Елена Кучеренко
Если честно, смерти я боюсь. Наверное, как и все. Или почти все. Это у меня еще с детства.
Помню, когда я, девочкой, ездила на лето к бабушке и дедушке в Краснодар, на нашей улице часто умирали люди. По крайней мере, мне так казалось. А как раньше было? Выносили из подъезда гроб с покойником, и играл траурный марш на всю округу. Выгляну в окно — идет процессия. Несут усопшего, а следом — люди. С цветами, криками… И музыка эта страшная…
Я пряталась под одеяло и потом от страха несколько дней не могла спать. Все стоял в ушах этот траурный марш. И казалось мне, что если я засну — точно умру. Все на этом закончится. Вот это «все закончится» было самым страшным.
А потом я пришла в храм, стала часто видеть отпевания и как-то даже привыкла. По крайней мере, бессонницей при виде усопших уже не мучилась. Да и знала уже, что смерть — это не конец. Хотя все равно думать о ней страшновато.
Но есть у меня один знакомый украинский батюшка — отец Анатолий. Я о нем уже не раз писала. Он о смерти говорит часто. И что удивительно — не всегда это у него что-то трагическое. Может рассказать он об уходе человека очень светло, даже с какой-то радостью. И понимаешь: а смерти-то и нет.
«Ребят, вы что? Я же свой!»
Хоронил он как-то свое духовное чадо. Ну как чадо. Когда они встретились, Игорь (так его звали) уже не говорил. Лежал, головой из стороны в сторону двигал и глазами мог что-то показать.
— Удивительный это был человек, — рассказывал мне батюшка. — Таких редко и встретишь. Как из жития святых.
Рос Игорь в самой обычной советской неверующей семье. Папа, мама и он. В школу ходил, дружил, хулиганил иногда, как все мальчишки. Но без злобы. Крепышом был и не трусом. Но когда драки пацанские начинались, старался кулаками поменьше махать — чтобы не покалечить никого. Больше блоки ставил и повторял: «Ну ребят, хорош!»
Родителей своих очень любил. Они хотели девочку, помощницу, но родился мальчик. Но о мальчике таком можно было только мечтать:
— Сядь, мамочка, отдохни, я сам все сделаю, — говорил Игорь.
И готовил, убирал, в магазин бегал. Отцу в его мужских делах первой опорой был. Высшего образования не получил, но на работу устроился. Тоже помощь семье.
А когда Игорю было около двадцати лет, на него напали. Прямо рядом с его домом. Шел он вечером, вдруг сзади кто-то его схватил и нож к горлу приставил. Он сначала подумал, что знакомые его какие-нибудь подшутить так жестоко решили.
— Ребят, вы что? Я же свой!
Те даже опешили. Развернули Игоря лицом к себе — что за свой такой? Он понял, что не шутки это. Настоящие бандиты. Да и те, наверное, испугались, что увидел он их лица. Заявление написать может, и чем это все закончится — непонятно.
Игорь рванул к дому, они — за ним. Заскочил в подъезд, потом в квартиру. А грабители всю входную дверь ножом исполосовали.
Вроде все закончилось благополучно. Но пережитый стресс ударил парню по здоровью.
Сначала перестали слушаться руки и ноги, а потом Игоря вообще парализовало. Слег парень и, не вставая, лежал 16 лет. К концу даже говорить не мог.
Родители его сиднем не сидели. Боролись за сына, как могли, по больницам его возили. Но врачи только руками разводили.
А Игорю становилось все хуже. Не мог жевать, глотать. К какому-то аппарату его подключили дома. И из-за него родители не могли Игоря даже на улицу вынести.
Головой мотал: «Нельзя так!»
Через эту свою беду Игорь и пришел к вере. Тогда по телевизору шла передача «Слово пастыря». Посмотрел он ее раз, два… И поверил в Бога. Так тоже бывает.
Когда еще мог говорить, попросил, чтобы напротив его кровати повесили икону Божией Матери. Молился, как умел. А потом, когда и речь исчезла, просто смотрел. И жили, лучились глаза. О чем он думал? Этого никто и никогда уже не узнает.
Игорь никогда не роптал. По крайней мере, никто этого не слышал. Хотя, наверное, он часто думал, почему все так случилось.
Роптала его мама, Анастасия Федоровна. Спрашивала сына:
— Как можешь ты в Бога своего верить, если Он такое допустил? Что это за Бог такой?
— Мама, не говори так! — просил ее Игорь.
Чем хуже ему становилось, тем больше злилась мать на «этого Бога» и кричала в небо страшные проклятья.
— Иногда это у нее до настоящего кощунства доходило, до хулы, — рассказывал мне отец Анатолий. — А парень, когда уже молчал, головой мотал, как будто сказать хотел: «Нельзя так! Нельзя!» — «Ты что ж, на Бога не в обиде? Ты же никогда ничего плохого никому не сделал?» — удивлялась мать. А Игорь опять из последних сил головой мотал: «Нет!»
Иногда Игорь плакал — когда мама подавала ему утку и мыла его. Хотел быть помощником, а вон как получилось.
Но тут же улыбался, как будто поддерживал. Как будто, как раньше, говорил: «Сядь, мамочка, отдохни, я сам».
Но сам он уже не мог. Опять плакал — наверное, жалел мать. А она опять проклинала Бога.
Отец Анатолий познакомился с этой семьей, когда они из города переехали в их село — из-за Игоря. Тут хотя бы на веранду можно сына вытащить с его аппаратом воздухом подышать. Анастасия Федоровна за сыном ухаживала, отец, Андрей Сергеевич, работал, хозяйством и пчелами занимался. И однажды он зашел в храм — просто поставить свечку. Так он и познакомился с батюшкой, рассказал ему о сыне.
Посещать храм у Игоря возможности не было. Поэтому отец Анатолий сам приходил к ним домой. Сначала — один. Потом — с детьми из воскресной школы.
Мальчишки и девчонки очень полюбили этого неподвижного человека с живыми лучистыми глазами. Они рассказывали ему разные истории из своей жизни, обкладывали своими нехитрыми подарками. А он смотрел, слушал и улыбался.
Иногда отец Анатолий исповедовал Игоря, насколько у них это получалось. Причащал — совсем крохотной частичкой. Это было сложно — парень почти не глотал.
— И всегда после причастия было явно видно, как он становился еще более мирным, одухотворенным.
«Не умер, а расцвел»
И вот однажды в храм прибежал отец:
— Плохо сыну! Умирает!
Отец Анатолий Дары взял — и к нему, причастить.
После таинства Анастасия Федоровна отвела батюшку в сторонку и рассказывает:
— Вижу, Игорю совсем худо. А он на Богородицу смотрит и как-будто что-то сказать хочет. Удивительно… Я опять не выдержала: «Сынок, ну как ты можешь! Тебе Бог такое ни за что послал, а ты все к Нему тянешься. Ну как же так?» А он еле головой качнул и улыбнулся: «Все хорошо, мама! Не надо так…».
Вскоре Игорь умер. И дети из воскресной школы попросили отца Анатолия, чтобы он взял их с собой на отпевание.
— Удивительное это было отпевание, — рассказывал мне батюшка. — Вроде горе, родители плачут, а у меня так легко на душе, как будто ангелы со мной поют, помогают. Игорь в гробу лежит тихий, умиротворенный. Я и не думал, что он такой красивый.
И не было ощущения, что он отмучился, как иногда говорят. Он как будто просто долго шел, всю свою жизнь, и, наконец, пришел.
И теперь счастлив. И расцвел. Да, именно — расцвел.
И дети потом говорили отцу Анатолию:
— Казалось, что Сам Господь пришел! Рядом стоял. Мы это чувствовали. И так было светло и радостно.
Отец Анатолий шел с похорон домой и улыбался. Сквозь слезы, правда. Была весна, пели птицы, пригревало солнце, радовалась природа. И казалось, что не умер кто-то, а, наоборот, родился. Новый человек пришел в тот мир, где «несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная».
— Пасха у меня была на душе тогда! Настоящая Пасха, — говорил мне батюшка. — Жив парень! Господь победил смерть. Я даже про себя попросил: «Слышишь, Игорь, помолись Там за нас!»
«Успокоилась, приняла»
После смерти Игоря отец его чаще стал приходить в храм. Стоял на службах, исповедовался, причащался.
Анастасия Федоровна долгое время не могла. Не получалось у нее примириться с Богом, принять, понять, почему это все с ними случилось. «Ругалась» с Ним, разные страшные вещи говорила.
— И в какой-то момент казалось уже, что восстали на нее все силы ада, «ликовавшие» от тех ее слов, — рассказывал батюшка.
— Начала ей везде мерещиться разная бесовщина. Она перестала спать. Ей было плохо и страшно.
Я даже знакомого психиатра подключил. Стало ясно, что тут нужно действовать с двух сторон: и с духовной, и с «психической».
Анастасия Федоровна пролежала в больнице, ей стало легче. После выписки она пришла к отцу Анатолию в храм. Помолились, исповедовалась, причастилась.
— Успокоилась. Приняла. Смогла, наконец-то, с Божьей помощью, решить этот свой внутренний конфликт. Через какое-то время они уехали. Но я до сих пор за них молюсь, — закончил отец Анатолий. — И как об Игоре подумаю, так тепло, радостно на сердце. Нет смерти, слышишь?