О материнских страхах и неопытности. О том, как пугают доктора. Об обманутых ожиданиях. О том, что с тремя детьми гораздо проще, чем с первым. Обо всем этом — Елена Кучеренко.
«Я плохая мать», — рыдала мне в трубку знакомая, которая лет семь пыталась забеременеть и, наконец, родила долгожданного сына.
«Я думала, что возьму его на руки и растаю от любви. Потом положу в люлечку, и он будет смотреть на меня и улыбаться. Покушает — и спать. Потом — опять улыбаться. Мы с мужем будем любоваться на него, а он – на нас. А все не так! Все кувырком! Мы же столько прочитали, так хорошо подготовились! Все должно было быть идеально! А он орет, я не знаю, что с ним делать! Я его боюсь!»
Она рыдала, что сын не спит ночами, и они постоянно вызывают неотложку. Потому что из-за этого ребенка у тещи поднялось давление, у мужа схватило сердце, а с мальчиком вообще непонятно что. Что их уже знают все врачи «Скорой» и намекают, что психи – не их профиль.
Она думала, что он будет богатырь, а голова у него болтается, как на веревке. Они купили ему кроватку, а он не понятно, что хочет, и орет, как резанный, когда его в нее кладут. Он какает не желтым, а зеленым. И не какает, а «дрищет». Она думала, что сердце подскажет, что делать, а оно «в отключке» и требует валидола. Он сосет по два часа и прокусил ей беззубыми деснами грудь.Когда он не сосет, он орет. Когда он не орет, он сосет. Чаще сосет и орет одновременно.
Она выучила книгу об уходе за младенцами вдоль и поперек. Там написано, что младенцы спят по восемь часов ночью и по три — три раза в день. Но так не было ни разу. Кричала, что сама она – чудовище и ее все это раздражает. А вот я — да, я — мать. У меня такие чудесные дети. И хотя их трое, они спокойные и милые на фотографиях в интернете. Дают мне пообщаться в фэйсбуке. И, судя по этим же фото (навещает она меня редко), в квартире у меня всегда убрано. Вообще, я все успеваю. И все у меня идеально.
Идеальная беременность
Еще до свадьбы я сама прочитала кучу книг о беременности, родах и детях, преимущественно православных. Как и моя знакомая, я была уверена, что все у меня будет радостно и одухотворенно. Ведь младенцы – это ангелы, которые спускаются к нам с небес. И вести себя должны соответственно. А каждая женщина – прирожденная мать, и сердце ее разрывается от материнской любви даже независимо от наличия или отсутствия детей. И оно все подскажет и расскажет.
Беременность моя, как собственно и вся семейная жизнь, будет не просто мирно протекать, а мелодично журчать, как чистый ручеек. Я буду много гулять, радоваться небу, солнцу, цветам, а надо мной будут порхать бабочки и другие крылатые существа. На всех службах я буду стоять, нежно поглаживая живот, а малыш будет слушать песнопения и трепетать у меня во чреве. Правда, не очень воцерковленная соседка ежедневно доказывала, что беременным нельзя смотреть на иконы, потому что у ребенка может развиться косоглазие, но на это я презрительно хмыкала…
В первый же месяц после венчания — две заветные полоски и вскоре встреча с врачом-гинекологом. Строгая женщина в белом халате назвала меня не «молодой мамочкой», как я ожидала, а первородящей старородящей. Мне было 28 лет. Видимо, выражение моего лица ей при этом не понравилось, потому что мне было сразу выдано направление на УЗИ: «Идите, посмотрите, кто там, а то рожают без рук, без ног, без головы. А так сделаете аборт, оздоровите организм».
Наличие или отсутствие головы у ребенка стало моим главным кошмаром на протяжении всей беременности. Потом — угроза выкидыша и навязчивая идея поскорей родить, чтобы можно было когда угодно падать и с удовлетворением понимать, что теперь ничего страшного уже не случится. Дальше — токсикоз и постоянная тошнота. Помню, что всю Рождественскую ночную службу я провела в кустах недалеко от храма, а так на нее спешила. «Да у тебя духовные проблемы, это бес в тебе сидит и к Богу не пускает», — проскрипела в итоге мне на ухо какая-то очень «церковная» старушка, следившая за моими токсикозными манипуляциями.
А еще мне говорили, что мой ребенок недоразвит, потому что его размеры в животе не соответствуют нормальным человеческим нормам. Когда я пыталась обратить внимание светил медицины на мои собственные габариты, которые не многим больше полутора метров в высоту (если это вообще можно назвать высотой), они пристально смотрели на меня поверх очков, чесали затылки и глубокомысленно говорили: «Больше надо было есть морковки. А ребенок ваш все равно недоразвит. Будем выращивать».
Если честно, врачи и после родов еще долго не хотели смириться с Вариной (а родилась у нас девочка Варя) миниатюрностью. Когда ей было два года, нас направили к эндокринологу – разбираться с ростом. Эндокринологом оказалась женщина на полголовы ниже меня, что для меня с моим «полуторометром» — редкая удача. Весь прием я улыбалась и наслаждалась возможностью хоть раз в жизни посмотреть на взрослого человека сверху вниз.
«Мамаша, Вы что не видите, какая она у вас маленькая» — кричала на меня кроха — эндокринолог: — «У нее же закрылись чакры роста! Чакры! Закрылись! Понимаете!? Нужно открыть!!! Срочно открыть чакры!». «Простите за нескромный вопрос, а у вас как с чакрами роста обстоят дела?» — не выдержала я. «А что у меня? У меня все прекрасно!» — гордо вскинув головку произнесла эндокринолог. От гормонов, которые хотели прописать моей Варе, я отказалась, и врач отправила нас домой, оскорбленная таким легкомысленным отношением к чакрам.
В общем, во время беременности мне всячески пытались раскормить плод, чем-то кололи и при этом повторяли: «Нормальный ребенок должен родиться больше трех кило». Потом меряли меня какими-то «беременскими» линейками и циркулями и постановляли: «Вам больше трех кило рожать нельзя. У вас очень узкий таз». А я сидела долгими вечерами и все думала: «Как бы так изловчиться, чтобы и волки сыты, и овцы целы. Чтобы и больше трех кило, и меньше».
Идеальные роды
Грядущие роды я воспринимала, как великое таинство. Мой муж договорился с заведующей единственного в городке роддома (жили мы тогда в провинциальной Украине), которая была его хорошей знакомой. Она собственноручно принимала у меня роды. Счастливый отец, конечно же, присутствовал. Оба не отходили от меня от начала до конца. Выглядело это так. Я где-то у стены,пытаюсь прислониться к чему-то холодному, чтобы облегчить страдания, или подвываю, стоя на корточках, а они сидят рядышком на койке и беседуют. Об искусстве.
Временами муж обмахивал меня папкой, а потом признался, что у меня было лицо безумца. «Да не ори ты, — периодически обращалась ко мне заведующая, — я мужа твоего не слышу». Или: «Лен, а ты видела в Москве такой-то спектакль? Понравилось?» Видимо, мои вылезающие из орбит глаза убеждали ее в том, что мне да, понравилось, и она обещала в следующее же посещение российской столицы на него сходить. И родилась наша Варенька. Вес 2460, рост 48 см. В девять месяцев, после «раскормки».
Когда мне положили ее на живот, я испытала смешанные чувства. Кино, реклама и картинки в книжках убедили меня, что дети рождаются пухленькими, беленькими, розовощекими, с улыбкой на лице и нежным осмысленным взглядом, обращенным на счастливую мать. Но вместо белого с розовым моя девочка переливалась всеми оттенками синего.
Ручки у нее были, как вишневые веточки, а голубоватые ножки больше походили на лягушачьи лапки. Глаза ее вообще никуда не смотрели, потому что были залеплены какой-то слизью. В голове у меня вертелось: «Родила царица в ночь и т.д…». Муж был растроган до слез, но тоже не ожидал, что долгожданные младенцы выглядят так.
Меня отвезли в палату, а Варю отправили на какие-то проверки, а потом принесли на кормление, всю в пеленках, только нос наружу. Когда я ее развернула, то волосы у меня на голове зашевелились от ужаса. Уши у моей девочки были свернуты в трубочку. Не метафорически, а физически. Вошедшая в эту секунду в палату врач успокоила: «Запеленали неаккуратно, подцепили ушки, вот они и свернулись. Ты не плачь, ты их лучше разгладь. Вот так…». И я разглаживала эти синенькие и тонкие как крылья бабочки ушки…
Через два дня мне сказали, что у меня нет молока, потому что у нормальных кормящих матерей оно должно брызгать на метр фонтаном и сунули Варваре бутылку. Я пробыла в роддоме больше недели.
Меня выписали бы гораздо раньше, но я сама просила отсрочить страшную дату, боялась оказаться с Варей наедине. Я была уверена, что погублю нашу маленькую кроху.
Идеальные родители
Мы дома. И я взяла себя в руки и решила, что теперь-то все у нас будет идеально!
Слава Богу, мужу дали месяц отпуска. Первый приход участкового педиатра… «У вашего ребенка поражение головного мозга» — строго сказала она мне, перебирая бумажки: «Вы чем занимались всю беременность?!».
Плача, я вспомнила, что всю беременность боялась, что у ребенка не будет головы, и какое это было счастье, когда все оказалось на месте. А вот теперь в этой драгоценной головке — поражение головного мозга.
Позже, когда на нервной почве это поражение практически наступит у меня, выяснится, что все не так ужасно. Просто во время беременности у плода была небольшая гипоксия и педиатр просто так «по-простому» все это обозвала.
«Чем кормим?» — строго спросила эта же врач. Я рассказала ей про то, что у меня нет молока, потому что не бьет фонтан. Она посмотрела поверх очков на мою грудь пятого размера, которая уже пошла «углами» и «камнями» и приказала: «К стене!». Я вжалась в бетон, а педиатр начала сцеживать своими натруженными ручищами так, что фонтан забил не только у меня из груди, но и из глаз – в виде искр.
«Кормить только грудью! Строго по режиму! А то будет несварение! Каждые три часа по 10 минут!».
Варюша кричала целыми днями, свекровь требовала: «Дайте же ребенку сисю!», а я героически держалась, боясь несварения, смотрела на часы и ждала заветных три часа. Потом десять минут — и все! Молоко пропало, и мы перешли на смесь. У Вари начались запоры… Раньше я думала, что счастье материнства — это как на картине Боттичелли «Мадонна с младенцем». Но оказалось, счастье — когда ребенок покакал.
Колики… Они начинались всегда в 5 часов вечера… В стену стучали соседи, на улице останавливались прохожие, а я звонила мужу на работу и рыдала в трубку, что наша дочь умирает. Первые несколько месяцев мы занимались практически только четырьмя вещами: ставили Варе клизмы и газоотводные трубочки, держали столбом, укачивали и все кипятили. Даже не вспомню сейчас, что мы ели и ели ли вообще. Столбом после каждого кормления мы держали Варю не менее получаса, чтобы она не срыгнула. Так нам сказал один многодетный папа. Когда же после бесконечного столба я одевала ее на улицу, уже полностью экипированная, она обязательно срыгивала так, что приходилось ее переодевать.
Мы могли ее укачивать по сорок минут, потому что в наших книгах было написано, что именно в это время ребенок должен спать. И мы изо всех сил трясли орущую Варю. Когда же она засыпала после долгой тряски, по книге уже наступало время ее будить, и я делала это без тени сомнения. Помимо укачивания и столба мы ее на руки не брали, потому врач сказала, что это не педагогично.
Кормила я (из бутылки) строго по часам, указанным в моей «библии». Написано, что малыш ест в 2 ночи — я ставила будильник, а вдруг не проснется? В 7 утра — тоже будильник. Я кипятила все, потому что любой микроб мог убить мою кроху. Бутылки, соски — само собой. Но еще и ложки, тарелки, игрушки и все, что каким-то образом могло к ней прикоснуться. Когда Варе исполнилось месяцев семь, участковая медсестра, узнав об этом, сказала, что у меня шизофрения, и предложила попить успокоительного.
Каждый день мы кипятили воду, в которой купали нашу Варюшу. У нас была огромная 15-литровая кастрюля и такой же огромный кипятильник. Железный, на проводе, какие опускают в кружки, только чудовищных размеров. Так что у водопроводных бацилл не было ни одного шанса.
В три недели у Вари поднялась температура 39, и нас увезли в больницу. Оказалось — отит. Через неделю нас благополучно выписали. Но отныне, боясь отитов, я постоянно засовывала ей вату в уши. А как-то в сентябре, когда ей было месяца полтора, я решила, что на улице холодно (было 20 градусов) и вывезла ее погулять в зимнем комбинезоне. Температура от перегрева…
До родов я была уверена, что буду следить за собой, и все будут любоваться на нас с Варечкой, когда мы такие красивые будем выходить на прогулку. Два раза я забывала надеть на себя юбку, и замечала это уже в лифте. Сходить спокойно в туалет, когда мы с дочкой оставались одни, было редкой удачей, а в душ –
непозволительной роскошью. Но зато я научилась спать в любом месте, в любое время и в любой позе.
Мое неидеальное счастье
«Мне хочется сбежать» — продолжала плакать подруга: «Дети – это не мое! В первый и последний раз! Это — твое!»
После моей «идеальной» беременности, родов и не менее «идеальных» первых месяцев жизни моей Варюши я тоже не хотела больше детей. Я ее любила безумно, но вся моя свободная и безоблачная жизнь рухнула и превратилась в сумасшедший дом. А еще я ничего не знала и всего боялась, и, как поняла позже, мы с мужем сделали все ошибки, какие только можно было сделать. Но, наверное, так бывает всегда – это закон природы.
Первый ребенок, он — бедный, даже если желанный, долгожданный и горячо любимый. Не всегда, конечно (есть счастливцы, у которых мамы — это прирожденные мамы), но часто. Плод любви, он, одновременно — жертва ошибок, незнания и ослиного упрямства. И наших фантазий. А всегда получается по-другому, и мы пугаемся и не знаем, что делать.
Я вышла на работу, когда Варе был год. Мы тогда переехали в Москву, и я вручила ее на попечение моей мамы. Я думала, что ни одна уважающая себя женщина не может полностью посвятить себя пеленкам, кастрюлям и «серости» быта. Это скучно и не гламурно.
Я почувствовала, что такое быть матерью только когда родилась наша вторая дочь, Сонечка. Оказывается, материнский инстинкт не всегда рождается вместе с первенцем. Даже если мы его сильно любим. Нет, я не утверждаю, что я стала идеальной мамой. Вряд ли это когда-нибудь случится. Просто когда я приехала из роддома с Соней, и нам навстречу выбежала счастливая Варя, я вдруг поняла, что больше мне ничего не надо.
Вот оно, мое счастье – все здесь. Мои девочки, колики, которые меня больше не пугали, и запоры, и какашки, и ночные кормления, сопли, слезы, улыбки — это то, ради чего я хочу жить. И в тот момент я больше всего боялась не родить еще. Ведь счастья много не бывает. Позже у нас появится еще наша Дуняша.
Мы уже знали, что трудности не так страшны, и они пройдут. А останется любовь, тепло и счастье. И вообще, что это не с ребенком не в порядке, а у нас с головой. И что не надо ждать, что будет как в книжке. Так не будет никогда. И это нормально. Дети все равно «рулят». И наплевали на кипячение и не приучение к рукам. На советы врачей и режим.
Мы не строили никаких схем, а просто получали удовольствие. Всякое, конечно, было. Было трудно. Иногда – очень трудно. Но главное, знать, что все накладки временны. Так обязательно будет и с моей знакомой. Это со всеми случается. Ей просто нужно немного поспать. Хотя с маленькими детьми это часто проблематично. Но и это пройдет.
И еще. Я ей это не сказала, но, знаете, я – хитрая и коварная. У нас не идеально. У нас все тот же сумасшедший дом, просто мы к нему уже привыкли. Нельзя всего успеть, можно на что-то забить. И я никогда не выложу фото неубранной квартиры, а в этом состоянии она пребывает почти всегда. А пока я общаюсь в сетях, у меня может три раза подряд сгореть каша, но я об этом тоже никогда не напишу.
Дети мои спокойные и не мешают только потому, что мы сейчас играем в осаду крепости, и я заперлась в комнате. И еще где-то час крепость не сдастся. А потом я выпью валерьянки, выйду, взвою, расставлю их по углам за бардак, и начну убираться.
Но про мой леденящий душу вой и углы я тоже никогда не расскажу. Ведь я – «эта- да-мать!». И вообще… Трое — это не один. С ними гораздо проще, чем с первым. Правда!