Опубликовано 19.04.2007 в gzt.ru
Самолет широкими кругами заходит на посадку. «Наши никогда не летали так низко над горами. – Мой попутчик провел в Афганистане три года, он помнит и как уходили советские войска, и как моджахеды брали Кабул. – Вот с этих самых вершин били по самолетам: устанавливали ракеты, наводили – и повезет или не повезет. Так что наши самолеты взлетали и садились по трое; если подбивали, то товарищей забирали другие». Про фильм Бондарчука «9 рота» он даже разговаривать отказался: «Несерьезно это».
Потрескавшийся, но вполне сносный асфальт взлетной полосы. «Это еще шурави положили, американцы даже не думали новый класть», – говорит пассажир-афганец. Шурави – значит советские. Здание старенького аэропорта тоже цело, снаружи его подновили.
«Здравствуй, товарищ!» – приветствует пограничник в VIP-зоне, представляющей собой зеленую лужайку с подстриженными деревьями и пластмассовыми креслами.
В любой компании найдется афганец, который знает хотя бы несколько слов по-русски. В свое время советских ненавидели за то, что пришли. Позже – за то, что ушли, предали и забыли. Теперь отношение изменилось кардинально. Скажем так, с русскими общаются приветливо. И, что особенно поражает, с громадным уважением.
Ориентация на местности
Сверху Кабул того же цвета, что и земля, – коричневый. Он лежит в плоской долине на высоте около 2 тысяч метров. Вокруг – голубые безжизненные горы с ослепительными снежными шапками.
Безжизненные они для чужих. Если смотреть внимательно, то там-сям по долинам разбросаны домики. Афганцы никогда в истории не отдали этих гор ни одному завоевателю. А городами позволяли владеть – до времени.
Езда по Кабулу – это на первый взгляд броуновское движение громадного множества машин и автобусов, в основном советских, японских и корейских. Никто ни с кем не сталкивается, что нельзя объяснить рационально. Правил нет, как и светофоров, зато есть своя ГАИ, которая здесь называется «Траффик».
Один раз офицер остановил моего водителя. Я опаздывала на интервью и приуныла. Мой водитель забыл дома не только права, но и вообще все документы на машину. Короткий разговор с изложением причин их отсутствия – и нас отпускают с пожеланием впредь не забывать. Без всяких попыток откупиться или ссылок на важность миссии пассажира.
Порядок на дороге есть, но его принцип неясен. Сегодня улица может быть двусторонней, а завтра – уже нет. Ради американского и натовского начальства движение перекрывают вообще. Предугадать ничего нельзя, поэтому всегда лучше выезжать за час, даже если ехать 15 минут.
В городе, рассчитанном максимум на 750 тысяч, живет около 5 млн человек. Из них 3 млн – беженцы, захватившие развалины и холмы. На склонах лепятся одна к другой саманные сакли. «Кабульский небоскреб» светится ночью тысячами огней керосиновых ламп. Ни электричества, ни воды, ни канализации, ни отопления в городе нет. У богатых и в госучреждениях какие-то блага имеются, но не все и не у всех.
Ветер поднимает тучи пыли. В первый же день я понимаю, зачем у женщин и мужчин замотаны головы так, что остаются видны только глаза. Эта пыль слепит и душит. Фотоаппарат скрипит от песка. Диктофон рычит. Мотор чихает. И это всего лишь легкий ветерок, а не пыльная буря, которая здесь не редкость.
Асфальтированными можно с трудом назвать разве что главные улицы. Но уже боковые, даже если они ведут в кварталы очень богатых людей, асфальта не знают. Рытвины, ямы и лужи непролазной грязи на входе, например, в дом местного министра. Некоторые улицы перекрыты громадными блоками. Скажем, возле бывшего дома Осамы бен Ладена такие блоки лежат до сих пор. При этом здесь любят в переулках уложить по несколько «лежачих полицейских», хотя их роль с лихвой восполняют ямы.
Штаб-квартиры НАТО, ЦРУ и множество других секретных организаций занимают громадные кварталы. Их обитатели так боятся внешнего мира, что трехрядная система укреплений занимает и тротуары, и часть проезжей части. Поэтому пробки в этих районах многочасовые. Если западные начальники решают вдруг куда-то проехать, то движение останавливается надолго. К счастью, они боятся ездить по Кабулу и стараются здесь вообще не бывать.
Когда натовские патрули движутся по улицам, они медленно ползут, как им хочется – против движения или поперек. Три бронированные машины, сверху торчат испуганные солдатики, держащие наготове оружие. Оно взведено и направлено вниз, на людей, в том числе на женщин и детей. Ощетинившаяся каракатица ползет по улицам. Она источает ужас, улица в ответ – ненависть и презрение.
При приближении к машине или солдатам огонь открывается без предупреждения. Об этом первым делом информируют иностранцев.
Увидев первую такую кавалькаду, я навожу фотоаппарат. «Даже не думайте, – мгновенно реагирует мой переводчик. – Они могут убить, если увидят».
Чикен-стрит
Мухаммед Акбар торгует на туристической Чикен-стрит четверть века. Теперь дела не идут: «Американцы не заходят вообще. У них свои магазины за колючей проволокой. Они боятся. Они и должны бояться после всего, что сделали. По городу не ездят и не ходят, им запрещено. Иногда заходят европейцы. А на русских зла не держим.
Американцы – фашисты. Они никого, кроме себя, не любят, для них все остальные – звери, они только себя считают за людей. Едут по городу – нарушают все, давят людей, сбивают прохожих, прилавки и даже не останавливаются, не платят пострадавшим. Ездят, как по безлюдной пустыне».
Удушающий запах настигает внезапно. Что это? Это смесь человеческих отходов, нищеты и безнадеги. Этим запахом пропитана теперь моя одежда.
Поразительно, но, несмотря на полную разруху, афганцы, даже беженцы и нищие, чистенько одеты. И среди трущоб ходят люди в белолоснежных камиз-шальварах, школьницы в белоснежных платках.
Голубые бурки (афганская чадра, мешком надеваемая на голову) у женщин – пронзительно-лазоревые плиссированные покрывала с сеточкой для глаз. Очень удобно от пыли. Дышать в них с непривычки невозможно: раньше их шили из шелка, теперь – из полиэстера, который здесь называют нейлоном.
Уму непостижимо, как эти бурки остаются чистыми. Голубой, как мне объяснили, считается самым скромным цветом. Под буркой женщины носят брючки и платья всех мыслимых цветов – чем ярче, тем лучше.
Суннитские замужние женщины закрывают лицо. Против фото не возражают. Шиитки и хазарейки не закрывают. Хотя фотографироваться не любят. А вот мужчины любого возраста и положения фотографируются с удовольствием.
Как в древности, самые дорогие фрукты в Кабуле – яблоки. Четыре шампура шашлыка в лаваше стоят $1, хватит закусить на двоих. Но этого доллара у большинства нет. Афганцы едят мало, очень аккуратно и деликатно. Никто не ест на улице: это верх неприличия.
У обочины сидит парень и моет руки. В пластмассовом кувшине у него вода. Он намыливает руки над канавой, сливает воду, снова намыливает. Почему-то чище руки не становятся.
Рядом – повозка с блестящими от воды огурцами. Спрашиваю, что со мной будет, если я съем один. «Умрешь!» – радостно сообщает мне продавец. «Сразу?» – «Нет, долго будешь мучиться». – «А если ты съешь?» – «А мне ничего не будет. У нас иммунитет».
Юбилейное настроение
Кабул, этот совершенно разрушенный город, готовится к торжествам. 15 лет назад, в апреле 1992 года, моджахеды начали штурм Кабула – через три года после того, как советские войска ушли. 27 апреля они взяли Кабул. Вокруг российского посольства три месяца шел непрекращающийся бой различных группировок. В итоге развернувшейся гражданской войны страна превратилась в руины. Приход американцев усугубил разруху.
Теперь те апрельские события называются исламской революцией. Впервые ее годовщина будет официально праздноваться в Кабуле 27 апреля.
Над полем парадов накануне юбилейных торжеств пилоты вертолетов оттачивают мастерство. Вертолеты эти – российские «Ми». Однако в министерстве обороны спецкору «Газеты» пообещали: скоро вся техника будет заменена на натовскую.
Перевооружение по натовскому образцу
Министерство обороны располагается в здании бывшего ЦК Народно-демократической партии Афганистана. Весь парк оцеплен, укреплен, превращен в крепость и охраняется. В прежние времена здесь гуляли дети.
На входе стоят американские солдаты. Я приближаюсь. Я ничего не обязана им предъявлять или объяснять. Автоматы слегка приподнимаются, солдаты не делают ни шага, чтобы пропустить. Тогда я достаю фотоаппарат и громко говорю по-русски – и они отступают.
Спешу к спикеру минобороны генералу Азими. Он таджик, воевал против советских в составе моджахедов. Офицеры ходят из кабинета в кабинет: оказывается, здесь точно не знают, где именно сидит генерал.
Наконец спикер найден.
Генерал Азими на удивление откровенен: «Американцы хотят обеспечить безопасность и демократию, но больших успехов они не достигли. Сейчас они хотят выделить $5,5 млрд на перевооружение и модернизацию афганской армии. Сейчас армия вооружена автоматами Калашникова, будет вооружена М-16. Купят «Хаммеры», бронированные машины, орудия. Будут построены казармы, куплены бронежилеты, бинокли, транспорт, вертолеты, самолеты. Все будет закуплено по системе НАТО».
Вопрос о том, можно ли будет считать тогда Афганистан членом НАТО, приводит его в некоторое замешательство, но ненадолго: «У каждой армии своя униформа. Наша униформа отличается от униформы НАТО или ООН».
Конкретика генералу дается легче: «К 2008 году афганская армия будет составлять 70 тысяч человек. Сейчас в нашей армии 46 тысяч. Еще 60 тысяч – это полиция. Всего во всех родах войск, включая обеспечение безопасности, – 112 тысяч. В войсках НАТО тоже 46 тысяч человек. В коалицию входят 37 стран. И еще около 6 тысяч – это американские войска. В Кабуле основная сила – французы». Спрашиваю, что тогда делают в городе турецкие, немецкие и американские БТРы. «Они патрулируют город, – генерал невозмутим. – Но основная сила в Кабуле – это французы».
К вопросу о талибах и их наступлении генерал готов: «Мы стараемся, чтобы мирные граждане не пострадали. А талибы об этом не думают. Но у нас есть план – в течение трех месяцев закончить с талибами. Проблема не в том, что у нас мало сил. В провинции Гельменд талибов не более 2 тысяч. Так что преимущество на нашей стороне».
Приходит офицер с известием, что министр обороны освободился и готов к встрече.
«Афганская армия успешнее американской»
Приемная министра обороны на втором этаже бывшего ЦК – в кабинете бывшего главного секретаря этого ЦК.
Пока все рассаживаются, в кабинет министра входит офицер. На чистейшем русском языке он представляется майором Джонханом, заместителем начальника оперативного штаба, и с большим воодушевлением рассказывает, что учился в СССР, в Минске, служил в Кандагаре и у него было целых восемь советских военных советников. Майор светится от счастья и удаляется. Все присутствующие офицеры и советники тоже лучатся.
Министр обороны Афганистана Абдул Рахим Вардак в штатском костюме, хотя до своего назначения он был генералом: «Я стал гражданским министром обороны в связи с демократией». Генерал Вардак, похоже, до сих пор не привык к штатской одежде.
Ему 61 год, окончил Национальную военную академию в 1962 году, учился в США и Египте, изучал опыт арабо-израильской войны 1973 года, командовал различными соединениями в 1976-1978 годах. Был участником «Исламского фронта моджахедов».
Вместе с моджахедами генерал Вардак вошел в Кабул в 1992 году. В гражданской войне не участвовал, чем гордится. А вот против талибов воевал, чем тоже гордится.
Генерал уверен, что у афганского правительства, за исключением малости, крепкое положение: «Военные проблемы только на юге. В остальном ситуация стабильная. Проблему провинции Гельменд решим в 2-3 месяца».
Такова официальная точка зрения – талибы только в одной провинции. На деле все совсем не так: активность их отрядов наблюдалась практически по всему Афганистану, а в Кабуле они совершают еженедельные подрывы.
В главном генерал Вардак остается афганцем, несмотря на беглый английский и преданное сотрудничество с США: «Мы более успешны, чем американцы. Это наша страна, наша земля, мы будем воевать за нашу независимость и свободу и победим. У нас большой опыт. Мы сможем защитить страну».
Честно говоря, сомневаться в этом трудно. В Афганистане воевать могут лишь афганцы. Все остальные здесь только защищаются и уходят. Проблема в том, что талибы – тоже афганцы.
Генерал уверен, что сегодняшнее положение принципиально отличается от того, которое было в советское время: «У талибов нет той мотивации и легитимности в глазах людей, которая была у нас, моджахедов. В 1970-1980-х годах была война за свободу, все были соединены в этом. Теперь совершенно другое дело. Талибы платят – и за них сражаются наемники».
Напрасно генерал заговорил про наемников. Ведь теперь западные армии состоят из контрактников. И эти контрактники здесь, на афганской земле, воюют за деньги. «Да, иностранные армии стоят в Афганистане, но они не оккупанты, какими были советские, – генерал не допускает даже намека на иронию. – Бывшие офицеры Наджибуллы и его генералы входят в афганскую армию. Они не коммунисты по идеологии».
Мне становится ясно, для чего перед началом интервью в приемную пришел майор Джонхан и отрапортовал о своем послужном списке. Хорошо еще, что никто из офицеров не явился рассказывать о своих демократических идеалах.
Генерал не исключает развертывания операции против Ирана, но без втягивания в это дело Афганистана: «Иран окружен американскими базами со всех сторон, с которых мог бы быть нанесен удар. Мы не будем в это вовлечены. Да, американцы могут начать бомбить Иран. Но мы надеемся на сохранение добрососедских отношений с Ираном – это более перспективно для нашей страны. В прошлом у нас не было проблем с Ираном».
Интересуюсь, не доводилось ли генералу в бытность моджахедом работать вместе с Осамой бен Ладеном.
К моему изумлению, генерал Вардак нисколько не смущен вопросом: «Я встречался с Осамой бен Ладеном. Его тогда звали Абу Абдулло. Он был занят устройством убежищ в пещерах и прокладыванием троп. С тех пор прошло много времени».
«Свободный человек – этим и отличаюсь»
После аудиенции у меня состоялась стихийная пресс-конференция с участием солдатско-офицерского состава, охраняющего это самое министерство обороны. На всякий случай не буду называть настоящих имен этих бесстрашных людей, которые поделились со мной своими мыслями.
30-летний сержант Абдулла вошел в Кабул с войсками Ахмад-Шаха Масуда в апреле 1992 года (Масуд в отличие от других полевых командиров сохранял независимость и от американских, и от пакистанских кураторов). Абдулле было тогда 15 лет – возраст для афганцев воинский. После победы он учился в Иране и Таджикистане. Потом воевал с талибами. И многое с тех пор обдумал, как и его сверстники.
Он не раскаивается в том, что воевал. Но убежден, что афгано-советская война произошла по вине США: «СССР хотел помогать афганцам, но американцы превратили все в конфликт, они обучали моджахедов и направляли их против тех, кто работал с советскими. Я сам был с моджахедами, в Панджшерском ущелье, с «Джамаат Исламиа», с Масудом. Я знаю, о чем говорю. В том, что сейчас творится в Афганистане, тоже виновата Америка».
«Все эти министры – из США, они ничего не делают без разрешения американцев. В том числе и Карзай – он во двор не может выйти без их разрешения», – смеется сержант. А я спрашиваю его, чем же он сам, подчиненный этих министров, отличается от них. «Я? – с лица сержанта слетает всякое благорасположение. – Я свободный человек! Этим я отличаюсь».
В нашем разговоре пауза. Вступают другие офицеры.
«Завоевали ли американцы Афганистан? Нет, силой они не смогут его взять. Но сейчас сопротивляются американцам только талибы. Нет, американцы сейчас не уйдут – может, только лет через 10-20. Но завоевать они Афганистан не смогут никогда», – говорит сержант Мухаммад, совсем молодой парень. Спрашиваю, охраняли ли они Буша во время его визита.
«Буш? Не надо о нем говорить. Он собака, хуже собаки», – улыбки слетают с лиц. Президент США ходил именно по этому парку министерства обороны. И охраняли его не только американские, но и афганские войска. В том числе и мои собеседники, ненавидящие его неутолимой ненавистью.
Сам вопрос о том, возможно ли дружеское общение афганских солдат с американскими, вызывает бурю: «В советское время отношения были, несмотря ни на что. Советские даже зверю иной раз делали хорошо, а американцы и людей за людей не считают. Один советский сильнее и храбрее, чем 100 американских солдат. Советские воевали хорошо. Американцы воюют, когда им ничего не угрожает – из-за стены. Надо уважать смелого врага. Я люблю шурави. Русские – веселые и смелые», – в устах бывшего моджахеда это все звучит удивительно.
Но Абдулла сам удивляется, что я не понимаю простых вещей: «Все испортил Горбачев – и в Афганистане, и в России. Наглый человек!» Тут я совсем уже ничего не понимаю: ведь афганцы должны уважать Горбачева, он же войска вывел.
«Да, вывел войска, но он так это сделал, что Афганистан погрузился в плохое время, которое все ухудшается и ухудшается. Он уничтожил вашу страну. Путин нам больше нравится – он все правильно делает», – сержант Абдулла слышал и мюнхенскую речь, и вообще в курсе российских дел.
Офицеры закуривают. Ну вот, говорю, американцев не любите, а сигареты у вас американские. Мне предъявляют пачки: «Сигареты мы курим корейские, а не американские». А продукты? «Продукты у нас свои, но их мало. Пакистан, Иран, Туркмения, Узбекистан – вот они привозят. Одежда – из Китая. Американцы обмундирование для афганской армии закупают в Китае, здесь только кое-что шьют. Так что рабочих мест иностранцы нам не прибавили».
Прощаясь, спрашиваю, что будут делать, если американцы начнут войну с Ираном. И получаю ответ: «Если начнут, то мы их здесь будем бить, этих американцев».
Редакция выражает благодарность Министерству иностранных дел России, посольству России в Кабуле и лично послу Замиру Кабулову за помощь, оказанную специальному корреспонденту «Газеты» Надежде Кеворковой во время ее пребывания в Афганистане .