угол, за которым оно и совсем пропадает, уходя в беспредельность. Здесь размещаются престол и горнее место. Слева было окно. Ум отказывался понимать, почему угол – пространственно столь невыразительная часть комнаты – непомерно углубляется, становясь окном в инобытие. В этом тайна Церкви, соединяющей земное и небесное.
Служил батюшка проникновенно. Каждое слово было пронизано горением сердца, безграничной верой в силу молитвы и таинства. Его любимая служба, если так можно сказать, к которой он стремился и которой отдавался всецело, была Божественная литургия. Это служба Восьмого дня, соединение всего тварного бытия со Христом. Установленная Христом, она никогда не кончится, в Царствии Небесном она перельется в иные формы. Священнодействовал батюшка с великим трепетом и благоговением: ведь его устами и руками тайнодействует Сам Господь.
После отпуста Батюшка потреблял Святые Дары и выходил. Он не был в это время разговорчив, находясь еще там. Господь призрел на отца Глеба и сподобил его, как он нам однажды открыл, увидеть на дискосе в Агнце Христа в Его человеческой природе.
Отец Глеб никогда не казался нам семидесятилетним старцем, поражала молодость его духа, радость его не оскудевала, он всегда был как человек, который только-только узнал Христа, узнал и возликовал. Это духовное ликование человека, нашедшего жемчужину и все отдающего за нее.
Батюшка всегда носил эту радость в своем сердце, ею он жил и ее отдавал людям. Нас, людей разных поколений, ничто не разделяло, напротив, эта разница между нами, пришедшими в Церковь, когда туда стали «пускать», соединяла нас с ним. Теперь я понимаю, что Жизнь во Христе, Который есть Путь, Истина и Жизнь, делает человека всегда живым. А это значит, что наш батюшка всегда был и навсегда останется с нами. В этом – наша вера и наша жизнь!
Читайте также: