Жалеть себя или заботиться о себе — в чем разница? Игумен Нектарий (Морозов) — о том, что мешает счастью
— Всем добрый вечер! Меня зовут Валерия Дикарева. «Правмир» продолжает говорить о кризисах в нашей жизни и о том, как их преодолеть. Сегодня с нами на связи игумен Нектарий (Морозов). Добрый вечер, отец Нектарий.
— Добрый вечер, Лера.
— Как право на слабость делает нас несчастными? Не так давно отец Нектарий написал об этом пост в Facebook, и первое же, что он получил: «Господи, уже пожалеть себя нельзя!» Отец Нектарий, объясните, пожалуйста, почему все-таки нельзя?
— Мне кажется, здесь нужно разделить два понятия — жалость к себе и необходимую заботу о себе. Это вещи кажутся похожими, но по сути они совершенно разные.
Что такое заботиться о себе или беречь себя? Это совершенно рациональное отношение к себе самому, которое учитывает наши слабости, физические немощи, обстоятельства жизни. Точно так же, как мы заботились бы о любом другом человеке, для того чтобы он мог трудиться, жить полноценной жизнью, не чувствовал себя несчастным, точно так же мы должны заботиться о себе самих.
Наверное, самая подходящая здесь аналогия — это история с осликом Ходжи Насреддина. Ходжа Насреддин пытался сэкономить на своем ослике, сначала он сократил в два раза меру его питания — ослик погрустнел, но, тем не менее, выполнял все возложенные на него обязанности. Потом он сократил еще на четверть, потом еще. Потом один раз он зашел туда, где ослик жил, но не смог открыть дверь, потому что ослик скончался. Если человек не заботится о себе, не бережет себя, то с ним может случиться что-то подобное тому, что случилось с осликом Ходжи Насреддина.
Совсем другое дело, когда мы говорим о жалости к себе. Жалость к себе — это чувство совершенно бесплодное. От того, что человек себя жалеет, он не становится ни здоровее, ни благополучнее, ни счастливее, а, безусловно, несчастнее. Что происходит, когда мы себя жалеем? Мы думаем о том, что есть в нашей жизни плохого, что есть в наших обстоятельствах затруднительного, в чем заключается несправедливость окружающего мира, людей, а тут уже недалеко до мысли о несправедливости Промысла Божия. Все эти мысли в концентрированном виде создают такую нагрузку на сердце человека, на его душу, что тут уже о жизни счастливой говорить не приходится. Человек формирует отношение к жизни как к какому-то огромному глобальному несчастью. Вот почему я говорю о том, что беречь себя обязательно нужно, но жалеть себя не надо.
Жалеть нужно друг друга, вот эта вещь совершенно необходимая, но опять с некоторыми оговорками. Была такая замечательная подвижница игуменья Арсения (Серебрякова), а у нее была старица схимонахиня Ардалиона. Периодически игуменья Арсения приходила к своей старице, когда она еще не была игуменьей, а послушницей. И поскольку схимонахиня Ардалиона была достаточно суровой в том, как она ее вела путем монашеского подвига, в какие-то моменты ей будущая игуменья Арсения говорила: «Пожалей меня, пожалуйста, и похвали меня, пожалуйста». Та и жалела ее, и хвалила, но в тот момент, когда она понимала, что окрепла ее питомица, все возвращалось на круги своя, и вновь она брала ее буквально в ежовые рукавицы и дальше очень-очень строго путем подвижнической жизни и отречения собственной воли вела дальше по пути духовного совершенства. Таким образом, друг друга жалеть, безусловно, нужно.
Но когда речь заходит о жалости не только к себе, но и о жалости к другому человеку, нужно очень четко определяться, в каких обстоятельствах мы находимся. Мир, в котором мы живем, постоянно напоминает нам о том, что он падший. Мы сталкиваемся с неблагонамеренными людьми, с несчастными случаями, со стрессовыми ситуациями. Если к этим сложным ситуациям еще жалость приложить вместо того, чтобы действовать, можно потерпеть огромный урон.
Мне был знаком один человек, офицер группы «Альфа». Он принимал участие в освобождении больницы, захваченной террористами в Буденновске.
Он обратил внимание, что есть некая пристроечка или флигель, и там тоже находятся люди, и их надо выводить. И он побежал туда. Вывел их из этого флигеля, и под ураганным буквально огнем они бежали через больничный двор, он дым-пакеты взрывал, чтобы их было не видно. В какой-то момент он не заметил в этом дыму трубы, со всего маху врезался в нее и потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел, что вся эта группа людей стоит, столпившись над ним, не зная, что делать, а вокруг свищут пули. Для того чтобы их спасти, он просто их толкал, бил, раздавал налево и направо пинки, но он их всех спас, всех вывел из-под огня. Если бы он в этой ситуации их жалел, а не гнал бы вперед, то, скорее всего, многие из них погибли бы. Вопрос, в чем в данном случае заключается забота и в чем в данном случае заключалась бы жалость?
Бывает так, что нужно по отношению к самому себе проявить не милосердие, а даже жестокость для того, чтобы в конечном итоге не потерпеть урон.
Чем более трезво относится к себе человек, тем большего в жизни он достигает.
Очень часто говорится о том, что необходимо выходить из зоны комфорта для того, чтобы чего-либо достичь. Я сам часто произношу эти слова, но чувствую, что в них что-то не так. У одного автора мне попалось, что нужно не выходить из зоны комфорта, а расширять существующую посредством тренировки, подвига, проявленных усилий. Чем больше человек трудится, тем шире становится то пространство, в котором он себя чувствует совершенно нормально и естественно. Одному человеку комфортно под горячим душем, а другому, который начал заниматься закаливанием, постепенно становится комфортно даже в ледяной купели. Безусловно, второй имеет огромное преимущество чисто технически.
— Отец Нектарий, вы такие примеры экстремальные приводите. Я слышала уже эту фразу про зону комфорта, на нее люди часто отвечают: «Нам бы в эту зону комфорта сначала зайти, а потом уже выходить».
— Да, но не соглашусь. Могу объяснить, почему. Дело в том, что человек зачастую может жить в нищете, страшных условиях не потому, что он обречен на это, а потому, что ему так комфортно. Комфортно не в том смысле, что удобно и хорошо и он счастлив в этом положении, а в том, что он не готов прилагать усилия, для того чтобы что-то в своей жизни изменить. И это его зона комфорта.
Зона комфорта — это не обязательно какие-то роскошные апартаменты, богатство, благополучие, счастье в каком-то привычном для человека смысле. Это состояние, в котором человек привык жить.
Я почти каждый день по дороге в храм наблюдаю одну и ту же картину: огромная труба теплая, и на ней спит бездомный человек. Мы пытались его отправить в центр для проживания людей без определенного места жительства, помогать ему одеждой, продуктами, он ничего этого не хочет. Как это ни ужасно звучит, ему комфортно на этой теплой трубе. Он раздобудет какое-то количество алкоголя, которое ему необходимо на день, дальше ложится на эту трубу и на ней греется. Для него эта труба и это положение в состоянии опьянения — это его зона комфорта.
Поэтому речь идет не о внешних обстоятельствах, а о том, что человек переживает и что человеку нужно делать, для того чтобы изменить это в своей жизни.
Почему жалость к себе отнимает силы
— Вы говорите, что человек, который себя жалеет, проигрывает. Кому и в чем?
— Он проигрывает свою собственную жизнь. Тут дело не в том, что человек не достигает какого-то результата: не строит дом, не сажает дерево, не делает карьеру. Мы все помним притчу о талантах. Невозможно, не совершая определенных усилий, приумножить те таланты, которые нам дал Господь. Если мы не совершаем определенных усилий, то талант оказывается погребенным в земле. Мы не делаем в жизни того, чего от нас ожидает Господь, того движения одновременно к Богу и к самому себе, которое дается только через усилия.
Я здесь уточню одну очень важную вещь. Что такое быть сильным? Что такое сила человеческая? Мы все хорошо знаем, что такое человеческая немощь, мы об этом постоянно слышим, и наша собственная жизнь нас убеждает в том, что человек очень и очень слаб. Мы зачастую в этом находим для себя оправдания, причем достаточно правдоподобные, реалистичные. Но мы забываем о том, что человеческая сила заключается в постоянном преодолении этой немощи с помощью Божией.
Божья сила совершается нашей немощью, когда мы, невзирая на эту немощь, стараемся все-таки что-то делать. «Сила Моя в немощи совершается», — Господь сказал эти слова апостолу Павлу. Человеку, который потрудился, как он сам о себе говорит, совершенно не стесняясь, больше всех прочих апостолов. Вот именно по этой причине в его немощи совершается сила Божия.
Апостол Павел трудился так много не для того, чтобы быть впереди всех апостолов, не потому, что он в соревновании участвовал, а потому, что чувствовал, что Господь от него этого ждет, что он это может сделать. Когда человек этого не делает, он не реализует своего предназначения в этой жизни и чувствует себя не на месте.
— Довольно сложно ощутить себя сильным, когда ты немощен и взываешь к Богу. Не понимаю, каким образом.
— Очень просто. Старец Паисий говорил: «Ты подвизаешься по мере своих сил, но не видишь никакого результата. Это не повод унывать. Почему? Потому что ты же не знаешь, кто тебе противостоит». Наверное, можно представить себе беговую дорожку. Мы стремимся по ней бежать или идти с определенной скоростью, а она начинает бежать нам навстречу еще быстрее. Нас раз за разом с этой дорожки выкидывает куда-то назад.
Внимание! В чем заключается сила? В том, что мы раз за разом, шмякнувшись на землю, опять встаем на эту дорожку и стараемся идти вперед. Может быть, мы не проходим буквально ни одного метра, мы остаемся на том же самом месте, нас опять отбрасывает, но мы снова встаем.
На мой взгляд, сила заключается в том, чтобы до самого своего смертного часа вставать и продолжать свой путь, как бы это ни было тяжело.
Я считаю, что в каком-то смысле этот подвиг гораздо более важный и заслуживающий большего уважения, нежели какой-то подвиг блестящий, в котором человек себя реализует. Он требует терпения, мужества, постоянства. На мой взгляд, в этом и заключается сила.
— Можно перед этим подвигом себя немножечко пожалеть, хотя бы чуть-чуть?
— У вас есть дети, вы наверняка знаете ситуации, когда их нужно пожалеть, утешить, сказать какие-то слова, которые способны не просто растопить их сердце, но осушить их слезы. Но есть моменты, когда их нужно собрать. Так ведь? Мне кажется, что человеку очень важно к самому себе относиться примерно так же — знать, в какой ситуации ему нужно самого себя погладить по голове, а в какой — себя встряхнуть, поставить на ноги и сказать: «Ну-ка, иди вперед, потому что за тебя это никто не сделает!»
— То есть жалеть себя можно, но не увлекаться?
— Все в меру. Определенная доза жалости к себе, наверное, возможна, хотя все равно это очень скользкий путь, но как только этой жалости становится больше, чем надо, все. Мы же не хотим быть несчастными людьми, а жалеем мы, как правило, несчастных людей. Поэтому когда мы жалеем себя, мы констатируем такой факт — мы несчастные люди. Мне непонятно, зачем себя жалеть, когда можно себя поддержать, утешить, приободрить, можно себе сообщить какую-то благую надежду. Почему именно жалость? Почему такое чувство?
Есть люди, которые категорически разделяют жалость и сострадание. Я не отношусь к ним, тем не менее, я много раз слышал, что сострадание — это очень высокое и очень правильное чувство, а жалость унижает другого человека. Я не уверен, что это так, но, тем не менее, я достаточно часто это слышу. И здесь, мне кажется, совершенно не обязательно себя жалеть, гораздо важнее о себе заботиться.
Какой смысл жалеть голодного? Его надо накормить. Какой смысл жалеть нагого человека, который замерзает? Его надо одеть. Мы его кормим и одеваем не из жалости, а потому что это необходимо, потому что элементарное чувство сострадания и любви к человеку этого требуют.
— У вас был момент, когда вы себя жалели, а потом от самого себя испытывали разочарование?
— Конечно, если бы таких ситуаций в моей жизни не было полным-полно, я бы не понимал, какая это огромная беда — жалеть себя. Я всегда был очень предрасположен к жалости к самому себе. И с большим трудом и мучительно ее изживал. Я убедился в ее полной нерациональности.
Знаете, когда ты в детстве упал и разбил коленку так, что с нее сошла вся кожа, и ты видишь там какое-то месиво — кровь, грязь, еще, может быть, рядом валяется сломанный велосипед, очень хочется расплакаться. Но на самом деле надо бежать и обрабатывать рану, чтобы столбняк не приключился.
— Вы можете рассказать о себе, что вас изменило?
— Вы знаете, Лера, наверное, тут никаких особых секретов нет. Я все детство практически проболел, у меня было то одно, то другое, то третье, то бронхиальная астма, то туберкулез, то от прививки я чуть не умер, то от супрастина у меня был отек легких. Все мое детство — это какая-то реализация фильма «Невезучие» в отдельно взятой жизни.
Поводов для жалости было полным-полно, причем это были не основные, хватало каких-то более тяжелых обстоятельств жизненных. Я понял, что если я буду себя жалеть, то я останусь в состоянии этого сломленного, несчастного, загнанного, запуганного существа, а я не хотел таковым быть. Я понял, что если я не начну все это перерастать, если я не начну двигаться вперед, то от моей жизни ничего не останется.
Мне всегда хотелось, чтобы меня кто-то пожалел. Но самому себя мне жалеть не хотелось, а потом пропало желание, чтобы кто-то жалел. Я перестал видеть в этом смысл.
Был замечательный американский фильм — история Рудольфа Абеля. На самом деле другие имена, другие обстоятельства, но это неважно, мы знаем эту историю как историю Рудольфа Абеля. Когда Рудольфу Абелю его адвокат говорит, что, скорее всего, ему грозит как советскому разведчику смертная казнь, поскольку речь идет о секретах очень важных, которые посредством него были переданы Советскому Союзу, он сохраняет полное спокойствие и невозмутимость. Адвокат удивляется и говорит: «Вы понимаете, что речь идет о вашей смерти?» — «Понимаю». — «Вы не волнуетесь?» Он в ответ: «Это поможет?»
Я часто волнуюсь, но каждый раз я стараюсь себе задать этот вопрос: «Это поможет?» Нет, это совершенно мне не поможет. Жалость к себе отнимает у меня силы, время, энергию, которая мне нужна, и блокирует то, чем я действительно мог бы себе помочь. И смысл какой? Это настолько нерационально, что даже не хочется этим заниматься.
— Как же людям перейти в это рациональное состояние? Что бы вы посоветовали?
— Часто авва Дорофей говорил о том, что грех, которым человек тяготится, не бывает долговременным. Что значит по-настоящему тяготиться тем или иным грехом? Мы зачастую ощущаем некую тягость греха, тем не менее, с этой тягостью миримся. Когда человек по-настоящему тяготится грехом, когда этот грех его мучает, то его душа начинает этот грех ненавидеть, потому что он мешает ей жить. И она пытается от него освободиться неким естественным образом.
То же самое и здесь. Можно все остальное не осмыслять, но свою собственную жизнь осмыслить совершенно необходимо. Если мы не анализируем ее, то мы и не приходим к выводу о том, что нам в нашей жизни мешает. Тогда говорить о рациональном, правильном рабочем отношении к тому, что с нами происходит, конечно, очень сложно. Я считаю, что путь к этому рациональному отношению, о котором вы спрашиваете, заключается в том, чтобы осмысленно проживать свою жизнь и пытаться понять, что в моей жизни Господь для чего устроил, чем я могу воспользоваться и наоборот, от чего я должен постараться избавиться.
На мой взгляд, это и есть тот внутренний труд, та работа, которая делает христианскую жизнь по-настоящему интересной. Тут уже не приходится задаваться вопросом, чем эта жизнь должна быть наполнена. Тут выясняется, что христианская жизнь состоит не только из того, что человек ходит в храм, не только из того, что человек совершает молитвенное правило и читает определенные книги, нет, он еще думает, он еще анализирует, он принимает решения — это правильно, а это неправильно, потом проводит работу над ошибками, и так всю свою жизнь. Еще он постоянно напоминает себе о том, что в его жизни главное и ради чего все это.
Как оставаться счастливым даже в тяжелые времена
— Все же с чего конкретно начать этот процесс? Есть инструкция?
— Вы знаете, Лера, это очень простая вещь, и о ней сегодня не говорит разве что ленивый. Процитирую святителя Иоанна Кронштадтского. Когда его спросили священники, перед которыми он выступал, что помогало ему созидать свой внутренний мир и стать тем, кем он стал, он сказал простую вещь: очень важно вести дневник. Казалось бы, какой чудной путь к святости — вести дневник. На самом деле людей, которые всерьез ведут дневник и для которых он становится способом работы над собой, оказывается, очень мало.
Ради того, чтобы преуспеть в бизнесе или достигнуть сиюминутных земных целей, люди проявляют необходимое усердие. А чтобы познать, что внутри нас происходит, разобраться со своей внутренней жизнью… мало у кого хватает решимости этим заниматься. Людей, которые, прожив день, заканчивают его анализом того, что в течение этого дня они сделали не так, почему они сделали не так, каким образом это можно изменить, очень мало. Людей, которые записывают каждый день свои грехи, побольше, но это не совсем то, что нужно. Недостаточно просто вечером записать то, что ты сделал не так, во всем этом нужно разобраться, за всем этим стоит определенная жизнь, к которой нельзя подходить формально.
Я бы посоветовал начинать именно с этого — с ведения дневника разумного и осмысленного, который является инструментом для анализа нашей текущей жизни, и с испытания своей собственной совести и разбора, почему мы поступили так, хотя надо было поступить иначе. Что означает, если мы человеку поставили подножку, какая слабость наша в этом обнаружилась? Или наоборот, какую силу мы в себе увидели, вопреки представлениям о своей немощи. Это очень-очень важно.
Еще святитель Феофан Затворник советовал к этому добавлять записывание неких добрых мыслей. Бывает так, что появляется какая-то мысль, которая буквально, как какой-то светильник, освещает нашу жизнь. Это может быть мысль духовная, это может быть мысль совершенно жизненная, рациональная, но мы понимаем, что в один момент эта мысль появилась — это то, что в разных традициях называется озарением. Мы забываем это ощущение, забываем это переживание. Когда мы перечитываем то, что мы об этом написали, если мы это делаем всерьез и глубоко, то мы возобновляем в себе ощущение озарения, и в нашей жизни появляется то, что ее вновь освещает.
— Я хочу сказать, что мы ждем вопросов от тех, кто нас сейчас смотрит. Пока пришел такой: как называется фильм о Рудольфе Абеле?
— По-моему, он называется «Шпионский мост». Это тоже очень интересная история, она немного связана с тем, о чем мы говорим. У Рудольфа Абеля на самом деле фамилия была Фишер, он назвался чужим именем, когда его поймали, это имя человека уже умершего. Это была не его вина, это был не его провал, это был провал его руководства, которому он многократно указывал на то, что этим все кончится.
К чему об этом говорить? У него была тяжелейшая детская травма. У него был брат, которого очень любили его родители, в частности его мать. Его брат утонул, а он нет. Его мать постоянно в детстве говорила одни и те же слова: «Почему утонул он, а не ты?»
— Какой ужас!
— Наверное, ничего страшнее ребенка не может травмировать. Безусловно, если посмотреть на его фотографию, в его глазах какая-то удивительная грусть. Но если представить себе, какой был ужас у этого человека, то надо отдать ему должное в том, насколько он смог эту свою обиду, боль, скорбь преодолеть. Когда он находился в заключении, безусловно, его мужеству, стоическому отношению к происходящему американцы удивлялись.
В фильме очень многие моменты оказались искажены, но он исполнен поразительного уважения по отношению к Абелю. Это тем более странно, потому что этот фильм в чем-то антиамериканский и вышел в период нашего нового противостояния, в котором мы сейчас находимся, это очень было чудно.
— Мы говорим про подвиг, про то, что наша жизнь — испытание. Как не свалиться в состояние ломовой лошади? Когда тянешь лямку и все.
— Я сейчас приведу еще один образ, за который, боюсь, когда-нибудь поколотят, в конце концов. Преподобный Амвросий Оптинский говорил о том, что духовная жизнь должна быть подобна работе бурлаков — они не все время тянут с одной и той же силой, то они потянут, то чуть-чуть отпустят, то потянут, то чуть-чуть отпустят. Если бы они тянули все время с одной и той же силой, они бы очень быстро надорвались.
Суть в том, что усилие должно чередоваться с неким отдыхом. Но мы все-таки не бурлаки, мы не тянем лямку с безысходностью. Мы можем рассчитать периоды отдыха и интенсивного труда.
Меня в свое время поразила вещь «Невидимые грани» преподобного Паисия Святогорца, он говорит: «Если тебе нужно помолиться час и ты не хочешь категорически молиться час — тело твое устало, все в тебе противится, ты понимаешь, что час — это очень много. Что нужно сделать?» Он дает совершенно поразительный совет: «Скажите, я помолюсь 15 минут и ни минутой больше, ни за что. 15 минут». Ты молишься 15 минут, когда 15 минут подходят к концу, ты говоришь: «15 минут прошло, может, еще 15 минут? Но не больше». Молишься еще 15. Когда уже три по 15 прошло, тогда уже надо дотянуть последние 15. Такого рода приемов на самом деле можно придумать очень и очень много, и они совершенно законные и оправданные, потому что они нам помогают в том, что для нас по-настоящему важно.
При этом никогда не надо забывать нашего противника. У него есть такой излюбленный пример — когда с нами происходит что-то хорошее, он подходит и говорит: «Это очень скоро кончится. Не радуйся». И человек то время, которое мог бы отдать радости и благодарить за это Бога и людей, отравляет тем, что он это вскоре потеряет. Наоборот, когда происходит что-то плохое, подходит враг и очень тихо, убедительно говорит: «Вот это не кончится никогда». Это касается искушения, скорби, трудных обстоятельств, это касается какого-то труда, который в этот момент нам представляется непосильным.
Почему нужно говорить «15 минут»? Потому что мы этими 15 минутами не только свою немощь обманываем, мы еще врага обманываем, он говорит: «Ты час не сможешь». Не смогу, конечно, а 15 минут смогу.
— Отличный прием. Вот как раз вопрос от читателей. «Что делать, если во взрослой жизни постоянно тяжелые испытания — операция, болезни близких, а ты одинока, все сама. Очень сложно выносить и быть всегда сильной. Иногда хочется, чтобы меня пожалели, а некому. Что делать?»
— В этом случае я хотел бы задать вопрос тому, кто этот вопрос задал: что делать? У меня есть ответ для себя, но я боюсь, что этот ответ может не всех устроить. Поэтому хотел бы сначала услышать, какие предположения у того человека, который в этом состоянии находится.
— Это очень сложно, потому что это не сейчас написали, а мы собирали вопросы заранее.
— Я могу сказать, исходя из своего собственного опыта. У меня в жизни было много случаев, когда все описанное в моей жизни в один тугой узел завязывалось и собиралось. Казалось, что внешние обстоятельства явно лишают возможности быть счастливым. Но я опять же убежден в том, что каждый человек создан для счастья и для человека быть счастливым совершенно естественно.
Как это примирить с тем, что обстоятельства жизни внешним образом свидетельствуют о несчастье человека? Болезни, необходимость нести на себе определенный груз заботы о других людях, отсутствие помощи, отсутствие участия. Но я все равно убежден, что человек должен быть счастливым.
Сам я очень хочу быть счастливым, поэтому у меня есть некий четкий настрой на то, что никакие внешние обстоятельства не должны у меня это счастье отнять. У меня есть вера в то, что мое счастье или несчастье абсолютно не зависит от внешних обстоятельств. Потому что много раз, напротив, когда обстоятельства были достаточно благополучны, я счастливым себя не чувствовал. Я знаю огромное количество людей, у которых обстоятельства настолько благополучны, что большего желать нельзя, а они глубоко несчастны и одиноки, и страдают.
Это приводит к непреложному выводу: счастье или несчастье человека складывается не из внешних обстоятельств жизни, а из того, что происходит в его сердце.
Можно говорить о том, что это трудно, можно говорить, что это требует колоссальной работы над собой. Требует. Но эта работа ради того, чтобы быть счастливым. Я счастливым очень хочу быть. Я всегда думал, если, не дай Бог, я ослепну, что мне делать тогда? Как мне при этом быть счастливым? Если я попаду под трамвай, мне отрежут ногу, как мне при этом быть счастливым?
— Придумали?
— Ничего другого я не придумал, кроме того, что человеческая жизнь имеет ценность перед Богом, невзирая на то, что с человеком происходит, с ногами он или без ног, с глазами он или без глаз. Я понимаю, если в какой-то момент я не готов все это потерять и при этом остаться счастливым, значит, моя жизнь находится в опасности, поэтому мне нужно работать над собой, для того чтобы ничто меня не могло несчастным сделать — это некая цель. Не потому что я хочу быть счастливым, не потому что я считаю, что счастье — это самоцель, а потому что Господь создал человека для счастья. Именно будучи счастливым на земле, человек может по-настоящему благодарить Бога за то, что Господь ему эту жизнь дал.
Можно ли научить ребенка быть сильным
— Вы можете вспомнить момент, когда вам было очень плохо, а вы радовались тому, что у вас есть?
— Таких моментов достаточно много было в жизни, как правило, это было связано с какими-то потерями. Это потери близких людей. Это бывало связано и с утратой иллюзий, потому что одно из самых страшных испытаний, которое человек переживает в жизни, — когда его иллюзии касаются чего-то важного, по-настоящему ценного и значимого для него.
У меня было во всех этих ситуациях желание выплыть, выкарабкаться и найти то, за что можно ухватиться, когда ты уже в болото провалился, и остаться на твердой поверхности. Я каждый раз понимал, что эта скорбь, эта боль, это страдание делает меня очень близким к Богу. Я как-то это ощутил…
Я думал о смерти очень близкого мне человека, который ушел из жизни таким образом, что и помолиться за него, к сожалению, нельзя. Это страшной болью мое сердце наполнило. Я понял удивительную для себя вещь: когда я испытываю такую боль, я оказываюсь в такой глубине своего сердца, в которую никогда другой человек не сойдет. Только в этой глубине по большому счету я могу встретиться с Богом, потому что только Он может меня там, в этой глубине найти, найти и из нее вернуть.
То же самое касается абсолютно любого человека. Я считаю, что пережитая боль совершенно оправдана в том, что она мне дала этот опыт, который совершенно бесценный. Это из тех опытов, которые нужно не то что записывать, а где-то вырезать на сердце, потому что они легко забываются, а помнить их нужно обязательно.
— Вам, кстати, под одним из эфиров женщина написала комментарий, что у нее сын умер двадцатилетний, и просила ее пожалеть. Она писала: «Мне так плохо! Я убита горем, пожалейте меня». Наверное, здесь как раз нужно жалеть?
— Здесь действительно нужно жалеть. Я очень хорошо понимаю, к сожалению, эту боль. Нет каких-то человеческих слов, и нет человеческой логики, которая могла бы помочь эту боль преодолеть. Порой в каких-то ситуациях человек человека может обнять, прижать к груди и ничего не говорить, потому что все слова абсолютно бесполезны. Но нужно постараться найти то положение, в котором вас будет обнимать не человек, потому что такие отношения ограничены, а прийти к тому, что почувствовать, как тебя обнимает Господь — вот это самое главное, к чему можно стремиться. Я ничего другого не знаю. Нет никакого другого утешения, как можно человека утешить в такой ситуации. Все остальное оказывается совершенно не действенно.
— Вопрос из чата: «Как узнать, находишься в состоянии жалости к себе или живешь рационально?»
— По плодам, по результатам. Жалость человека к самому себе его расслабляет, она его отвлекает от живой реальной деятельности. Она лишает его энергии, сил, способности по-настоящему творчески мыслить.
А если человек видит, что его жизнь начинает упорядочиваться, собираться, у него появляются силы, потому что раньше они были рассеяны, а сейчас сошлись в некий единый целостный пучок — это то рациональное отношение к жизни, о котором мы говорим.
— Вопрос про детей: «Как научить ребенка быть сильным? Сейчас дети расслаблены, мы их поддерживаем, мы о них заботимся. Приходится и в школе заступаться, и помогать так, как нам не помогали. Понимая, что когда-то ребенок столкнется с трудностями и трагичностью жизни, как научить противостоять?»
— Мне кажется, что в вопросе заключен ответ. Очень важно, чтобы на протяжении всего периода, когда ребенок остается ребенком, он чувствовал, что его родители находятся рядом с ним. Что нет такого момента, когда он может перестать на них надеяться, когда они могут его подвести, когда он на них рассчитывает, а их рядом не будет. С другой стороны, ничего за ребенка делать не надо. Все, что он должен делать сам, он должен делать сам.
Детская книжка замечательная, которую я очень любил, когда мне было 7–8 лет, была про тюленя. Он попал в человеческую семью, поэтому жил не как тюлени, у него была какая-то неправильная жизнь. Потом его пришлось учить плавать, никто не верил, что тюлень не умеет плавать. А он не умел плавать, потому что он прожил на суше фактически всю свою сознательную жизнь. Когда его учили плавать, он тонул и не хотел идти в воду. Почему? Как учит маленького тюленя плавать его мама-тюлениха? Знаете, как? Это совершенно потрясающая вещь. Она плывет под ним, а он фактически лежит на ней. Она в какой-то момент чуть уходит в глубину, а он начинает барахтаться сам, она чувствует, что он проваливается, и она его опять выталкивает наверх, потом опять уходит вниз. Это образ воспитания.
Если нужно найти образ того, что есть синергия — взаимодействие божественной силы и человеческой силы, божественная воля и человеческая воля, более точного образа я не нашел. То же самое касается воспитания — быть рядом, но в то же время обязательно учить действовать самостоятельно. Да, здесь есть всегда риск возложить на ребенка тот груз, который он еще не в состоянии понести. Вот это, к сожалению, те ошибки, от которых никто не застрахован. Здесь надо быть очень осторожным, взвешивать нужно, если есть такая возможность, по грамму, а она не всегда есть, к сожалению.
Почему не надо брать пример с морских котиков
— Да, это сложный путь. Раз мы заговорили о животных, я недавно читала пример про морских котиков, которые живут на камнях, и они выталкивают оттуда своих повзрослевших детенышей. Они плачут, но их никто не жалеет, потому что если детеныш не уйдет и не найдет свой новый камень, погибнет вся семья. Как вам такой пример, так можно — просто столкнуть?
— Я очень мало знаю про жизнь морских котиков. Думаю, что с людьми так поступать не стоит.
Тоже недавно читал о морских котиках, только о других, о спецподразделении известном американском. Там система подготовки такая, что перед тем, как человек проходит отбор в это подразделение, его пытаются заставить уйти, над ним буквально издеваются. Ему дают ту нагрузку, которая в реальной жизни ему не пригодится. Его пытаются сломать, для того чтобы он махнул рукой, плюнул и ушел. Как автор этой книги описывает, когда ему в глаза посмотрели инструкторы и прочли в его глазах, что он умрет, но не уйдет, они прекратили испытание, потому что поняли: всё, он готов.
Может быть, морские котики настоящие тоже чего-то такого от своего ребенка пытаются добиться? Все-таки в семье такие методы воспитания не совсем правильные. Это уже такая область экстремального, которой нам не обязательно нужно касаться.
— Если говорить о нашем одном спецназе, я знаю, что у нас новичок приходит, на него выпускают трех подготовленных бойцов. С которыми он по очереди должен вступить в бой. Рядом дежурит доктор. Тех, кто не выдержал, оттаскивают. А кто выдержал, получает берет. Мы должны быть в жизни, как они, или можно все-таки полегче?
— Не думаю. На самом деле раньше достаточно часто при такого рода сдаче на краповый берет люди получали челюстные травмы, а потом был период, когда несколько человек погибло во время этого испытания. Сейчас говорят, что эти испытания стали проходить гораздо более гуманно.
— Мы не берем с этого пример?
— Да, мы не берем, это не те методы воспитания. Не все методы подготовки спецназа годятся для нашей жизни.
Проблема в чем заключается? Мы иногда поневоле, выйдя на улицу, попадаем в какие-то ситуации, которые и спецназовца могут в затруднительное положение поставить. Беда в том, что жизнь такова порой. Поэтому, мне кажется, человеку в жизни нужно быть готовым ко всему.
Нельзя со всем справиться, нельзя все преодолеть, нельзя в любой ситуации правильно поступить. Но какая-то внутренняя готовность к тому, что может быть все что угодно, должна быть.
Дело не в том, что надо их бояться и отравлять свою жизнь их ожиданием, но если это приходит, надо отнестись к этому как к чему-то, что вполне закономерный характер носит, тогда проще.
О чем лучше не думать
— Я читаю комплимент из чата вам, как есть, так и зачитаю: «Добрый вечер! Очень толковый мужик у вас сегодня в эфире, даже вопросов нет».
— Спасибо.
— Следующий вопрос от девушки: «Я хочу замуж. Это желание счастья?»
— Если считать, что замужество — это непременно путь к счастью, я рискну сказать, что это ошибочная мысль. Потому что элементарный опыт показывает, что есть масса людей, которые в брак вступили, и девушки, которые замуж вышли, но счастливыми не стали. Почему? Наверное, у них не хватало еще чего-то важного. Это может быть связано и с выбором не совсем правильным, может быть, связано с какими-то внутренними процессами, в том и в другом человеке происходящими.
Нельзя подходить к браку вот так утилитарно и считать, что брак — это обязательно путь к счастью. Брак — это следствие того, что два человека друг друга любят или предполагают, что могут друг друга полюбить, что эта любовь в их сердце уже родилась и она имеет возможность вырасти во что-то большое и настоящее, подлинное. Поэтому не надо к браку относиться таким образом.
Кроме того, есть наблюдение, от которого никуда не уйдешь, это касается и мужчин, но мужчин в меньшей степени. Если на девушке написано «хочу замуж», это всегда приводит к тому, что мужчины куда-то начинают испаряться, они этого очень пугаются. Почему? У мужчины появляется ощущение, что за ним охотятся. Мысль «я не выйду замуж» — это кошмар, который очень сильно мешает жить. Мне кажется, чем меньше девушка об этом думает, тем скорее она замуж выходит. Не согласны?
— Сразу хочется пожалеть себя: как это так, замуж не выйду?
— И не надо об этом думать. Почему о себе нужно думать настолько плохо, совершенно мрачно, почему так?
— В общем, это повод жалеть себя. Все же это серьезный вызов жизни — отсутствие детей и мужа.
— Конечно. Но почему эта девушка должна остаться без мужа? Почему какой-то молодой человек должен остаться без жены? Почему они с самого начала программируют себя на такое несчастное стечение обстоятельств в своей жизни?
Опять замечательный пример, вы можете сыну в какой-то ситуации сказать: «Ты что-то понесешь, смотри, не урони это». Вы на 100% его программируете, что он это грохнет, понимаете. Вы можете сказать: «Будь осторожнее. Это надо отнести отсюда туда».
— Это как раз о том, чтобы подумать, прежде чем сказать, хотя бы секунды две, потому что мы пользуемся привычными фразами. Мой сын летом играл в мяч с друзьями на даче, прошла мимо бабушка и сказала: «Только в окно не попадите». Конечно, они ей расколотили окно через 30 секунд.
— Надо анализировать эти привычные фразы и определиться с тем, каков их источник. Может быть, если во всем этом разобраться, демонтировать, жизнь станет гораздо более безопасной.
— Еще прислали вопрос. Отец Нектарий, что бы вы сделали, если бы много лет рядом с вами был человек снисходительный к себе и крайне требовательный к другим. Стоит ли такому что-то доказывать?
— Смотря кто этот человек. Если это близкий друг, брат, сестра, то да, доказывать стоит. Если взаимоотношения носят характер взаимного воспитания, то я думаю, что надо изыскивать способы, которые могут привести, в той или иной степени, к результату, просто потому, что этот человек нам не безразличен и мы не можем быть в его отношении равнодушны.
Но если мы понимаем, что это не тот человек, который готов нас слушать, будет поддаваться нашему благотворному влиянию, то лучше для себя эту тему закрыть. Потому что ни к чему, кроме конфликтов, ни к чему, кроме обострения взаимоотношений, это не приведет.
— Вас часто обвиняют в отсутствии сострадания и в жестокости, когда вы тему про жалость начинаете обсуждать с прихожанами, с теми, кто к вам приходит?
— Практически никогда этого не было с прихожанами, никогда этого не было в каком-то живом общении. 20 лет я служу в сане, какие-то отдельные случаи были.
Когда речь об этом заходит в сети, то ситуация совершенно иная, тогда огромное количество такого рода обвинений. Я думаю, это вполне закономерная вещь. Почему? Когда о такого рода вещах начинаешь говорить, ты человека беспокоишь. Человек начинает всеми силами от тебя отталкиваться и пытаться закрыть для себя эту тему, потому что он не хочет об этом думать.
У меня тоже есть масса вещей, о которых я не хочу думать, у меня тоже бывает так, когда кто-то из близких мне людей заговаривает со мной на такие темы, на которые мне говорить не хочется, потому что у меня нет на это сил, я подумаю об этом не сейчас, а после. Я прекрасно понимаю, что «после» может не быть и после нужно будет еще о чем-то подумать, поэтому я всегда этим людям бываю благодарен.
Знаете, известный пример — собака, которая лаяла и будила человека, который замерзал в снегу, она очень его раздражала, но она не дала ему погибнуть.
Тот, кто не боится удара
— Вы говорили, что надо относиться к обстоятельствам жизни, к вызовам жизни как к тому, что помогает вырасти. Можете раскрыть эту мысль? Как нам все-таки относиться к тому, что нас со всех сторон бьет, на нас падает, катастрофы, опять же, пандемия эта? Многие сейчас чувствуют себя несчастными.
— Лера, вы меня спросили, что помогло в свое время мне? Я считаю, что ребенку очень важно заниматься в детстве спортом, причем желательно, чтобы ребенок чувствовал и усталость, порой и какую-то боль, и дискомфорт, то есть что-то, что будет закалять его характер. Я в детстве занимался борьбой. Несмотря на все свои болячки, я для себя выбрал именно этот вид спорта, потому что мне казалось, что именно он может мне помочь.
В борьбе есть такой элемент, как набрасывание. Чтобы представить себе, что это такое — кто-то берет и 50 раз вас со всего маху шмякает о достаточно тонкий ковер, и вы 50 раз на него падаете. Это каждый раз небольшое сотрясение, по большому счету. А тот, кто падает 50 раз таким образом, а может быть, и 100 раз в хорошем приличном темпе, он не относится к этому как к издевательству над собой. Понимаете? Он относится к этому как к некоему элементу тренировочного процесса. Он понимает: я 50 раз упал, я поработал сегодня.
Так же и с жизнью. Условно, меня 50 раз сегодня ударила жизнь. К этому может быть два подхода. Я получил 50 синяков, и я себя жалею. Или я получил 50 синяков и благодаря этому стал понимать, что в этом нет ничего страшного, я приобрел некий опыт.
У меня тоже был такой глупый опыт, как у многих, наверное. Мне было 18 лет или 19, это был 1991 год, я возвращался достаточно поздно с работы, я тогда работал в «Аргументах и фактах», на мне была кожаная куртка. Помните или не помните, что происходило с людьми, которые шли по улице в кожаной куртке?
— Они оставались без нее, и хорошо, если живы.
— Я шел и о чем-то задумался. Какие-то тени передо мной мелькали, потом они материализовались, дали мне по голове дубиной сначала один раз, потом второй. Дубины были еще с железными шипами, которыми пропахали всю голову. В тот момент, когда вторая дубина опустилась мне на голову, а я уже от первого удара отключался и уже проваливался, терял сознание, я очень хорошо помню, как утрачивающееся сознание зафиксировало мысль: «Собственно говоря, в этом нет ничего страшного». Мне этот опыт кажется очень важным.
Ты всегда думаешь: вот ты окажешься на допросе, тебя будут мучить, будет какая-то ситуация, как все это пережить? Оказывается, в принципе, это не так страшно.
Вы знаете, есть такая вещь, она имеет некую область применения в нашей жизни — человек боится удара. Например, боится удара по лицу.
Очень интересная вещь: в тот момент, когда человека бьют, ему не больно, ему больно потом.
Необязательно это проверять, можно поверить на слово, но это действительно так.
Если ребенок занимается с детства какими-то бойцовскими видами спорта, дело не в том, что нужно обязательно научиться кого-то бить. Он может приобрести замечательный опыт, когда его бьют, в этом нет ничего страшного. Вы знаете, какую силу приобретает человек, который не боится, когда его бьют?
— Очень хорошо знаю.
— Да. Тот, кто бьет других, в этом нет никакой силы — у тебя есть физическая определенная способность, ты бьешь. Никакой тут добродетели нет. А когда ты способен совершенно спокойно переносить удары, которые сыплются на тебя, и ты понимаешь, что это опыт, что это то, что тебе дает некое расширение твоей зоны комфорта… То есть тебе комфортно, даже когда тебя бьют, на самом деле это очень хорошо, это очень полезно.
Очень важно уметь переносить какие-то внешние примеры в область жизни духовной, потому что тогда сразу становятся понятнее те механизмы, про которые мы читаем у святых отцов, которые мы никак на свою жизнь примерить не можем. Я до какого-то определенного момента очень не любил слова из песни Цоя: «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?» Я думал, что за жестокие такие слова? Потом я вдруг понял, что в них заключена изумительная правда. Я не имею права сказать другому человеку: «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?» Но самому себе я эти слова должен говорить регулярно. Если я буду слабым, меня в какой-то момент, может, просто не будет. Мне хочется быть до конца, до того момента, до которого Господь мне дает путем этой жизни идти.
Испытание или отсутствие благословения Бога
— Вопрос из чата. «Отец Нектарий, в случае трудностей в каком-то деле как понять, это испытание, чтобы преодолеть и продолжить, или отсутствие Божьего благословения на это дело?»
— У преподобного Варсонофия Великого и у Иоанна Пророка многократно в их ответах на вопросы учеников звучит такая мысль, что когда ты столкнулся с какой-то трудностью в принятии решения и у тебя нет какого-то человека, кому ты мог бы довериться, надо трижды помолиться о том, чтобы Господь тебя вразумил, как надо поступить. Если есть возможность, помолился один день, помолился второй, третий, и дальше смотри, куда склонится твое сердце и куда тебя направят обстоятельства. Очень часто воля Божия в обстоятельствах познается. Когда нет возможности ждать три дня, то они советуют прямо сразу: раз помолился, два помолился, три помолился, и дальше смотри, что будет в тебе самом происходить.
У меня неоднократно бывало так, что я о чем-то помолился, не зная, как поступить, вроде бы принял решение, мне показалось, что так мое сердце говорит, и вдруг проходит какое-то время, и появляется какая-то удивительная и полная ясность, что не надо так поступать, как я собрался. Когда я в этом решении утверждаюсь, понимаю, что с меня как будто плита какая-то упала. Я понимаю, что здесь я не ошибся, не с точки зрения рациональной, а с точки зрения, хочет Господь от меня этого или не хочет. Какой здесь действует механизм? Когда ты совершенно не хочешь поступить так, как ты хочешь, а у тебя есть лишь одно желание, чтобы твое действие было только сообразно воле Божьей, Господь как-то просвещает человека ради этого.
Если человек хочет узнать, как поступить, потому что он хочет поступить так, как ему будет выгоднее, здесь особенно на помощь рассчитывать не стоит, ее может не быть. Если это носит совершенно бескорыстный характер, тогда она приходит. То же самое и здесь. Иногда мы сталкиваемся с какими-то препятствиями, мы понимаем, что все у нас есть — и силы для преодоления этого, понимание, и более того, нам необходимо с этим препятствием сталкиваться, это для нас полезно.
Бывает, мы понимаем, что мы натолкнулись на какую-то стену и не надо дальше идти. Тут ответ находится не в обстоятельствах даже, а больше в сердце, но это некий живой органический процесс, который нельзя объяснить внешним образом, в него можно только войти.
— Не всегда надо биться головой об стену?
— Далеко не всегда. Порой нужно отходить в сторону и смотреть, а потом снова возвращаться, и так надо поступать несколько раз, в конце концов это понимание приходит. У аввы Дорофея есть прекрасный ответ, что если ты помолился о том, чтобы Господь тебя вразумил, как должно поступить, и после этого ошибся, это не так уж и страшно, потому что все равно ты хотел поступить так, как это угодно Богу, и тогда Господь твою ошибку исправит. Но если ты об этом даже не думал, а наломал каких-то дров, с этими дровами будет разобраться трудно.
Как пережить насмешки мужа или даже измену
— Вопрос грустный из чата. «Отец Нектарий, как относиться к постоянным, каждодневным насмешкам мужа? О том, что мне это неприятно, ему говорю. Понимаю, внутри меня идет борьба, итог — раздражаюсь, обижаюсь, а потом прощаю, естественно».
— Я думаю, что нужно изыскивать способы для перевоспитания мужа, подходить к этому вопросу творчески, привлекать специалистов и не отказываться от этой возможности. Почему? Потому что, как правило, люди, которые пренебрегают другими людьми, люди, которые так легко обижают, даже где-то унижают человека, находящегося рядом с ними, как правило, это люди не очень сильные. У них много уязвимых зон.
Ни в коем случае не хочу сказать, что нужно за причиненную боль мстить и что за это нужно наказывать, но как в какой-то ситуации объяснить ребенку, что чего-то делать нельзя, бывают ситуации, когда ребенка нужно взять и отвести в сторону. Я противник принципиальный любых телесных наказаний, но я считаю, что есть ситуации, когда ребенка можно как-то встряхнуть или даже шлепнуть по попе и сказать: «Ты не подходи больше к этой розетке», — потому что ты понимаешь: если ребенок к этой розетке подойдет, случится что-то страшное.
То же самое и здесь, когда человек в летах проявляет детское сознание, его нужно воспитывать, нужно находить способы его встряхнуть, заставить задуматься, даже на каких-то эмоциях его как-то направить в нужную сторону. Но то, о чем мы сейчас говорим, носит очень абстрактный характер, здесь нужно брать конкретную ситуацию, ее разбирать, желательно со специалистом. В данном случае со специалистом-психологом. Нельзя после этого выстраивать все свои отношения с мужем как постоянное противоборство, нельзя смотреть после этого на мужа только через призму психологии, но, тем не менее, очень во многих отношениях это может помочь.
— А если муж изменил? Вот мы говорили о внешних вызовах жизни, а бывают вот такие, которые ранят в самое сердце очень глубоко и тяжело. Как тут можно себя не пожалеть? Точнее, как из этого можно сделать вывод, что это чему-то нас научит? По-моему, это просто трагедия и всё.
— То, о чем вы говорите — это, безусловно, повод для очень сильных и глубоких переживаний. Но опять возникает вопрос: какой в них смысл? Я буду переживать. Я дам этой боли меня захлестнуть, сполна выпью эту чашу горести, страдания. Не хочу ее пить. Зачем? Случилось уже. Вещь сама по себе очень горькая, болезненная, тяжелая. Если я могу не усугублять своего страдания, я постараюсь его не усугублять. Я направлю свою энергию и свою мыслительную силу на другой путь — я постараюсь понять, почему это случилось и как с этим быть. Мне кажется, это очень важно.
С одной стороны, любая измена — это трагедия, но я решусь сказать, что не любая измена является предательством.
Необязательно, чтобы это объяснить, обращаться к примеру евангельскому и проводить границу между апостолом Петром и Иудой, достаточно, наверное, посмотреть на те примеры, которые окружают нас. Бывает так, что человек человека действительно предает, цинично с ним поступает, жестоко, использует его, как некий материал строительный, а потом либо выбрасывает его, либо на нем сверху что-то строит. Вот это практически настоящее предательство, осознанное и циничное.
Бывает так, что человек изменяет не мужу, не жене, он изменяет в первую очередь самому себе, с ним происходит нечто такое, от чего он ломается. Он долго-долго шел неправильным путем, и этот путь привел его к тому, что он внутренне надломился, он отдалился, либо муж от жены, либо жена от мужа, он ушел куда-то в сторону. То, что с ним происходит, он пытается пережить, но один он с этим не справляется. Каким-то следствием этого явилась, например, измена.
Как, например, у человека есть проблема в позвоночнике, а точка локализации этой проблемы в колене у него проявляется, и он хромать начинает. Так происходит и здесь. Понятно, что измена в супружеской жизни — это не колено и не позвоночник, а нечто более тяжелое, но если есть ощущение ответственности за этого человека, если есть к нему любовь, то, может быть, удастся понять, что это не столько твоя трагедия, сколько это его трагедия — и будут силы это пережить и помочь ему из этого состояния выйти.
— Именно так жена или муж могут вырасти?
— Да. Вырастание и происходит. Когда вы были с человеком вровень, вы находились рядом, а теперь, для того чтобы ты смог человеку помочь, нужно его перерасти, буквально взять его в ладони, поместить там, скорее, в сердце, и его вытащить из этой ситуации.
Безусловно, бывает иначе, бывает так, что после измены, после предательства приходится принимать совершенно другое решение о том, что дальнейшая жизнь оказывается невозможной, но эти решения принимаются на основании очень-очень многих факторов — прежде всего, из того исходя, что за этой изменой стояло, исходя из того, что за отношения этих людей связывали. Мне приходилось видеть семейные пары, которые переживали такого рода измены. Я не могу сказать, что эти измены становились в их жизни какой-то трагедией, которая ломала их жизнь. Они дальше шли вместе, не потому что они отнеслись к этому легкомысленно, не потому что они сказали: «Что тут особенного, изменил (или изменила)?» Нет, не так. Но было нечто гораздо большее, что помогало с этим справиться.
А были случаи, когда люди игнорировали измену близкого человека, просто потому что боялись остаться в одиночестве — это я не могу считать правильным, это неправильный выход из этой ситуации совершенно.
— Это тоже из серии жалости к себе?
— Да, конечно. Одно дело — остаться с человеком, потому что ты его любишь по-настоящему, ты понимаешь, что эта любовь его спасает и тебя самого спасает. Другое дело — когда ты за него держишься, как за что-то такое, без чего ты пропадешь — это разные совершенно вещи. В одном случае это любовь, в другом случае — это и жалость, и какая-то корысть.
Чтобы другой человек мог правильно отнестись к тому, что он сделал, на какой-то момент его нужно удалить куда-то и сказать, что к этому нельзя относиться как к рядовому событию. Должно пройти какое-то время, ты должен осмыслить, и я, а потом уже будем решать, что с этим делать. Очень по-разному бывает. Нет тут единого рецепта. Знаете, это как какое-то взрывное устройство, в одном случае красные проводки нельзя перерезать, в другом случае зеленые, поэтому надо разобраться, какие проводки куда ведут и что с ними вообще делать.
Ничего не бывает вдруг
— Вопрос был в том, что нам легче какие-то физические вещи выдерживать: болезнь, например, или катастрофу, стихию, чем измену или проблемы с детьми. Мы можем сказать: «Это обстоятельство помогло мне вырасти. У меня сгорел дом, я построил себе другой». А вот в случае предательства, мне кажется, это очень сложно.
— Лера, тут возникает вопрос, на мой взгляд, очень важный. Почему с нами постоянно что-то происходит вдруг? С нами недопустимо много всего происходит вдруг. Ладно, когда у нас вдруг нашлась какая-то болячка, хотя есть какие-то нормы, с какой периодичностью нужно проходить обследования, сдавать определенные анализы и прочее. Да, это мы порой упускаем, это бывает.
Когда речь идет о нашей собственной жизни, о людях самых близких для нас, из которых наш мир состоит, ближний мир, когда с ними что-то происходит вдруг, и с нами что-то происходит вдруг, или с нашими отношениями что-то происходит вдруг, это говорит о том, что мы не живем, а спим по большому счету. И самые важные вещи в своей жизни мы проспали. Наверное, на это нужно в первую очередь обращать свое внимание.
— Да, вы абсолютно правы. Когда я спрашивала психологов о тех подростках, которые вдруг совершают самоубийство или вдруг берут автомат и идут в школу, то психологи говорят одно и то же: «Ничего не бывает вдруг».
— Конечно, Лера. Представьте себе ситуацию: приходит в храм мама, убитая горем — ее 16-летняя дочь покончила с собой. Она стояла в подъезде с какими-то ребятами, а потом сделала это. Я спрашиваю маму, что в ее жизни происходило, почему она могла такое решение принять. «Я не знаю». Я говорю: «Эти ребята, которые рядом находились, кто они?» — «Я не знаю». — «Вы имена кого-то из них знаете?» — «Не знаю». — «Что их связывало, объединяло в жизни?» — «Не знаю». — «Вы уверены вообще, что она сама, или с ней это сделали?» — «Может, такое может быть».
Я иногда слушаю ее, может быть, это страшно прозвучит, но если бы у меня была мама, которая обо мне ничего не знает, я был бы на месте 16-летней девочки, может быть, мне никаких других причин не понадобилось, чтобы подобное совершить. Этого одного было бы достаточно.
— Ох. Нас благодарят за эфир: «Благодарю за ответы. Как интересно вас слушать!», «Отец Нектарий, спасибо за этот эфир. Услышала ответы на многие вопросы». Очень приятно такое читать, спасибо. И новый вопрос: «Если человек видит, что ежедневные оскорбления неприятны, и начинает делать их намеренно, ведь в Евангелии сказано: “Благословляйте проклинающих и оскорбляющих вас”. У меня не получается».
— Знакомый мне рассказал одну ситуацию про человека со сложной жизнью и неоднозначным прошлым. У того родился ребенок. Когда сыну было 3–4 года, знакомый наблюдал такую сцену. Мальчик подходит к отцу и дает ему оплеуху, такую хорошую звонкую оплеуху, а тот умиляется. Знакомый спрашивает: «Чему радуешься?» Тот говорит: «Он находится в стадии познания мира. Находясь в стадии познания мира, он дал мне оплеуху, не надо его в этом ограничивать. Пусть он знает мир и всю правду о нем». Знакомый ответил: «Сейчас ты своему ребенку сообщил об этом мире страшную ложь о том, что можно отцу дать оплеуху и все будет нормально».
Семья и происходящее в ней — это то, что все-таки является процессом воспитания и самовоспитания, и взаимовоспитания. Это, естественно, касается не только родителей и детей, но и супругов. Поэтому ответственность за супруга или за супругу не позволяет просто так смиряться с тем, что супруг или супруга делает не так. За этого человека надо будет давать какой-то ответ по поводу того, как он прожил жизнь. Пока есть какой-то шанс его изменить, нужно стараться.
Поэтому нужно находить опять-таки те точки, в которых можно взять верх — не шантажом, не хитростью, не лукавством, но некоторым совершенно естественным образом. Мы не можем порой от человека многих вещей добиться, но мы можем добиться одного — чтобы он нас уважал. Для этого мы можем использовать те методы, которые окажутся уместны.
— Как насчет Евангелия и этих слов: «Благословляйте проклинающих вас»? Это не относится к мужу, который специально издевается?
— Вы понимаете, что значит «благословляйте»? Написано: благословляйте, а не кляните. Речь не идет о том, что мужа, который издевается, надо клясть. Это не значит, что его нужно проклинать и желать ему, чтобы он упал и шею себе сломал. Нет, безусловно. И молиться надо о его вразумлении, жалеть его надо, потому что унижать может только лишь человек глубоко ущербный и сам униженный. Но то, что его нужно перевоспитывать всеми возможными способами, это, безусловно, так.
Знаете, если это касается не только мужа и жены, а если это касается еще и детей, если отец унижает детей, я убежден, что мама, какой бы она ни была слабой и немощной, она ни в коем случае не должна идти здесь на поводу у него, она должна своих детей защищать. Если отец представляет угрозу для детей, то мама должна быть их защитницей. Это очень трудно бывает порой. Я прекрасно это понимаю. Другого способа из этой ситуации выйти нет, потому что ребенок окажется совершенно искалеченным.
Причем ребенка калечит не только то, что папа его бьет, а то, что мама на это смотрит и ничего с этим не делает — это такая травма, после которой жить очень сложно. Я не хочу сейчас говорить о том, что в этой ситуации маме надо взять в руки сковородку и дать папе по голове, потому что кто-то так поступит, а потом скажет, что отец Нектарий посоветовал. Я ни в коем случае так говорить не хочу, но бывают ситуации, когда по-другому и нельзя.
— Да, это отдельная большая тема. Тут еще пришел вопрос о трудности принятия решения, помните, мы полчаса назад говорили о молитве трехдневной. «К вопросу о сложности принятия решения. Как надо молиться, какие молитвы — своими словами, или акафисты, или как?»
— Я думаю, что в данном случае совершенно естественно молиться своими словами, чтобы Господь вразумил, как должно поступить, чтобы исполнить Его волю. Есть замечательная молитва, которую хорошо бы, на мой взгляд, читать каждый день, и она тогда естественным образом подсказывает, как и о чем человек должен молиться. Это молитва святителя Филарета, митрополита Московского, она начинается словами: «Господи, не знаю, о чем мне просить у Тебя. Ты един ведаешь, что мне потребно». Знаете, наверное? «Ты зришь сердце мое. Зри и сотвори по милости Твоей».
— Правда, есть еще какие-то молитвы, которые выводят человека из состояния жертвы и приводят к состоянию рациональному?
— Это благодарение Бога. Это благодарение Бога совершенно сознательное, это самое трудное и сложное, что есть в нашей жизни. Вы знаете, если вспоминать посты, которые были за последнее время, в них шла речь о преподобном Анатолии Оптинском (младшем) (Потапове), который, уже приближаясь к порогу смерти, говорил: «Поверьте, когда придет пора умирать, вы будете благодарить Бога не за те дары, которые вы имели при жизни, а будете благодарить Его за скорби». К слову сказать, как умер сам преподобный Анатолий (младший), за ним пришли его арестовывать, он сказал: «Подождите, мне надо подготовиться», — и скончался. Это было в период советских гонений.
Я очень хорошо его понимаю, когда он говорил, что благодарить мы будем в тот момент за скорби, а не за радости. Это касается, безусловно, человека, который думает о своей посмертной участи, которого она беспокоит, поскольку она не может не беспокоить.
— Я сейчас вспомнила тоже пример. Вы, наверное, читали «Житие протопопа Аввакума» из древнерусской литературы?
— Очень тезисно читал на журфаке еще.
— Да-да. Там был замечательный пример, когда сквозь метель протопоп Аввакум со своей женой шли и она его спросила, долго ли эти муки будут продолжаться. Он сказал ей, что всю жизнь. И она ему ответила: «Ино еще побредем». Мне кажется, это как раз пример стойкости, отсутствия жалости к себе — раз всю жизнь, ладно, значит, побредем дальше.
— Всегда в такой ситуации есть один вопрос: ради чего? Он очень важный. Ради чего и куда прилагаются усилия? Потому что очень жаль, когда и то, ради чего, не совсем верно, и направление избрано неправильно, это очень-очень горько бывает, когда так.
— Мы завершаем эфир. Если вы хотели какой-то итог подвести, то пожалуйста.
— Мне кажется, что мы смогли поговорить о достаточно важных вещах, о тех вещах, вокруг которых в значительной степени вращается наша повседневная жизнь. Вроде бы я сейчас отвечал на те вопросы, которые в наше время беспокоят людей, а сейчас наш эфир закончится, и продолжится жизнь — ваша, моя, каждого из тех людей, которые сегодня этот эфир посмотрели или еще его посмотрят.
Я могу сказать, по крайней мере за себя, что те самые ответы, которые я давал сейчас, я вновь буду давать самому себе. Наверное, в какие-то моменты я буду забывать о том, что говорил и что думал, мне придется самого себя и назидать, и успокаивать, и утешать, и подгонять куда-то — это как раз то, о чем мы говорили сейчас: «Ино еще побредем». Побредем.
— Хорошо. Спасибо вам большое за этот глубокий и очень интересный разговор. Смотрите «Правмир», читайте «Правмир», мы будем продолжать разговаривать о кризисах в нашей жизни и о том, как их преодолевать. Спасибо большое всем, кто нас смотрел.