Что получится, если объединить стереотипы и страхи деревенских жителей, идею европейской общественной организации, энтузиазм одной-единственной женщины, здание с прогнившей крышей и пять лет упорного труда?
Дом карельского языка в деревне Ведлозеро – в 100 километрах от Петрозаводска, 420 от Петербурга и 500 от Хельсинки. Где-то между лесом, городом и Европой.
В этой неочевидной географической точке на 500 квадратных метрах удалось из воздуха, воли и труда построить культурный центр для ближайших деревень, место сохранения языка и традиций, социальное предпринимательство, театр и языковой детский сад. А еще объяснить, почему в туалете должно быть чисто и зачем пенсионеру быть членом правления.
Дом карельского языка
Родной язык – больное место для карелов
Еще пять лет назад Ведлозеро было обычной русской деревней со своими горестями и радостями, частично налаженной жизнью (лесопильный завод для работы, сельская библиотека для отдыха, два маленьких магазина для пропитания) и совершенно предсказуемыми буднями (алкоголь по вечерам, ужин под телевизор и церковь по воскресеньям). Таким бы оно и оставалось, если бы не Ольга.
Ольга – карелка по происхождению. Она много лет работает и живет в Финляндии, в маленьком городке Оулу на севере страны, за 700 километров от Ведлозера. Но часто приезжает в Карелию навещать маму и сестру в соседнюю от Ведлозера деревню Кинерму. Свободно владея карельским, финским, английским, сохраняя в собственном доме и семье традиции карелов, переводчик Ольга задумала организовать курсы карельского языка для местных жителей.
Ольга (слева)
– Хотела-то я давно, но понимала, что это сложно. Люди стесняются говорить на нем, понимаете. Многие знают, во всяком случае понимают, пожилые так вообще все знают, но говорят только дома, в семье. А открыто стесняются. Я когда звоню по телефону человеку и начинаю с ним говорить по-карельски, всегда сразу понимаю, дома он или в общественном месте. Если где-то на улице или в транспорте, то он только по-русски будет говорить. А хочется родной язык поддерживать, хочется дать возможность людям узнать больше свою историю, свою культуру.
Родной язык как свидетельство происхождения, как самоидентификация – больное место для карелов, особенно пожилых. В советские времена престижно и гордо было быть русским. Малые братские народы, их самобытность, язык, культуру и традиции не то чтобы притесняли, но не поддерживали.
И открыто быть карелом в советское время считалось не то чтобы позорно, но как-то неловко.
Хорошо, что энергичной Ольге, с гордостью подчеркивающей свое карельское происхождение, решительности не занимать. Она обдумала свое намерение, приехала в Ведлозеро, собрала людей и предложила открыть Дом карельского языка. Например, в здании бывшего детского садика. Предложила, как в самой настоящей сказке, магические три раза. И три раза жители должны были согласиться, чтобы чудо произошло.
– Я хотела убедиться, что местные жители берут на себя ответственность. Три раза спрашивала: «Будем делать в Ведлозере такое место, где можно собираться, или не будем?» Пока все не сказали: «Да, будем», протокол не написали, ничего не начинала. Сначала я на Союзе карельского народа собрала людей, там рассказала. Туда пришли те, кто уже занимался карельской культурой, языком.
Если больше никого не будет – значит, им это не надо
Тогда, 5 лет назад, поверивших и в Ольгу, и в ее идею было совсем немного. Всего несколько человек из почти тысячи жителей деревни. Ольга не стала терять времени даром и организовала субботники. Хотя с субботой это слово имеет только общий корень: субботники по подготовке Дома карельского языка проходили летом практически каждый день.
– Я тогда ходила на все. Каждый день в течение всего лета приезжала в Ведлозеро и работала. Для себя сразу решила: «Если приду хоть на один субботник и больше никого не будет, не придет ни один ведлозерчанин, значит, им самим это не надо. И я бросаю эту идею, больше не занимаюсь». У нас есть такой Валерий Захарыч, пенсионер, бывший начальник «пожарки», ему за 70 уже. И он словно услышал эти мои мысли, не пропустил ни одного дня. Он тоже такой упертый. Иногда мы с ним работали вдвоем, больше никто не приходил.
Валерий Захарыч, бойкий, подтянутого вида мужчина (слово «пенсионер» кажется чужеродным рядом с ним), первый и самый верный волонтер, сейчас занимает официальную должность в совете правления. И по-прежнему ни один субботник не обходится без него.
Валерий Захарович Иванов
До начала проекта он с Ольгой знаком не был, но почему-то сразу безоговорочно в нее поверил. А большинство долгое время было уверено, что «финка» просто хочет построить чужими руками отель из общественного здания и возить сюда иностранцев, наживаясь на простоте деревенских жителей.
Слухи про отель, таинственные акции предприятия и нечистые помыслы организатора ходили довольно долго. Ольга, вспоминая о них, только посмеивается и говорит: главное, что теперь по-другому относятся к Дому, заботятся о нем и боятся потерять.
Субботник
– Сначала мы решили ремонтировать старое здание, снимать обшивку внутри и снаружи. Долго теплилась надежда, что у нас получится. Но потом уже специалисты сказали, что проще новое построить, чем это отремонтировать. Это был старый детский садик, в него многие местные жители ходили, когда были маленькие. Он пустовал уже много лет. И муниципальный уход за недвижимостью, вернее, его отсутствие, привело к тому, что дом надо было сносить. Если бы хоть немного следили за ним, была бы крыша отремонтирована, было бы нормальное здание, в котором можно было бы заниматься. Оно ведь построено всего лишь после войны, не так много лет ему.
Мы боялись, что ведлозерчане будут ностальгировать по прошлому, по своему детству и не захотят дом демонтировать. Финские архитекторы, которые помогали нам с проектом здания, учли этот момент. Они сделали здание визуально похожим на прежнее. Мы думали о том, чтобы у людей сразу была эмоциональная привязка к месту, теплые воспоминания.
Председателем должен быть местный человек
Эта мысль – сберечь чувства людей и сохранить дорогой им облик здания – была изначально, как заданная планка продуманности всего проекта, внимания к каждой мелочи в здании, и в подходе, и в организации.
Открытость, трудолюбие и обаяние Ольги, готовность рассказывать, показывать и объяснять в конце концов покорили недоверчивых деревенских жителей. Постепенно все больше и больше людей стало приходить, интересоваться, чем помочь, проявлять инициативу. Уже больше местных жителей приходило на субботники, появились идеи проводить своими силами занятия по языку, учить друг друга рукоделию. Возникла группа самых инициативных и ответственных.
Чуть позже, когда все будет оформлено официально, активные бабушки и дедушки станут Советом правления. Не марионеточным, поиграться и почувствовать собственную важность, а настоящим, с правом принимать решения, отчетностью и миссией проекта.
– Я – председатель этой общественной организации, у нас есть устав, правление. Но я не хочу быть председателем, я считаю, что это должен быть местный человек. Постоянно им это говорю.
Три года выращивала демократию, а от меня все ждали, что я буду, как Путин: «Оля сказала, и мы все делаем». Они мне говорили: «Оля, давай, ты – хозяйка».
И каждый раз я объясняла одно и то же: «Этот дом находится в собственности общественной организации, меня можно переизбрать на каждом собрании, у нас есть правление, семь человек, и мы все решения принимаем вместе». Прошло три года, и наконец-то это свершилось! Сидя в Оулу, я написала заявку на один проект по финансированию, чтобы нам поставили солнечную энергию. Ждем сейчас ответа по ней.
А так как у членов правления практически ни у кого нет интернета, всем звонить и спрашивать, можно ли эту заявку от нас послать, было неудобно, я просто втихаря написала и послала. И потом приезжаю и говорю им, что вот, такая заявка послана. А они мне: «Оля, а почему ты на заседании правления не утвердила ее?» Слава Тебе Господи, добилась-таки! (смеется). Теперь у нас демократия, и это очень хорошо. Теперь от меня никто ничего не ждет, а когда люди ничего не ждут, они принимают ответственность на себя. И меньше проблем во всех отношениях.
Чем больше детей, тем лучше – для них это опыт
Сегодня воскресенье, и мы идем к сараю. Там уже несколько мужчин пилят бревна и колют дрова.
– На субботники ходят или пожилые люди, которые помнят еще советские времена, или совсем дети. Вот сейчас надо дрова сложить в поленницу. У нас две печки, дров много надо. Дети тоже будут складывать. Чем больше детей, тем лучше: встают в цепочку, никуда не надо ходить, полено просто передают друг другу. Получается и весело, и быстро. Мы еще в игры всякие играем карельские при этом.
А молодежь мне говорит: «А вы нам платить будете?» – «Нет, не буду, это же для вас делается». Но они и их родители не понимают пока, что это опыт. Если сейчас, вместо того, чтобы дома сидеть бесплатно, ребенок пойдет и поработает бесплатно, он получит опыт общения с людьми разного возраста. В ближайшем будущем самый главный навык – умение общаться. Люди с хорошими коммуникативными навыками будут находить место работы. Те наши дети, которые ходили на субботники все пять лет, умеют с разными людьми общаться, особенно с пожилыми людьми, что немаловажно. У них нет границы между возрастами, они со всеми могут поговорить.
А мы ведь сразу же эти субботники стали проводить, старое здание мы разбирали полностью на субботниках. Ни копейки денег не потратили, просто приходили каждый день и разбирали его. Это иначе бы и не пошло.
И сейчас люди уже понимают, что делают это для себя. Они это берегут, ценят.
В Доме солнечно, чисто и уютно, повсюду стоят живые цветы, половики настираны, посуда убрана. Нанятой уборщицы нет, люди приходят на общественных началах, сами организуют дежурства, порядок наводят. Кто-то поливает цветы, кто-то стирает половики, кто-то раскладывает аккуратно принесенную одежду. Она лежит ровными, постиранными стопками на длинной лавке с объявлением «Все по 10 рублей». Что-то привозят финны, что-то приносят местные жители. Есть хорошие спортивные кофты, добротные куртки, штаны, детские вещи.
– Здесь наш социальный магазин «Все по 10» (смеется). Люди сами приносят и сами покупают, многие финны привозят хорошую, качественную одежду. Пользуется популярностью. В Ведлозере социально тяжелых семей много, им это хорошее подспорье. Работы здесь мало, совхоз только и бюджетные организации.
Пожертвований сейчас больше всего, конечно, из Финляндии идет, пенсионеры переводят. Там гражданское общество, люди понимают, что ждать некого в деревне – ни олигарха, ни президента. Жить-то хочется уже сейчас хорошо. Как раз это и движет финским обществом: они никого не ждут, сами работают. В Финляндии этот проект очень популярен, о нем много в газетах пишут.
А что еще у нас в России происходит такого, хорошего и положительного, о чем можно написать? Гражданский проект, который делают реальные люди. Он же уникальный не только в масштабах Карелии, а в масштабах России. Я ездила с ним в Москву, и мы получили премию Гражданина (за скромным «мы» стоит полученная Ольгой Гоккоевой награда «Я – Гражданин», премия Общественной палаты РФ в номинации «Развитие сельских территорий и малых городов»). И там мне говорили, что это, наверное, только у нас, в Карелии, возможно. Да нет, везде возможно.
Ольга
Языковой садик: главное – детей обнимать
В одной из комнат, просторной и светлой, открыта группа для детей от полутора до 6 лет. Вроде бы работает как обычный детский садик, только все занятия и игры ведутся на карельском языке. С сентября в садике будет заниматься 9 детей разного возраста. Они приходят на целый день, здесь и едят, и гуляют, и занимаются. Такой частный садик с мини-группами полного пребывания обошелся бы родителям Москвы и Петербурга в сумму от 30 до 50 тысяч рублей. В Ведлозере он бесплатный.
– Наша идея – чтобы дети заговорили на карельском языке. Зарплату учителям собираем с частных пожертвований, в основном из Финляндии. Мы и в России, и в Финляндии сбор объявили, в России никто не откликнулся, а в Финляндии он идет. Зарплаты у нас чуть-чуть выше, чем средние по селу. Преподаватели получают чистыми на руки 20 тысяч, это для Ведлозера очень хорошо.
Единственное, что этой зарплатой мы не можем переманить работников из школы, потому что учителя там получают хорошие льготы: им бесплатно дрова и вся коммуналка. А там есть очень сильные преподаватели карельского языка. Наши воспитательницы довольны, потому что у нас можно заниматься детьми. Им не надо писать планов, отчетов, никакие тетеньки из РОНО не приходят лекции читать. Они могут заниматься своим делом, детьми, развивать их.
Ольга рассказывает, что модернизация сферы образования в Финляндии началась с того, что там прекратили проверки. И финны приняли закон об обязательном высшем педагогическом образовании для всех учителей. Следующая ступень была – воспитатели детских садов только с высшим образованием по специальности. И они считают, что если человек с высшим образованием, то он – специалист.
Муниципалитет в Финляндии организовывает три дня в году курсы повышения квалификации, каждый обязательно должен их проходить. Но учитель, например, волен сам выбирать учебники, по каким он будет учить. Ему поставили задачу: ребенок к концу года должен уметь то, то и то, а уж как он этот результат получит – это его пространство для творчества. Некоторые вообще учебниками не пользуются. Учителям дается свобода.
– У нас такие же цели: те же навыки должны развиваться, что и в образовательной программе. Но у нас они быстрее развиваются, потому что меньше детей и больше взрослых. Деткам, конечно, хорошо: они и лепят, и рисуют, и песни поют на карельском. Идут с гулянки и поют на все Ведлозеро (смеется). У воспитателей есть время и силы заниматься именно детьми.
В Ведлозере есть государственный садик, но он не прошел сертификацию, больше туда не могут принимать новых детей. Не знаю, как они там выкрутятся. Сейчас у нас два воспитателя и специалист, которая руководит этим проектом, языковым гнездом. Это чуть сложнее, чем обычная группа. В языковом гнезде с детьми говорят только на карельском, все материалы на языке. Это единственная возможность язык сохранить.
Наталья Антонова – специалист по “Языковым гнездам”
Они, конечно, сначала ничего не понимают, но при этом стресса у них никакого нет. Детям главное, чтобы их обнимали, держали на руках. Мы весной проект запустили, сейчас они три месяца отучились и уже все понимают, что им говорят.
Руки мыть, и гулять, и кушать – все это уже понимают. В языковом гнезде дети учатся языку, как второму родному. Здесь целая технология с погружением в среду. У ребенка появляется код в голове: этот взрослый говорит только на таком языке, и мозг перестраивается. Конечно, чем младше ребенок, тем лучше. Мы пятилетних не берем, потому что за два года до школы им уже не успеть так погрузиться. Надо два-три года минимум, чтобы они так ходили все время, каждый день слушали, и не просто слова, а предложения, которыми могли бы выражать свои мысли. Родители ведь у них практически все карелы, но сами не говорят на языке.
Помимо садика, настоящей отдушины для ведлозерских родителей, и курсов карельского языка для взрослых, в Доме есть детский и взрослый театр, кружок вышивки и вязания, стоят ткацкие станки, на которых женщины учатся ткать нарядные полосатые половики.
– У нас женщины занимаются рукоделием. Александра Ивановна наша все знает и умеет. И ковры они ткут, и вышивкой занимаются, и одной иглой работают. Она – единственный мастер в Карелии, умеющая до сих пор, по старинке, одной иглой вязать. Есть такая специальная карельская игла для рукоделия. И вот она учит других, передает знания, сохраняет их. Ткацкие станки из Финляндии привез волонтер Маури. Сам их где-то разыскал, собрал. И женщины потихоньку учатся ткать на них, салфетки вышивают, половички. И наконец начали понемногу на продажу это делать, как сувениры. Получается, они и традиции сохраняют рукодельные, и культуру поддерживают, и еще денежку маленькую себе зарабатывают. Мне кажется, это очень важно.
Важно, чтобы люди взяли на себя обязательства
Ольга замолкает и о чем-то задумывается. Я тоже молчу и думаю, что как начали сказочно, в глухом карельском лесу решила добрая волшебница три раза спросить и ответ держать, так сказочно и получилось: и дворец построили, и добры молодцы, Иваны-царевичи в нем дрова рубят, и Василисы Прекрасные коврики ткут, и злые волки стороной обходят.
Ольга словно слышит мои мысли:
– До сих пор не верю, что у нас получилось. Иногда сижу и думаю, что всего пять лет назад собрались деревенской компанией, поговорили, а такие хоромы построили.
Видимо, сама эта идея витала в воздухе. Мы ведем журнал посещений, у нас 5000 посещений в прошлом году. То есть среди местных жителей это по-настоящему востребованное место. Дети из школы могут сюда прийти на продленку, между тренировками позаниматься. Женщины в магазин идут, зайдут чай попить, пообщаться.
Втягиваются постепенно даже те люди, кто что-то нехорошее говорил про нас. Я-то только радуюсь, мне все равно, что они говорили, главное, что они свое мнение изменили.
Для этого и делалось ведь, для местных жителей. Теперь они, наоборот, переживают, что дом заберут. Вся муниципальная собственность сейчас в негодности: у больницы крыша провалилась в одном из кабинетов, осматривать нельзя, в дом культуры зайти невозможно, он не отапливается, там зимой надо в куртках сидеть, садик не сертифицирован. Муниципалитет нуждается в здании, и наши жители боятся, что отберут. Но ведь, в конце концов, если муниципалитет захватит, они ведь тоже для людей будут делать. Другое дело, что совсем по-другому все будет делаться, наверное.
Вера Дмитриевна Иванова – руководитель театра
Ольга смеется. Она вообще почти все время улыбается и смеется, говорит очень быстро, в это же время обязательно что-то делая руками. Ощущение, что успевает сто дел одновременно, не устает, что ей это легко дается. За два дня, что мы провели вместе, я только один раз смогла уловить что-то похожее на тревогу. Когда мимоходом, словно сама с собой вслух размышляя, Ольга тихонько призналась, что непонятно, где брать финансирование на следующий год. На сомнения, трудности, неуверенность в том, что будет дальше, словоохотливая Ольга выделила всего пять тихих слов, которых я могла и не услышать. Спрашиваю, боится ли она чего-то.
– Сознание у человека обычного устроено так: поработаешь, поработаешь, все сделаешь, а потом будет отдых. А в общественных организациях, когда у тебя есть недвижимость, с ней надо непрерывно работать и за ней ухаживать. Боюсь, что люди просто устанут от этого. Я-то в самом начале еще понимала, что это значит: это уже на всю оставшуюся жизнь – сбор средств, содержание, вообще все. Отдыха-то, на самом деле, никогда не будет. Важно, чтобы люди это поняли, взяли на себя обязательства.
У нас в Оулу есть женщина одна, Майя. Она взяла на себя пусть небольшое, но поручение: каждую среду приходит на занятия физкультурой, договаривается с преподавателем, и там идут занятия. Туда ходит чуть ли не 90 женщин, в спортзал школы.
Она со всех собирает деньги, рассчитывается с учителем. Каждую неделю по средам она там. И делает это уже двадцать лет. Это такой прием на себя обязательств. В Финляндии люди, когда занимаются общественной деятельностью, не ждут никакой признательности. Это часть их жизни, понимание того, что ты работаешь, в том числе, на себя. Если общество благополучно, и тебе будет лучше, и твоим детям будет безопаснее по улицам ходить. Когда ты делаешь общественную работу, это не значит, что ты для других ее делаешь, чем-то жертвуешь ради идеалов. Нет. Ты делаешь это для себя.
В Финляндии если ты 15 лет что-то делаешь, да, тебя заметят: человек действительно принял на себя обязательства. Но никак не раньше. А у нас это есть: если ты сходил на субботник, то это уже все, подвиг.
Чистый туалет – это не мелочь
Наши все время мне говорят: «Оля, давай благодарственные письма напишем!» Русская традиция – эти благодарственные письма. За каждый субботник мне их, что ли, писать? Мне уже огромным плюсом кажется, что люди могут сюда прийти и увидеть, как можно жить, как обустраивать быт. Что есть чистый туалет, где так чисто – можно босиком ходить.
Учителя мне говорили: «Наши дети не умеют аккуратно ходить в туалет». В нашем Доме карельского языка у меня была самая первая цель – чтобы было чистое сиденье, на которое все садятся. Как во всех европейских странах. Прихожу, вижу капельки: мальчики сходили, не вытерли за собой. Я захожу к ним в комнату, там и мальчики, и девочки сидят, и объясняю: «В нашем туалете садятся все, даже мальчики, потому что мы все хотим сидеть». Все, после этого раза ничего не надо было больше говорить. Почему-то у нас чистый туалет. А дети-то к нам ходят те же самые. С нашими детьми уже не стыдно поехать куда-нибудь, в ту же Финляндию, потому что они умеют нормально пользоваться туалетом. А то я обычно, как переводчик, захожу последняя и за всеми обычно убираю, потому что мне стыдно, что финны увидят, как наши сходили в туалет.
Кажется, это мелочи, а это вещи на самом деле очень важные. Люди у нас такие же, как за границей, точно так же им хочется жить хорошо, точно так же они с большим удовольствием принимают демократичные решения. Всем людям нравится, когда к ним относятся как к людям, когда их мнение уважают, к ним прислушиваются. Просто они настолько иной раз зашорены, что забыли, что это вообще возможно. Но если дать им такую возможность, они словно просыпаются.
Фото: KARJALAN KIELEN KODI/ДОМ КАРЕЛЬСКОГО ЯЗЫКА