Чем опасно для подростка, да и не только, зависание в интернете? Как распознать зависимость на раннем этапе? Преодолима ли она? На эти и другие вопросы Правмиру ответил заведующий кафедрой психокоррекции и психотерапии Московского государственного медико-стоматологического университета Владимир Малыгин.
Владимир Малыгин родился в 1955 году в Ярославской области. В 1979 году окончил Ярославский медицинский институт. Работал в Туле врачом-психиатром, заместителем главного врача областной психиатрической больницы, заведующим курсом психиатрии и наркологии медицинского факультета Тульского госуниверситета.
С 2005 года заведует кафедрой психологического консультирования, психокоррекции и психотерапии Московского государственного медицинского стоматологического института. Доктор медицинских наук, профессор. С начала 2000-х годов занимается поведенческими зависимостями: патологической зависимостью от азартных игр, интернет-зависимым поведением.
— Владимир Леонидович, одна из самых популярных вещей в интернете — социальные сети, и именно поэтому их принято ругать. Но разве это не школа общения, особенно для подростков? Мы тоже в юности не только проводили время со сверстниками, но и подолгу общались с ними на расстоянии — по телефону.
— Я не считаю, что интернет нужно ругать. Это уникальное изобретение человечества, которое позволяет нам быстрее обмениваться информацией, расширять круг общения. У людей многих профессий появилась возможность работать удаленно, а для некоторых — например, инвалидов — интернет является едва ли не единственной возможностью учиться и зарабатывать себе на жизнь.
Но очевидна и опасность, которую он несет в себе при неправильном использовании. Особенно для подростков и юношей, которые еще не адаптировались в мире, и для многих из них интернет становится более притягательным, чем реальная социальная жизнь, живое общение с людьми. Речь идет, по сути, о бегстве в интернет-среду, которая намного безопасней, чем реальная жизнь, и позволяет очень избирательно общаться: сохранять анонимность, избегать агрессии, а в случае необходимости быстро прекращать контакт.
Кроме того, интернет обладает уникальным свойством потока. Вы заходите на сайт, тут же переходите на другую, третью страницу, справа у вас открывается еще какое-то окошко, и так до бесконечности. В этом потоке можно пребывать непрерывно, получая все новую и новую информацию, тем самым вновь и вновь стимулируя определенные структуры головного мозга и вызывая истощение центральной нервной системы (что доказано, в частности, в исследованиях подростков, увлекающихся онлайн-играми). Виртуальная реальность заменяет таким людям все.
Безусловно, интернет — средство коммуникации, но эта коммуникация отличается даже от телефонного разговора: по телефону мы слышим тональность, эмоциональный посыл собеседника, а в виртуальном мире общаемся по переписке. Буквами эмоцию не передать, и возникает проблема отрыва когнитивной части от чувственной сферы.
Недавно я прочитал на сайте «Эха Москвы» статью выдающегося лингвиста Вячеслава Всеволодовича Иванова. Особенно запомнились мне его слова о том, что для развития человечества важнее всего коммуникация, общение, и если оно становится только виртуальным, теряется важная составляющая телесности и интонации.
— Но ведь и раньше люди, живущие в разных городах и странах, переписывались чаще, чем встречались. А иногда они и ни разу не встречались в реале. Например, у писателей завязывалась переписка с их читателями из глубинки. И кто скажет, что это было неполноценное общение?
— Никто не скажет, но ни писателям, ни читателям эта переписка не заменяла живого общения с окружающими. Переписка была лишь фрагментом в жизни каждого из них. Письма шли не по интернету, а по обычной почте, то есть даже при условии, что один другому отвечал сразу, от отправки письма до получения ответа проходила минимум неделя. В это время оба корреспондента жили активной социальной жизнью, а не обитали в виртуальной среде.
В интернете мы обмениваемся информацией мгновенно, как бы далеко ни находился наш виртуальный собеседник. И это тоже нормально, когда у человека уже есть жизненный опыт. Реальный! А когда такого опыта нет, многих виртуальное общение поглощает полностью и, главное, оно им кажется более привлекательным, чем реальное.
— Иногда не только им, но и родителям, которые предпочитают, чтобы их ребенок сидел за компьютером, лишь бы не шлялся по улицам, где, как они считают, только наркотики и дурные компании.
— Да, очень часто родители думают, что пусть лучше их ребенок сидит в интернете, чем ошивается по подвалам и подъездам. Я всегда задаю таким родителям один и тот же вопрос: «А ваш сын потом где будет жить? В интернете? Или будет ходить на работу, в коллектив, создавать семью?». Очевидно, что при всем стремлении каждого из нас к индивидуализации мы не можем существовать вне социума, а для этого нам необходимо приобретение опыта социального общения.
Человек — социальное существо. Даже работая удаленно, никто не сможет прожить в интернете. Ребенку в будущем придется создавать семью, выстраивать отношения в социуме, причем не только с социализированными людьми, но и с соседом-наркоманом, с хулиганами во дворе, давать им отпор. Родители, «спасающие» ребенка от улицы с помощью компьютера, наверное, желают ему блага, но на самом деле задерживают его эмоциональное развитие.
А жизнь показывает, что именно развитая эмоциональная сфера во многом способствует успешной социализации. В настоящее время учеными введено понятие «эмоциональный интеллект» — способность чувствовать (понимать) себя, чувствовать (понимать) других и прогнозировать дальнейшее развитие данной ситуации межличностного взаимодействия. Оказывается, что эмоциональный интеллект — умение чувствовать себя, других людей, предвосхищать события — важнее, чем интеллект сугубо аналитический (IQ).
— Это только подростковая проблема, или к вам за помощью обращаются и взрослые?
— Ко мне в основном обращаются студенты первого и второго курсов. Проблема формируется еще в школе, но жесткие границы жизни школьника — прийти к девяти утра в школу, отсидеть уроки, вернуться домой — не дают возможности увидеть ее. А вот в институте границы расширяются, и сразу проявляется их внутренняя незрелость, неразвитость воли, трудности в установлении контактов с окружающими. Они ныряют в привычный виртуальный мир и, соответственно, заваливают сессии и вылетают из вузов.
— А они изначально хотели там учиться, или вуз за них выбирали родители?
— Насчет мотивации сказать трудно. Чаще, конечно, за таких инфантильных детей решают родители, но они оказываются неспособны учиться не из-за сниженного интеллекта, а из-за сложностей в общении с преподавателями, однокурсниками. Такие юноши не могут понять, что такое любовь, сопереживание, просто теплое отношение к кому-то. Не могут, потому что не пережили этого, не имеют чувственного опыта.
— Именно юноши?
— Конечно. У девушек другой гормональный фон, сама природа стимулирует их к адаптации гораздо лучше. А юноша к институту может даже физиологически не созреть. Я не рискну говорить о духе, но душа человека — чувственная сфера, и она связана с телесностью. Как мы описываем свои чувства, будь это любовь или сопереживание? Говорим, что учащенно бьется сердце, щеки горят или, наоборот, кровь стынет в жилах.
Такие телесно-чувственные образы не могут сформироваться в интернете — виртуальное выражение чувств холодней, отстраненней. А без этого невозможно развить и эмоциональную сферу.
— Разве не бывает компьютерной зависимости у взрослых людей, которые росли и формировались до появления интернета?
— Здесь речь, скорее, идет не о зависимости, а о злоупотреблении — мы эти термины разделяем. Злоупотребление, то есть чрезмерно долгое просиживание за компьютером, бывает защитной реакцией на конфликт в семье, на неудачи на работе, но это все-таки не болезнь.
— Мы все знаем по печальному опыту некоторых своих знакомых, что разовое злоупотребление алкоголем ведет только к плохому самочувствию на следующее утро, а регулярное — к формированию алкогольной зависимости, то есть к болезни.
— Мне трудно представить аналогичное формирование компьютерной зависимости. Не верю я, что она может возникнуть у взрослого человека с достаточно развитой душой и социальными контактами. Среда его будет все время выдергивать — друзья позвонят, на работе есть обязательства. Не выпустит его социум, он уже туда встроен. Могу ошибаться, но я с такими случаями пока не сталкивался и не верю, что они возможны.
Это не значит, что взрослые не прячутся в интернет. Одна из первых исследователей интернет-зависимости, американский клинический психолог Кимберли Янг, писала, что в 1995 году подруга сообщила ей по интернету, что разводится с мужем. «Я в социальных сетях сижу, тут гораздо больше контактов и информации, чем мне благоверный дает», — объяснила она. Тогда Янг поняла, что возникла новая проблема.
Не одна семья распалась в то время на фоне социальных сетей. Я не говорю о случаях, когда кто-то через «Одноклассников» находил свою первую любовь и уходил к ней. Эти драмы не имеют отношения ни к интернет-зависимости, ни к желанию просто убежать из реала в виртуал. Но есть немало примеров, когда взрослый человек осознанно предпочитает социальную сеть семье, потому что там меньше ответственности.
Часто это происходит после рождения второго ребенка. Только первый чуть подрос, и снова плач, крик. Чтобы этого не слышать, муж и отец дома ныряет в интернет, отгораживая себя от реальной семейной проблемы. И от семейных конфликтов, особенно в период становления семьи, многие бегут в социальные сети. Удобно — бегство в алкоголь все осуждают, а это нет.
Но, повторяю, у душевно развитого человека, имеющего социальные контакты, такое бегство не примет фатальный характер, не приведет к зависимости. Интернет-зависимые взрослые есть, но формируется эта зависимость в подростковом возрасте. Приходили ко мне молодые люди 25–30 лет, недавно женившиеся, но так и не сумевшие наладить взаимоотношения в семье. Знаю случаи, когда такие великовозрастные дети сидят на шее у родителей.
— Удается ли вам помочь таким людям?
— Помощь интернет-зависимым очень сложна и требует значительных усилий от врачей и психологов. Абилитация (научение, развитие) людей, не имеющих навыков социального общения в реале, длится минимум год, а иногда и два. Ни один из взрослых молодых людей, обращавшихся ко мне за помощью, не прошел абилитационный курс до конца, все на каком-то этапе перестали приходить на занятия. Как я понимаю, семьи у них все-таки распались.
Но это единичные обращения. Чаще всего, как я уже говорил, к нам обращаются студенты младших курсов. Им удается помочь, но уходит на это не меньше года.
— Уже есть конкретная методика?
— Да, мы с коллегами уже разработали абилитационную программу. Начинаем с установления контактов внутри семьи — ведь корни проблемы всегда там. Поэтому на первые занятия юноши приходят с родителями, учим всю семью разговаривать на чувственном языке, понимать друг друга. Второй этап тоже семейный — постановка общей цели, так как часто цели детей и родителей не совпадают.
Далее переходим к поэтапной работе с самим подростком: развиваем его эмоциональную сферу, учим понимать свое тело и пытаемся помочь ему сделать какие-то прогнозы на будущее, определиться с личными целями. Занятия проходят раз в неделю и длятся около полутора часов. Предусмотрены и групповые тренинги, и индивидуальные беседы.
Но какого-то строго запланированного курса — ты должен в течение года каждый четверг с шести до половины восьмого быть у нас — нет. Еженедельные занятия могут прерваться, и в дальнейшем идет психологическое сопровождение по необходимости. Например, человек входит в социум (напоминаю, что многие из тех, с кем мы занимаемся, в социуме практически не были — месяцы и годы жили в виртуале), и там, естественно, у него возникают конфликты. Он всегда может прийти к нам, и мы помогаем разобраться в конкретном случае.
Большинство приходит, потому что когда входишь в социум с опозданием, гладко войти не получается.
— Можете ли вы привести конкретные примеры из своей практики?
— Извините, но врачебная этика не позволяет мне вдаваться в подробности. Даже если не называть имена, кто-то прочитает и наверняка себя по каким-то нюансам узнает. Могу только сказать, что очень часто проблема коммуникации, приводящая к бегству в виртуальный мир, возникает у детей, которые в школу пошли с пяти лет, а в вуз, соответственно, поступили в пятнадцать.
И не вписывается такой студент в свою социальную среду — коллектив однокурсников. Ребята идут с девушками гулять или в поход, едут на шашлыки, а ему это еще неинтересно, да и родители не пустят, и будут правы — рано. А эмоции куда-то девать надо, вот он и ныряет в интернет. Потом вылетает из одного вуза, из второго.
Большинство из этих ребят имеют достаточно высокие аналитические способности, однако у них не развит эмоциональный интеллект, не развиты социальные навыки. Зачем родители гонят их в школу с опережением, лишая возможности обучения со сверстниками? Я бы советовал родителям принимать такие решения — посылать ребенка в школу на год-два раньше — с большой осторожностью.
— А бывают ли случаи, когда интернет-зависимому подростку помимо психотерапевтической помощи необходимо медикаментозное лечение, хотя изначально предпосылок для заболевания не было, то есть болезнь носит не эндогенный характер?
— Примерно у половины тех, кто к нам обращается, интернет-зависимость возникает на фоне депрессии, то есть она вторична. В этом случае, конечно, сочетаем медикаментозное лечение с психотерапевтическими занятиями. Но если предпосылок для психического заболевания у подростка нет, то до такого болезненного состояния, из которого без лекарств не вывести, он все же не доходит. Недоразвитость души врачуется психотерапией.
Но я считаю, что первый визит, если у ребенка проявилась интернет-зависимость, должен быть к психиатру, а не к психологу. Он тот специалист, который сможет определить, в заболевании причина возникшей зависимости или в эмоциональной недоразвитости. Бояться не надо — хороший врач никого не станет понапрасну пичкать психотропными препаратами.
— Нравится это нам или нет, но современные подростки все равно будут проводить за компьютером немалую часть времени. По каким признакам родители могут на раннем этапе заметить, что их сын сидит часами в интернете не для расширения кругозора, не по учебной необходимости, а прячется там от реальной жизни?
— Если сами родители душевно развиты, они это почувствуют мгновенно. В принципе не рекомендуется подросткам проводить за компьютером больше трех часов в день. Но если юноша учится на программиста и уже подрабатывает, естественно, он может сидеть за компьютером и семь, и восемь часов. Рискует раньше времени испортить зрение, но это работа, а не интернет-зависимость.
Интернет-зависимость — когда виртуальная среда вытесняет реальную. Если у ребенка нет друзей, с которыми он встречается в реале, если он старается избежать школы и перейти на удаленное обучение, если в старших классах не начинает дружить с девушками, очевидно, что он не встраивается в социальную среду.
Возбудимый подросток в такой ситуации скорее будет искать выход в дворовой компании, где в лучшем случае пиво и сигареты, а чаще наркотики. А тревожные подростки как раз с головой погружаются в виртуальный мир.
Мы несколько лет назад проводили исследования по подростковым зависимостям. Выяснилось, что подростки, употребляющие марихуану, эмоционально более развиты, чем их интернет-зависимые сверстники. Из этого, конечно, не следует, что наркомания лучше интернет-зависимости, но представляете, как запущена у интернет-зависимых подростков эмоциональная сфера?
— Когда речь идет о соматических заболеваниях, врачи единодушны в необходимости развивать первичную профилактику, так как легче предотвратить болезнь, чем ее лечить. Наверное, и компьютерную зависимость можно если не предотвратить, то свести ее вероятность к минимуму?
— Безусловно, и начинать профилактику надо не когда ребенок научится пользоваться компьютером и даже не с первого года жизни, а еще до беременности. Уважаемые молодые пары, еще до того, как решите стать отцом и матерью, вы должны понять, в каком возрасте что детям нужно и полезно. Когда я слышу в некоторых передачах, что полезно сажать к компьютеру трехлетнего ребенка, остаток моих волос встает дыбом.
Подождите! Сначала нужно ребенка научить пользоваться карандашом, кисточкой, ручкой, чтобы развить определенные зоны мозга. Умение писать, рисовать, разговаривать, играть с другими детьми гораздо важнее умения нажимать кнопки и играть в компьютерные игры.
Я бы вообще как минимум до семи лет запретил пользоваться компьютером. А может быть, и до десяти. Зачем ему это? Что родители хотят передать ребенку через компьютер? Это просто удобно — усадили его за игру, а сами свободны. Горькие плоды такой «свободы» придется пожинать потом.
Надо заниматься ребенком, посвящать ему все свое свободное от работы время: выезжать вместе на природу, ходить в кино, театр, музеи. Как ни велики сегодня учебные нагрузки, для гармоничного развития ребенку необходимы занятия в секциях или кружках, причем выбирать их надо не по собственной прихоти, а учитывая интересы и склонности ребенка.
— В России традиция психологического консультирования и психотерапии только начинает складываться. Многие до сих пор не готовы поделиться семейными проблемами с посторонним человеком, даже если он специалист. Могут ли родители сами помочь интернет-зависимому ребенку или без помощи специалиста им не справиться?
— Если родители эмоционально развиты, интересуются внутренним миром своих детей, понимают их переживания, имеют с ними точки соприкосновения, они, конечно, смогут помочь им сами. Но в семьях, где родители серьезно занимаются детьми, компьютерная зависимость у подростков, как правило, и не возникает. Это проблема семей, в которых детям не уделяется должного внимания. Тогда не только детям, но и родителям необходима психологическая поддержка.
Беседовал Леонид Виноградов