Приемные семьи, «показательная порка» и общие фразы
Историю семьи Дель: потерю детей, жесткую позицию чиновников, обвинения в адрес Михаила и Светланы задолго до суда, внезапный вынужденный отказ супругов от борьбы и защиты, – многие приемные семьи восприняли как старт новой государственной кампании.
Люди боятся, что это «показательная порка», и что отныне определяющими критериями для органов опеки станут столичная или иногородняя прописка детей и родителей, количество сирот с инвалидностью в семьях, желание сохранить деньги в детдомах, а не передать их родителям…
В социальных сетях и СМИ проговариваются разные версии, но официальная позиция департаментов социальной защиты в Москве и регионах пока не ясна. Звучат лишь общие фразы: «Детям в интернатах не так плохо, как вам кажется», «Изъятым ребятам быстро найдут других усыновителей или опекунов», «У руководителей ведомств еще нет решения о необходимости законодательного ограничения числа детей в приемных семьях».
День изъятия – самый тяжелый
Ульяна Сорокина, психолог благотворительного фонда «Дети наши»:
Ульяна Сорокина
– Есть ребята, которые находятся в интернате с 4 лет: из детского сада сразу попали в детдом. У них обрывочные воспоминания о семье, родителях, но и они острые, эмоциональные.
Самый важный момент, с которым были связаны детские воспоминания, – день изъятия. Несмотря на тяжелые ситуации внутри семьи (например, дети голодали, или же взрослые с ними плохо обращались), этот день был для ребят критичным.
Запомнились не какие-то конфликты, недопонимание, а эта смена условий. Для многих изъятие было шоком. Общее во всех рассказах: никто ничего не объяснял – ни органы опеки, ни родители, детей забрали без подготовки.
Замечу, что мы опрашивали в интернатах ребят, давно изъятых из семей. С ними работа психологов (по переживанию потери, утраты) вообще не проводилась. Возможно, сейчас такая процедура проходит чуть мягче, но ощущения у детей те же.
Наиболее критична ситуация у тех, кого забирали из семей маленькими, ребята повзрослее подсознательно к этому готовились: они сравнивали свою жизнь и сверстников из других семей, вспоминали какие-то моменты, связанные с инспекторскими проверками, кто-то из родственников делился при них догадками о том, что детей заберут в интернат, потому что мама такая-сякая. У подростков есть опыт, критическая оценка событий, возможность их осмыслить.
Важно отметить, что дети не хотели в интернат. Был единичный случай, когда девочка сама туда попросилась. В 12 лет написала заявление, что не хочет оставаться под бабушкиной опекой и что хочет жить в интернате вместе с подружкой. Сгоряча сделала выбор, а недавно призналась мне, что сожалеет, переживает.
В процессе исследования мы спрашивали детей об их первом дне в интернате. Они рассказывали, что было легче тем, кто попадал в интернат с сестрами и братьями. Интересное наблюдение: все дети осуждали мам и оправдывали отцов. Были ситуации, когда сами папы привозили сыновей, дочерей в интернаты и оставляли, но дети их мысленно реабилитировали и обвиняли в случившемся матерей. Это какие-то необъяснимые глубинные вещи, заложенные природой, – на уровне рефлексов.
Если у ребенка появляется потенциальный приемный родитель, у него кардинально меняется внешность, он улыбается, он живет надеждой, он быстро начинает называть приемных родителей мамой и папой, даже в 13 лет. Появляется надежда на другую жизнь – вне системы, где все поровну.
Ребенок, теряющий семью, испытывает все стадии потери: шок, отчуждение, депрессию через агрессию. Редко кто проживает стадию принятия, потому что никто детям в этом не помогает. Если не готовы психологи, воспитатели – не помогут. Повторные потери – многослойная беда.
С приемными родителями легче пережить горе, нежели в одиночестве, но я говорю о профессиональных семьях, которые примут ребенка и помогут пройти через все этапы. Довольно часто родители не принимают прошлое ребенка, стараются его забыть: «Зачем в нем ковыряться». А ребенок как в интернате живет. Внутри себя он понимает, что боль – тема запретная, что с ним никто не готов говорить о ней, а значит, его до конца не принимают,
Взрослея, ребенок начинает проверять рамки, границы, насколько хуже может быть. Плохо все заканчивается. Не бойтесь говорить о прошлом – это вас сблизит, поможет понять. Не надо оценивать кровных родителей ребенка, но надо дать возможность ему выговориться, открыться.
Как семья из приемной становится проблемной
Ида Желтова, доктор психологических наук (США):
Ида Желтова
– Если ребенка забирают из приемной семьи, важно учитывать все обстоятельства. Часто люди принимают решение усыновлять, удочерять детей, будучи сами в некоем состоянии травмы. Срабатывает синдром спасителя. У них подсознательная мотивация: вот возьмем ребенка, он будет откликаться на нашу заботу и любовь, станет замечательным, и это залечит наши раны.
Дальше люди берут ребенка. Ребенку сложно адаптироваться в семье. Даже если нет серьезных проблем: воровства, хватания за ножи, – все равно ожидания родителей нереальны, неоправданны. И тогда родители начинают относиться к детям не лучшим образом. Начинаются конфликты, напряжение, ребенок включает механизмы выживания, приобретенные в детском доме. И в результате ребенок и родители оказываются по разные стороны, видят только злое, плохое. Начинаются излишние наказания детей. У приемных родителей срабатывает самозащита, они в голове все это оправдывают: должны это делать, потому что нет выбора.
В такой ситуации ребенку оставаться в семье вредно. Потому что идет усугубление его травмы в формате семьи. Вытравливается доверие к людям. На старые проблемы наслаиваются новые.
Задача семьи – создать безопасную обстановку ребенку, прежде всего эмоциональную, чтобы он мог проработать свои травмы. Семья не может сделать это за ребенка. Все, что семья может сделать, – создать обстановку.
Проблемы адаптации могут возникнуть позже, через какое-то время. И хорошо, если начнутся проблемы. Значит, ребенок выходит из состояния выживания и пытается сформировать связи, отношения, а не просто приспосабливается.
В проблемной семье к ребенку относятся как к объекту: или заработать на нем пытаются, или берут для повышения собственной репутации, или в качестве рабочей силы, потому что надо в огороде работать.
Неважно, сколько детей в семье, все индивидуально. Если дети – объекты, не будет ничего хорошего. А если дети – это дети, и все в доме основано на понимании и заботе о каждом, – там будет хорошо. Семьи зависят от родителей и их мотивации.
Видеофиксация и другие способы действовать грамотно
Юлия Зимова, член Комиссии по поддержке семьи, детей и материнства Общественной палаты РФ:
Юлия Зимова
– У нас по закону существует отобрание как крайняя мера. Нужно временное отобрание. Пока его нет, в случае отобрания нужно идти и в течение 7 дней подавать иск в суд о лишении и ограничении родительских прав.
В каких случаях происходит отобрание? Прежде всего, в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью ребенка. Бывает, что какой-то собутыльник – бывший заключенный – пьет с мамой, домогается ее 12-14-летней дочери, пока мать спит в отключке. Это угроза? Угроза.
Есть очевидные, понятные случаи, при которых за ребенка страшно. Как, например, нам рассказывали: когда мама в стиральной машине стирает 5-месячного малыша. Если есть угроза, ребенка надо забирать и дальше понимать, как действовать. Есть несколько вариантов развития событий.
Должна быть возможность переместить ребенка к родственникам, если они ничего плохого ему не делали и не сделают. Мы направили предложения в Минтруд о том, что должен быть федеральный (или региональный) реестр родственников, которым можно передать ребенка по акту о безнадзорности или при временном отобрании.
Чтобы мама могла пойти написать список людей, которым она разрешает передать ребенка в случае, если с ней что-то случится. Доступ к такому реестру у полиции должен быть в любое время, даже в выходные, или ночью в пятницу.
Потому что у нас сегодня 15-летнего ребенка могут забрать на улице за курение, и если в течение 3 часов в полицию за ним не приезжают родные, его уже не отдадут – поместят в больницу, а оттуда в приют. И неважно, где родитель: в командировке, за городом. Пока они за тобой не приедут, ты будешь в приюте.
Еще предлагаем видеофиксацию при отобрании детей. Много случаев, когда семьи говорят, что органы опеки и полиции действуют ужасно при изъятии, травмируя детей. Видеосъемка поможет избежать таких ситуаций: когда с электрошокерами изымают, волосы вырывают. Это единичные случаи, но они настолько страшные, что лучше снимать.
Мы ратуем за то, чтобы с первых минут принятия решения об изъятии с ребенком был психолог. Сейчас как? Ребенка привозят в больницу, детский дом, он сидит, ему никто ничего не объясняет. А должен быть человек, который сможет ему помочь, постарается успокоить.
Нужен консилиум. Такая практика есть в Москве, пока, правда, она касалась только приемных семей. Надеюсь, ее расширят. Консилиум собирается либо накануне изъятия, либо после. В него входят общественники, психологи. Они говорят с родителями: что делать, как предотвратить отобрание.
Сейчас не всегда органы опеки знают, что делать, если у семьи, к примеру, задолженность по коммуналке и в доме отключен свет. Они могут лишь предложить поместить детей в приют. Но, по-хорошему, ее надо поместить в кризисный центр вместе с детьми, а они не везде есть. Или поместить вместе с мамой в приют. Должны быть варианты.
В Кабардино-Балкарии администрация нашла отличный выход, который можно тиражировать: привлекла спонсоров, погасивших задолженность семьи.
Надо подробно прописать механизм действий органов соцзащиты, чтобы они могли предложить что-то, кроме помещения детей в учреждение.