Греховная опухоль или разновидность нелюбви
– Отец Сергий, как победить злословие? Что это такое? Злословие и осуждение – это одно?
– Злословие – это часть осуждения, та часть, которая выражается в речи, языком. Вообще, когда мы говорим о страстях, о грехах, я всегда думаю вот о чем: часто, когда люди приходят каяться, постоянным рефреном идет следующее: «Что же мне делать, одно и то же каждый раз, я никак не могу победить грех, он такой навязчивый».
Священник Сергий Круглов
К сожалению, наше время очень технологично, мы все любим рецепты, формулы: как выучить английский за три дня, как избавиться от болячки за неделю, хотим, чтобы это произошло как можно проще и быстрее. Вот и в церковь люди тоже часто приходят за технологиями: «Скажите, как победить грех, я буду делать то-то и то-то, и желательно, чтобы это случилось уже послезавтра».
Как мы относимся к жизни, как общество потребления относится к жизни, так же очень многие люди, приходя с улицы в храм, относятся к духовным вопросам.
А тут нужно другое – нужно немного остановиться, утихомирить бешеный ритм жизни, который внутри нас, и просто посмотреть на вещи как они есть, сказать: «Господи, открой мне истинную картину мира, истинную картину меня самого, помоги понять, что происходит со мной». Если человек действительно искренне и честно этого хочет, не боится видеть себя самого, то Господь откроет ему просимое.
Любой грех – не создан, он, как говорили святые отцы, «ничто, которое ничтожит». Богом созданы хорошие вещи, а сатана – родоначальник греха и враг рода человеческого – не творец, он ничего хорошего сделать не может, но берет хорошую вещь и ее портит. Любая греховная страсть – это какое-то испорченное добро, грех паразитирует на чем-то хорошем. Простой пример: одно дело вино, которое веселит сердце человека, а другое — пьянство. Именно поэтому так трудно бывает избавиться от греха, он врастает в человека.
Работа человека и работа Божия над грехом сходны с тем, что делает хирург, когда удаляет раковую опухоль: опухоль надо удалить, но самого-то человека оставить в живых, здоровые ткани надо оставить нетронутыми. Вот и грех осуждения тоже паразитирует на хорошей вещи: на том, что человеку от Бога дано врожденное чувство нелюбви ко злу, врожденное чувство правды. Это чувство правды очень важно, то, что должно быть в человеке, что мы очень приблизительно называем нравственным ориентиром.
Этот ориентир позволяет человеку чувствовать, где происходят вещи хорошие, Божьи, а где неправильные, греховные, опасные – интуиция подсказывает. Извращение этого ориентира грехом превращает его в оружие, в дубину против ближнего – когда мы видим грех, неправду в человеке и за это начинаем человека отсекать от себя, выбрасывать из своей жизни, ставить на нем клеймо и т. д. В результате мы очень хорошо навыкли видеть грехи других людей и совершенно не видим самих себя.
Любой грех – это разновидность нелюбви, и осуждение – одно из ярких проявлений такой нелюбви. Любовь – это связь, а осуждение – попытка отторгнуть, поставить предел, заслон между мной и человеком. Это возврат в то одиночество, в которое замыкает человека гордыня, и враг этому очень радуется. Когда человек выходит из себя навстречу человеку, навстречу Богу, – мы знаем из заповедей, что любить человека и любить Бога это процесс неделимый, – тогда у человека есть шанс не только спастись, но и жить дальше. Конечно, враг рода человеческого не хочет нашего спасения и культивирует в нас осуждение, способов для этого очень много, тем более человек и сам в этом отношении очень талантливое существо…
Фото: citykey.net
О бревне в глазу и безответственности
– Один из видов злословия – сплетни. Но имеет ли значение, правдивы или нет распространяемые сплетником сведения? Если в разговоре я назвала кого-то, например, толстым – это грех? Но ведь это правда?
– Во-первых: как отличить сплетню от полезного разговора, когда действительно надо сказать человеку о грехе? Если человек толстый, мы можем ему сказать об этом, но подчеркиваю – ему сказать, не за его спиной, а ему. То есть обличить человека можно, но в глаза, чтобы вместе установить правду, вместе исправиться. А осуждение очень часто сопряжено с некой трусостью — за спиной человеку перемывают кости, да еще с удовольствием.
В злословии присутствует странный привкус удовольствия. Это как при просмотре новостей, людям неинтересны хорошие новости: в такой-то области построили детский дом, или вот семья, которая живет счастливо. А вот если в этом детском доме завелся воспитатель-педофил или если семья зарубила друг друга топором – это уже интересно. Мы внешне все это осуждаем, но на самом деле тянемся — адские новости нам гораздо интереснее, чем райские.
Мы говорим с ужасом: «Ну надо же, какой негодяй»! А у самих блестит азарт в глазах, нам нравится обсуждать это. При этом примешивается такое тянущее, сладостное чувство своей самоправедности: мы обсуждаем третьего, мы судьи, но уж мы-то не такие, как он. Это чисто детское чувство, что уж я-то у мамки любимый ребенок: «Мамка! Васька опять конфеты из буфета украл, накажи его за это»!
Когда ребенок идет ябедничать, стучать на ближнего, у него как раз присутствует такое чувство самоправедности, мол я сам чист перед Богом, потому что вот этот же — явный грешник. Но при этом осуждение происходит за спиной. Интуитивно мы не хотим обличать человека в глаза, потому что это очень хлопотно, мы чувствуем, что если мы обличили человека в глаза, то надо будет идти дальше, надо будет брать этого человека на себя, брать ответственность за него на себя. Поэтому грех осуждения – это еще и грех безответственности: этот человек посторонний для нас, а Бог хочет, чтобы мы любили друг друга, были неравнодушны друг к другу – «друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». А мы делаем все, чтобы оставаться посторонними: обличили и все, мы ни за что не отвечаем.
Господь ведь не говорил вообще не судить, но Он сказал: «Какой мерою мерите, такой и отмерится вам». В известной евангельской притче говорится, что надо сначала обратить внимание на себя, понять, что у меня бревно в глазу, и тогда ты потом уже увидишь, как извлечь сучок из глаза ближнего твоего. Конечно, извлекать сучок из глаза ближнего надо, но сначала займись собой. И если уж ты судишь человека, то будь последовательным, бери его на себя. Ты осудил не человека, ты должен осудить грех в нем, а самого человека любить и жалеть. Видишь, что валяется пьяница под забором – осуди его пьянство, встань над ним, отругай, потом возьми этого пьяницу, отведи к себе домой, отмой, накорми, вылечи и т. д. – будь последователен.
И здесь уже проходит граница между тем, что мы называем обычными добродетелями, то есть природными, и христианскими. Здесь речь идет о добродетелях, которые испорчены греховной плесенью, добродетелях падшего мира, они изначально были Богом созданы замечательными, но потом в них появилась червоточина, они потрескались, испортились, мы их так немножко подчистили, подклеили скотчем, подвязали веревочкой, они такие хроменькие, неказистые, но других у нас нет, мы их называем мирскими или светскими добродетелями: все понимают, что надо быть добрым, что надо говорить правду и т. д.
Добродетель христианская – выше меры. Например, видишь, что лежит пьяница, ты его осудил, но не пнул ногой – это уже хорошо, высшая добродетель – шел, ногой не пнул и удержался от осуждения – все, больше я ничего не могу сделать, а христианская добродетель – подойти к нему и принять участие в его жизни. И это как раз нормально, нормальные отношения между людьми – быть неравнодушными друг к другу.
Так что если человек судит, берет на себя роль судьи, то надо быть последовательным: идти до конца и быть таким же судьей, каким был Сам Господь. Судьей, который оправдывал, миловал, исправлял грех, но Своей собственной жизнью, Своей кровью. Как относится отец к своим детям, так должен относиться судья к тем, кого он судит.
Не надо бояться
– Что же, нужно, увидев любую несправедливость, вмешиваться? Нельзя просто пройти мимо? Может, я боюсь, что меня тоже начнут осуждать?
– По-житейски – да, страх понятен. Тем более закон энтропии нарастает в обществе. Когда я думаю о том, что происходит с нашим миром, у меня всегда стоит булгаковский образ в глазах: в самовар в буфете все время подливали сырую воду, а чай в это время продолжали разливать – на выходе получается одна вода, никакого чая. Вот также происходит в жизни, нам все более становится непривычно даже просто видеть то, что было нормально лет сорок, пятьдесят назад.
Ведь почему многие люди так вспоминают советское время? Не потому что там было медом намазано, речь не об идеологии, но потому, что что-то естественное, человеческое еще сохранялось, а сейчас оно все больше вымывается. Поэтому, когда человек сейчас пытается поступать по-человечески, первая реакция у окружающих отрицательная. Но это не значит, что окружающие плохи, наоборот, если человек будет так юродиво поступать в этом мире, первой реакцией будет насмешка, может быть даже раздражение, а второй – смеющиеся и раздражающиеся остановятся, у них что-то в глазах начнет меняться. Я множество раз был тому свидетелем. Казалось бы, течет толпа, человек валяется, никому нет дела, но стоит кому-то остановиться, наклониться над лежащим, начинает что-то происходить – у людей еще есть силы для того, чтобы тянуться к добру. Поэтому опасения, что если я буду поступать по заповеди, то надо мной будут смеяться и гнать, конечно, справедливы, но бояться не надо, надо делать и все, а Господь поможет.
– А если при мне осуждают, злословят кого-то в интернете? Вот, например, просто читая разные насмешливые посты в интернете над «москалями», «украми», «америкосами» и прочее, я тоже злословлю или нет? Как нужно реагировать на это?
– Ну, то, что подчас творится в интернете в связи с последними трагическими событиями на Украине, вообще бывает отвратительно…
А вообще – тут общей формулы нет. Люди все разные, для Бога ведь важна не формула поведения, а человек, потому что Он отец, а мы дети. Все люди могут поступать по-разному, а уже исходя из мотивов, из внутренней подоплеки можно понять, правильно кто-то поступает или нет. Внешне поступки могут выглядеть одинаково, бросание камня, например, – это или забивание камнями за грех, или юродивый бросается камнями, привлекая к себе внимание, или человек увидел, что змея подползает к кому-то и бросает камень, чтобы спасти ближнего.
Если человек хочет избежать греха осуждения, то модель поведения может быть разная: кто-то просто уйдет, чтобы не оскверниться – удались от зла, потом поймешь как сотворить благо, но сначала удались от зла. Кто-то открыто скажет: у меня в блоге, например, мат, осуждение, злоба неприемлемы, иначе сразу бан, то есть человек активно отсекает таковых от себя. Кто-то попытается объяснить тому, кто осуждает, что не надо судить.
И тут тоже есть нюансы: одно дело, когда человек, который призывает не судить явное зло, действительно достиг чего-то, прожил, прочувствовал, получил какой-то опыт, прошел лагеря, войну, например. Другое – если это просто говорит какой-то досужий пользователь в фейсбуке: высказался, закрыл ноут и пошел по своим делам… А третье – если это мать или жена убитого, например, прощает, как преподобномученица княгиня Елизавета простила убийцу своего мужа. Это все разные модели человеческого поведения, разные ступени, на которых люди пребывают.
Это как в семье: одни дети младшие, другие постарше, третьи старшие – разные степени духовного развития. Это не значит, что одна из них хуже, а другая лучше, просто возраст разный. Так что поступать можно по-разному, самое главное для самого себя прояснить свою позицию, свои внутренние мотивы.
О юморе и его дозировке
– А можно ли давать прозвища, переиначивать имена собственные, имена начальников? Где грань между юмором и злословием?
– Смотря кому я даю прозвище. Если другу, то это нормально, дружеские отношения. А если это уже выходит за рамки дружбы, то, знаете, есть остроумие, а есть ослоумие. Грань тут простая: смех – это лекарство, некий инструмент, который помогает человеку выжить в определенных условиях, понижает ненужный иногда пафос, помогает человеку вздохнуть. Это прекрасно, без этого невозможно жить. Никита Струве как-то сказал, что святость есть смирение плюс чувство юмора…
Замечательные вещи, которые относятся к юмору – это трезвость, трезвомыслие, мир душевный. Но, тем не менее, юмором, как и всяким лекарством, при неправильной дозировке можно отравиться, как и всяким инструментом можно ранить и самого себя и другого, то есть надо пользоваться юмором с умом, находить грань. Одно дело ирония, юмор, пусть даже острый, но полезный, другое – насмешка. Тут важна интонация. Почему так много войн в соцсетях – там труднее выразить интонацию, есть система лайков, конечно, но дать понять человеку, по-доброму ты к нему относишься или нет – трудно. Ты улыбаешься, но в глазах у тебя серьезность или холодность, или наоборот, ты сохраняешь серьезность, а глаза у тебя смеются – эти нюансы трудно передать.
Ведь речь – это не просто слова, это весь человек, вся его органика. Поэтому прозвища – смотря кому и как давать, важно чувствовать грань, за которой начинается стеб, то, что наши бабушки и дедушки называли «смех без причины – признак дурачины».
– А существуют ли современные юродивые? Какой поступок можно считать юродством в нашем обществе?
– Юродивые будут и есть всегда. Есть, конечно, житийный канон христианских юродивых, ему трудно подражать. Вообще же, юродивость – это то, что не совпадает с мейнстримом, то, что отражает всегда какую-то правду, Божью правду, противостоящую какому-то тлетворному духу времени. Такими были все юродивые, неважно – христианские ли святые, или юродивые семидесятых годов – хиппи, или русские футуристы начала двадцатого века. Люди, которые пытались совершить благой вынос мозга окружающим, дать им почувствовать какую-то другую реальность, донести что-то очень важное на их взгляд.
То, что, например, в дзен буддизме называется коан: когда ученик ждет от учителя ответа на важнейший вопрос жизни и смерти, а тот вместо этого ему – палкой по спине дает или совершает какой-то иной нелепый поступок. Тогда у ученика начинается то, что сейчас называют «разрыв шаблона»: выбитый из привычной наезженной колеи, он начинает думать.
Юродивые были всегда, другое дело, что именно они всегда претерпевали от окружающих, не готовых к такому поведению. Жизнь юродивого всегда была очень тяжела, мы знаем, как тяжело жили юродивые из житий святых, мы знаем, как тяжело было нонконформистам в советское время, которых сажали в психушку за их взгляды, и т. д. Просто люди пытались жить Божьей правдой в их понимании: писать стихи не так, как велит цензура, писать картины не такие, как требует линия партии, и прочее. Они очень много претерпевали и от органов соответствующих, и от соседей, от окружающих.
В разные времена такие люди выглядят по-разному, потому что та болезнь, которая влечет человека в тягостную, мутную погибель, в разные времена может быть разной: в советское время – это массовый атеизм, а в наше время, когда общество внешне православное, много храмов, есть православные телеканалы, в общем, православие стало привычным – что-то другое, и юродивые будут вести себя уже по-другому, к ним надо присмотреться и их увидеть, они есть.
Обсуждать, не осуждая
– Злословие близко празднословию? Например, когда я встречаюсь с друзьями, и речь заходит об общих знакомых, мы начинаем обсуждать кого-то, это сплетни, злословие?
– Здесь все вместе, такое состояние, когда говорят: ради красного словца не пожалеет и отца. Внутри человека есть какой-то механизм, который бесы очень любят заводить: как игристое шампанское начинает раздуваться и из мозгов все выветривается, слова льются сами собой, возникают образы, смех, шутки, приколы, главное для человека в этот момент – реакция окружающих, он хочет пребывать в этой атмосфере. Потом уже, когда человек остынет, он думает: что я наговорил, что на меня нашло?
То же самое касается и сплетен, человек начинает испытывать странное, нездоровое удовольствие от всего этого. Потом говорит: я не хотел, я не понимаю, как это произошло. Когда человек занят важным, интересным делом, его трудно сбить на какую-то ерунду, а когда человек ничем не занят, когда у него нет «программы максимум», то тогда ему очень трудно удержаться от мелких грехов. Недаром праздность – еще один грех, который приводит к осуждению. Все грехи между собой связаны, они растут из человека, паразитируют. Я когда-то мечтал, чтобы наподобие анатомического атласа был бы атлас духовных состояний человека, чтобы было наглядно нарисовано, какие механизмы, какие кнопочки нажимаются, где какой грех или какая добродетель, какая эмоция, как все они взаимодействуют – очень интересно.
– А возможно другого человека разобрать по косточкам, но не осуждать?
– Можно. Это проделывают, например, психотерапевты, со своими пациентами. В глаза, друг с другом, при этом у них добрые отношения. Или это делает священник со своим духовным чадом на исповеди. Но это уже ситуация не за глаза, а лицом к лицу, это начало любви от взаимообщения, ситуация, из которой должна получиться какая-то польза, терапевтическая польза. Главное не увлекаться, а то разберешь, а потом трудно собрать будет…
Не следовать за толпой
– А если это враг? Скажем, Збигнев Бжезинский? Или вот недавний тренд — демотиваторы с Джен Псаки? Их я могу осудить?
– Тут есть очень тонкий момент: осуждая даже врага и говоря вроде бы правильные вещи, начинаешь чувствовать, что вдруг ты стал частью какой-то массы, частью толпы. Представим себе: хорошо, вот он враг, если сейчас все начнут его травить, приму я в этом участие или нет? Вот он стоит один, а нас много. А дети врага?.. Как часто бывало, что вместе с врагом народа погибали его дети, в средневековье так это вообще было принято: если убивали короля, то само собой надо всех отпрысков вырезать, а то вырастут и заявят свои права. До какой меры борьбы с этим врагом я готов дойти? И есть ли у меня что-то свое, нажитое, своя собственная позиция или я просто бездумно, за компанию действую, поддался течению и меня несет?
Эффект толпы, как мы знаем – страшная вещь, которая даже при самых благих лозунгах превращается в ужасную, страшную силу. Бывает, конечно, что, когда люди собираются в толпу, они цветы засовывают в дула автоматов или начинают вместе молиться, но чаще всего под благими лозунгами толпа начинает что-то громить, кого-то гнать и т. д. Будь всегда готов осудить взвешенно, без уклонения в крайности и по крайне мере попытайся как-то подкрепить, доказать свою позицию, объяснить, почему ты так считаешь – лично ты сам, а не за компанию.
– То есть если я далек от политики, то лучше молчать и не лезть не в свое дело?
– Да, в конце концов Григорий Померанц был прав: «Зло начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое и правое дело». Очень важен не столько предмет спора, сколько его стиль.
– Известна история, которую рассказывает авва Дорофей о двух девочках-сиротах, из которых одна попала на воспитание к благочестивой женщине, а другая – к блуднице. «Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой?» – задает он вопрос. Действительно, вправе ли мы судить, не зная всех обстоятельств?
– Да, осуждение – это еще и пример нашей недалекости, неведения. Мы не знаем, что внутри у человека, что у него на душе, что с ним было до того, что будет после. Кроме того, осуждение здесь близко граничит попросту с неверием в жизнь вечную. Мы ставим клеймо, словно человек теперь навеки будет таким. Как говорил один святой: никого не надо судить, даже самого себя, если украл что-то, на исповеди не говори: «Я вор», но говори: «Я украл», суди не себя, но грех. По своей природе человек вечен, он живет дальше, он всегда может измениться, не сейчас, так потом. Это один из предметов христианской веры.
Подойти ближе
– Мы действительно часто мыслим штампами: пьяный – значит пьяница, плохо одет, злое лицо – наверняка бандит или вор и так далее, это, конечно, неправильно, но все же «по одежке встречают»?
– Внешний вид человека в какой-то мере о человеке говорит, это само собой разумеется. Но избегайте крайностей, идите царским путем, советуют святые отцы. Одна крайность – считать, что внешний вид человека полностью выражает его сущность, другая – полностью отрицать значение внешнего вида человека. Если мы видим: идет человек в лыжной шапочке, на лыжах, мы можем догадаться, что наверно это лыжник, мы можем сделать такое предположение, и наверно мы окажемся правы. Но если мы захотим по этому внешнему виду судить о каких-то нравственных качествах человека, то придется подойти поближе, вступить с ним в общение, частично принять его на себя, почувствовать человека. И лучше всего его знает тот, кто подошел к нему ближе, то есть тот, кто его любит.
Есть много примеров не только в литературе, но и в жизни, когда вот есть ужасный человек, преступник и так далее, но кто-то, скажем любимая женщина или мать, не бросает его, любит, жалеет, даже сама идет на преступление ради него. Это люди, которые подошли к нему максимально близко, взяли его на себя. Это проявление любви, пусть даже она внешне кажется безумной.
– А как научиться при общении с людьми думать о них прежде хорошее, обращать ум к добрым помыслам, а не ко злым?
– Это зависит от степени способностей человека, от его устроения, люди ведь все разные. Самое первое – нужно просто помолиться о человеке Богу. Бог — отец, а люди – Его дети, если у ребенка что-то не получается, если он еще не уверен в своих силах, то надо попросить о помощи: «Господи, у меня внутри поднялась буря, я осознаю, что эта буря имеет нехороший привкус, хотя внешне все по правде. Господи, помоги мне разобраться, а этого человека, которого я осудил, спаси и помилуй». Молитва – это разговор с Богом, позвал на помощь — Он здесь, рядом, я уже не один, мы вместе. Если я сейчас начну разбираться с этим человеком, которого я осудил, то по крайне мере мы не наломаем дров, потому что Господь рядом.
Не оправдывать, но любить
– Нужно оправдывать человека?
– Если мать начнет оправдывать сына-наркомана, то начнет бегать ему за дозой и помогать опускаться дальше, а если она его любит, она его скрутит и потащит в клинику — разные модели поведения. Человека надо не оправдывать, а любить, а грех ненавидеть. Потому что грех – это болезнь, которую надо лечить, чтобы ее не было в человеке. И стараться при лечении болезни оставить человека в живых, первая заповедь врача — не убей.
– А как нужно вести себя самому, чтобы не стать предметом злословия? Или это невозможно, все равно всем мил не будешь?
– От этой поговорки веет некоторым цинизмом: наплевать, все равно всем не угодишь. На людей нельзя наплевать. С другой стороны, всем угождать – это тоже грех человекоугодия. Я должен иметь свое, что-то важное, ценное, то, чем я могу поделиться с другими, я должен быть готов к тому, что люди не в состоянии принять это – невольник не богомольник, но я должен не бояться показать это важное. Например, если я верующий человек, я не должен бояться носить крестик, а если пионер – пионерский галстук, и так далее. Я должен быть готов, что это кому-то не понравится.
Быть таким, чтобы тебя никто не осуждал – проблема, которая очень важна для подростков, для незрелого, пубертатного сознания. Говорят, что подростки стремятся к оригинальности, что это бунтующий возраст – ничего подобного, подростки жуткие конформисты, они хотят быть похожими на массу «своих», боятся выглядеть белой вороной. Желание понравиться всем – это признак незрелого, подросткового сознания. Невозможно нравиться всем. Мне вот иногда говорят: «Батюшка, вы вот пишете стихи, они нравятся кому-то, кому-то – нет, как вы к этому относитесь»? Да даже если бы я свои стихи печатал на долларах, они бы все равно нравились не всем. Что значит – чтобы меня не осуждали? Смотря за что. Если меня осуждают за то, что я хожу в храм, или пишу стихи, или даю интервью – это одно, пускай осуждают, а если за какой-то грех, то мне надо каяться и избавляться от греха.
– Надо учиться начинать с себя?
– Да, и тут осуждение – простая вещь, помогающая узнать самого себя. Если ты доверился Богу, то Господь о тебе промышляет, Он всегда теперь с тобой. Он не программирует нас, но желает, чтобы все события в нашей жизни не были просто так, чтобы они все что-то значили. Если вдруг меня кто-то за что-то осудил, это повод прислушаться и поразмыслить над собой. Это как лекарство, горькая пилюля. Надо не вставать в позу и брыкаться, мол я не виноват – это естественная реакция падшего человека, но прислушаться: через то, что нас кто-то осудил, мы можем многое узнать о себе, у нас есть повод о себе задуматься.
– А если это просто нелепый, грязный слух? В узком коллективе, когда травят коллеги по работе, например?
– Тут важно понимать, как вести себя самому и как быть, когда рядом травят ближнего. Ближнему всегда надо помогать. А вот самому – по-разному. Иногда правильно будет оправдаться, объясниться, иногда, если тебя не слышат, нужно промолчать. Как Господь молчал на суде – не потому, что Он считал, что толку нет говорить, Он знал, что происходит что-то Над этим судом, что совершается нечто важное… Но правда все равно выйдет наружу.
Травля и защита от нее
– А ребенка если травят, скажем, в школе?
– Это один из самых тяжелых вопросов… Смотря за что травят: мы думаем, что травлю вызывают какие-то внешние вещи – очкарик, толстый, но дело не в этом – ребенок может быть хоть о четырех ушах, но всё же своим в коллективе. Дело во внутреннем устроении. Ведь часто бывает так, что ребенок выглядит как все, но внутри другой, и толпа начинает его травить – фильм «Чучело» тому яркий пример. А вот в чем именно он другой – это очень важно.
Как родители могут поддержать ребенка и дать ему понять, что та ценность, которая в нем есть, бывает гонима в жизни – очень сложный вопрос, многие взрослые сами не дозрели до этого. Поэтому я могу только пожелать поддержки и помощи Божией всем тем, кто в такую ситуацию попадает. Иногда надо учить ребенка драться, иногда не обращать внимания, игнорировать, иногда просто забирать ребенка из школы – в каждом конкретном случае индивидуально.
Вопрос, как защитить святыню, ради которой ты живешь, очень трудный, особенно для неофитов. Часто родители, недавно пришедшие в церковь, нагружают ребенка наставлениями: нельзя давать сдачи, нужно смиренно сносить оскорбления. Но христианство должно расти на какой-то почве, прежде, чем прыгнуть на христианскую ступеньку, нужно сначала встать на человеческую, и с нее уже дальше прыгать. Христианское семечко растет на простой человеческой почве, прежде, чем прививать ребенку христианские ценности, надо сначала привить ему обычные добродетели, например, уметь постоять за себя или слабого ближнего. Хотя с каждым годом делать это все труднее, меняются представления о ценностях. Добрый в наше время – лох, а хулиган – крутой, и так далее, подмена понятий.
– Здесь наверно велика вина СМИ?
– Валить всю ответственность на СМИ – не совсем здоровая тенденция, на мой взгляд. Оса жалит жалом, но если жало вырвать, оно само по себе ничего не сможет, а вот вся оса – опасна. На СМИ удобно показывать пальцем, но ребенка-то своего воспитываем мы.
Ущемление Бога
– Человек – образ Божий, если я осуждаю кого-то, то я в некоторой степени богоборчествую? Например, карикатуры на политических деятелей Обаму, Путина – это что?
– Да, любой человек – образ Божий. Любое ущемление человека – это ущемление Бога. Тонко чувствующие люди, которые поднаторели в богообщении, те, кого мы называем святыми, понимают, что то, что мы причиняем человеку, мы причиняем Богу. Это и в Евангелии сказано: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Просто у нас туман в голове, мы редко обо всем этом задумываемся. Понятно, что рисуя карикатуры, высмеивая Барака Обаму или еще кого-то, мы имеем в виду не конкретного человека, а какую-то политическую модель, идеологему, которая сейчас властвует в умах и с которой мы боремся. И здесь важно не переходить черту, за которой начинается какой-то беспредел, перекос.
Если перед тобой человек, даже явный враг, все очень непросто. Люди, которые были на войне, говорят, что первое убийство – самое тяжелое, сравнивали это с потерей девственности – что-то важное разрушалось в человеке навсегда. Потом человек мог, конечно, с покаянием все осмыслить, исцелить рану, но одно дело неповрежденная ткань, а другое – исцеленная рана, шрам остается навсегда. И здесь то же самое – любой человек, каким бы он ни был, имеет в себе неучтожимый образ Божий. Не важно, кто этот человек – Гитлер, Чикатило. Если такого негодяя убить, можно почувствовать облегчение, что ты защитил невинных и т. д., но появится и другое — непередаваемая горечь трагедии.
Если человек погиб, то единственная надежда вырастить из него другого, того же, только нового, спасти в нем маленькое зерно – образ Божий, это наша вера в воскресение, в жизнь вечную. Вера, что мы не можем безвозвратно погибнуть, потому что Христос ради нас Сам погиб на кресте. Он не может допустить, чтобы хоть один из нас был утрачен. Вот эта Его вера в нас и любовь вселяет и в нас тоже веру и надежду.