Когда государство преследует кого-то за высказывания — это ситуация нельзя сказать, чтобы недопустимая (бывает такая крайняя нужда) но нежелательная, к этой мере нужно прибегать только по необходимости — и я не уверен, что высказывания Антона Носика такую необходимость создают. Людей недобрых и неумных, говорящих недобрые и неумные вещи в интернете, очень много, и мы переутомим следственные органы, отправляя их охотиться на таких людей.
Другое дело, что они создают необходимость задуматься о двух общественных институтах — приличий и репутации. Если бы, скажем, Носик произнес свои возвышенные речи в США, государство не стало бы его преследовать — статьи такой нет, но его деловая и публицистическая карьера пришла бы к немедленному завершению.
Публичные изъявления расовой ненависти — это то, что немедленно выбивает человека из общества в крайне маргинальные круги, где он никогда не будет иметь «работы, с которой платят налоги», то есть будет вынужден браться за крайне низкооплачиваемый труд. Общественный остракизм — очень серьезная штука.
Любая радиостанция, в эфире которой были бы произнесены подобные слова, немедленно бы выступила со страшными клятвами, что такие речи глубоко противны ее ценностям, и что этот человек никогда не появится в ее эфире. Любые бизнес-партнеры постарались бы как можно скорее отделаться от любых связей с человеком, засветившимся таким образом.
Самому оскандалившемуся — если он не сумасшедший — пришлось бы публично плакать и каяться, и уверять, что его неправильно поняли. Мэл Гибсон как-то по пьяни и в сильном огорчении на задержавшего его полицейского произнес какие-то антисемитские речи — наутро он покаяние изъявил глубочайшее, но это не очень спасло положение — произошел всенародный скандал. Мужественный сенатор Маккейн как-то на вопрос избирательницы «А Обама не араб?» ответил «Нет, он приличный человек», и, хотя эти слова были явной оговоркой, это долго ставили ему в упрек. Еще один скандал возник, когда Маккейн неудачно пошутил, намекнув на сходство президента Ирана Ахмадинежада с обезьяной — Ахмадинежад не сказать, чтобы красавец-мужчина, но слово «обезьяна» в американском контексте имеет расистские коннотации.
Публичное изъявление ненависти к какой-либо группе людей — вещь очень жестко табуированная. Можно довольно грубо ругаться на конкретных политиков или вообще отдельных лиц — но вот обобщающие высказывания типа «уроженцы региона N отличаются криминальной ментальностью» уже создали бы серьезные проблемы. А вот речь «женщин страны N надо убивать, чтобы они не нарожали наших врагов» — это настолько далеко за пределами приемлемого, что после этого верхом мечтаний человека будет устроиться подавать кофе в Макдональдсе.
Можно видеть в этом легендарное англосаксонское лицемерие — реальная политика может быть далеко не столь благостной — но это уже важно потому, что знаменует общественное согласие в том, что публичная демонстрация ненависти неприемлема.
Нам важно усвоить ту же манеру — публичное выражение ненависти и пожелания смерти каким-либо этническим, социальным или религиозным группам неприемлемы. Нельзя публично желать смерти сирийцам/либералам/мусульманам/евреям/русским и кому бы то ни было еще.
За это отовсюду гонят и навсегда удаляют телефон из списка контактов. Потому что важно прийти к согласию (хотя бы в теории) на том, что говорить такие вещи морально недопустимо и тех, кто их говорит, не пускают в приличное общество, не публикуют на приличных ресурсах и не передают по приличным радиостанциям.
Когда в роли единственного европейца остается государство — это как-то печально.