В 1988 году я работал школьным учителем. Во время каникул решил посетить Оптину пустынь, про которую впервые прочитал у Достоевского и о которой много слышал от своего священника и друзей. Как раз ее только передали Церкви. Вернее, разрешили устроить там монастырь.
Оптина 1989-1991 годов. Фото: rebrik.gallery.ru
Ранним солнечным утром 16 июля 1988 года я переступил порог монастыря. Всю предыдущую ночь лил дождь, но утро было теплое, солнечное, земля быстро впитала лишнюю влагу и в воздухе разлилась благодать. Так же звонко и празднично выглядят хрустальные бокалы, когда они чистые и свежевымытые. Половины стен у монастыря еще не было — их срезали под корень местные жители. Тогда считалось очень разумным разломать толстые монастырские стены, чтобы из некоторого количества относительно целого кирпича построить курятник или что-то полезное на своем участке.
На территории монастыря жили люди, работал КООПторг — с очень характерной для этого заведения продавщицей и неизменным запахом крупы, стирального порошка, хозяйственного мыла, селедки, незамысловатых конфет, сомнительного вида колбасы и поселкового хлеба. Центральная улица, на которой стоят три главных храма, называлась Пионерской или Комсомольской, точно уже не помню. Владимирского храма не было вовсе — остатки фундамента были аккуратно засыпаны землей, и найти их удалось только с помощью раскопок. Не было колокольни и больничного корпуса.
В трапезной жили первые монахи — их тогда было человек 10. Там же разместили первую мужскую гостиницу. Так все вместе и жили на одинаковых раскладушках.
Оптина 1989-1991 годов. Фото: rebrik.gallery.ru
В прежние времена в трапезной размещался клуб, стены и потолок были многократно записаны жуткими советскими масляными красками, которыми очень любили красить панели в подъездах многоквартирных домов. Тяжелые синие, зеленые и купоросные цвета. Окна были забиты досками, а в толстой стене пробито отверстие для проекции кинофильмов.Почему нельзя было вставить проектор в центральное окно? Понять этого невозможно. Маленькая металлическая будка киномеханика была устроена на высоте третьего этажа. К ней вела металлическая же лестница.
В самой будке сделали отверстие, которое активно использовала местная молодежь для забавы. Клуб был закрыт уже очень давно, ни кинопроектора, ни прочей техники там не осталось и в помине, и местные остроумные молодые люди развлекались тем, что лазили в будку, чтобы сходить в отверстие по большой нужде. Им было очень весело наблюдать, как продукты жизнедеятельности их организмов летят с третьего этажа вниз. А можно еще и дурака какого-нибудь незнающего притащить и внизу поставить. Тогда вообще ништяк шутка получится…
Оптина 1989-1991 годов. Фото: rebrik.gallery.ru
Разгром в монастыре был полный. Хотя уже при советской власти и началось восстановление обители и были проделаны первые реставрационные работы. В Казанском соборе был склад сельхозтехники. Ни штукатурки, ни пола там не было. Только земляной пол и очень хлюпенькая крыша над головой. Введенский собор был внешне отстроен, но прежде внутри располагалась слесарная мастерская, центральный вход был заколочен, а сделан новый вход через алтарь и приделы. Церковь Марии Египетской имела только 4 стены — ни пола, ни крыши у нее не было.
В самом монастыре жили местные жители, которые приняли новых соседей крайне воинственно. Было все. Даже драки. Парторг местного сельхозучилища почти каждый день при виде кого-то из монахов грозил им кулаком, приговаривая: «Распустил вас *** Горбачев, повылазили, ***. Ничего, вернутся скоро наши, всех вас, тварей, повесим. Все здесь висеть будете». При этом он смачно сплевывал и показывал сухой кулачок.
Был еще колоритный преподаватель физкультуры, имевший несколько ходок и совершенно невыносимый нрав. Он бил сразу, без наводящих вопросов и уточнений. Каждый день около 14-ти часов он почти бежал домой и спустя 15 минут уже вальяжной, нетвердой походкой спускался со второго этажа своего дома во двор в поисках приключений. Его боялся весь Козельск. Боялось и все наше маленькое братство. Любопытно, что спустя годы он почти бросил пить и стал постоянно ходить в церковь.
Оптина 1989-1991 годов. Фото: rebrik.gallery.ru
Из всех жителей деревни Оптино в храм ходило две-три старушки. Однажды одна богомольная старушка, более всех радовавшаяся возрождению обители, пригласила нас в гости. Зашли. Жила она одиноко, крайне бедно, но в углу, как положено, стояло несколько простеньких иконок и рядом с ними, почти среди них, висел аккуратно вырезанный из «Огонька» портрет дедушки Ленина.
Один крайне неполиткорретный отец сорвал его, а бабушка чуть не плакала. Как же так, ведь он святой. Уговоры и убеждения на православную подвижницу не действовали. Портрет отдали, думаю, что после нашего ухода он был возвращен на прежнее место со слезами и старушечьими молитвами.
Август 1991 года я застал в Москве. Работал с оптинским архивом, хранящимся в Отделе рукописей Ленинки. Но уже 21-го вернулся в монастырь. В Козельске царило полное замешательство. Что там такое в этой Москве происходит, понять не мог никто. Красный флаг над зданием райисполкома продолжал висеть до октября. Потом позвонили из Калужской администрации и потребовали красный флаг снять. В райкоме партии долго совещались, но флаг все-таки сняли.
Недели две над зданием уныло торчал флагшток, а потом появился неизвестный никому, страшный, иностранный, загадочный и чужеродный триколор. Как его вешать никто толком не знал, но, видимо после долгих дискуссий, решили, что красный цвет должен быть однозначно выше всего остального. Так на несколько недель город Козельск стал частью Сербии.
Оптинцев забавляли бы колористические поиски новой власти, если бы не многочисленные препоны, которые оная власть строила по поводу и без. Затем пришла разнарядка сносить памятники. Без сноса мы не можем. Нам обязательно нужно что-то сломать из прежней жизни. Только в этом случае коровы дадут больше удоя, а куры снесут еще больше яиц. Реформы можно только тогда считать успешными и идущими, если в каждом населенном пункте будет что-то низвергнуто и разорено.
Жаль, что у меня не было доступа к местной парторганизации. Очень интересно было бы послушать, как они искали выход из этой новой напасти. Это надо же что удумали — Ленина снять!!! Козельские коммунисты, прославившиеся еще во времена Батыя своей неприступной и твердой жизненной позицией, решили, что сносить Ленина нельзя, даже если в город войдет полчище Гайдаров-Чубайсов-Бурбулисов во главе с их главным исчадием ада Ельциным.
Но сносить-то что-то надо. Надо же как-то выполнить директиву сверху. Выбор пал на гипсовую статую писателя Горького, притулившегося возле здания местной почты. На него был выплеснут весь гнев обиженных на предательство сверху козельских коммунистов. Тщательно изучив по теленовостям, как снимали Дзержинского, они подогнали кран, обвязали автора «Матери» тросами, вздернули его, как вешали фашистских прихвостней и недобитков.
Гипсовая скульптура сразу разломилась, оставив нижнюю часть туловища и ноги крепко приклеенными к кирпичному постаменту. Я наблюдал это «кровавое» зрелище. Рабочие, постоянно вспоминая творчество Горького, точнее название вышеупомянутого произведения, отправляли его к той самой матери, прихватив с ним уродов, которые им поручили столь глупое действо.
Им не было жаль Горького или его памятник. Им было совершенно все равно, что сносить. Им вообще ничего сносить не хотелось и вовсе не из-за литературных предпочтений или гуманитарных интересов. «Пивка бы щаз аль водочки. А тут нате вам, здрасьте, долбайся с этим памятником полдня». В дверях почты стояли расстроенные почтальонши, весь вид которых протестовал против происходящего, но на открытое выступление они не решались. Что делать — это ж Революция!
Чуть поодаль за жуткой несправедливостью безучастно наблюдал каменный друг АлексейМаксимыча. Он простоял там еще долгие годы. Впрочем, может, и сейчас стоит, как гордо и величественно стоит в сердцах козельских чиновников. Как, впрочем, и всюду по нашей бескрайней, безмозглой, бестолковой стране, населенной множеством удивительных, умных, культурных, образованных и талантливых людей.
Раньше был РАЙ-ком, РАЙ-исполком, РАЙ-оно, а теперь одна АД-министрация. Так и живем — между Раем и Адом. Россия, вечная история, банк… да кто его помнит, этот банк «Империал».
Источник: блог Георгия Гупало
Читайте также:
Протоиерей Александр Ильяшенко: Август 1991
Сергей Худиев. Август 1991: Против чего я протестовал у Белого Дома