Я буквы выводил в притихшем храме,
Пытаясь не терять молитвы ось.
И вдруг, к невысохшей словесной ране
Присел, случайно залетевший гость.
Мой монотонный труд украсив мимолётно,
Крылом разбив строку напополам,
Он стал стучать в захлопнутые окна,
И чешую ронять на плоскость пыльных рам.
Алексей Чекаль — дизайнер, каллиграф, искусствовед. Живет в Харькове. Работает арт-директором студии графического дизайна PanicDesign. Преподавал в Харьковской государственной академии дизайна и искусства и Британской школе дизайна в Москве. Провел множество мастер-классов по каллиграфии и шрифта в Украине, России, Беларуси, Казахстане, Чехии, Польше, Италии, Франции и др. Организовал школу каллиграфии в Харькове. Как ученый искусствовед изучает раннехристианское искусство Сирии и Византии. Пишет иконы. Работает в области церковного дизайна. Член ассоциации дизайнеров-графиков «4BLOCK» (association of graphic designers 4BLOCK Icograda). Участвовал в ряде дизайнерских международных проектов. Провел несколько персональных каллиграфических выставок в Европе и Украине.
Пасхальная каллиграфия для международного содружества христианских художников «Артос»
— Алексей, каллиграфия – что это вообще такое и зачем нужно – кроме того, что красиво и интересно?
— Если говорить о термине, то он появился позже, чем то, что мы под ним сегодня понимаем. Изначально все тексты, как религиозные, так и не религиозные писались от руки. Письмо – это часть человеческой культуры. И хотя с появлением книгопечатания каллиграфия стала отдельным искусством, живая энергия письма вошла в ткань книг и спряталась внутри гравированных тел антиквы и итальянского курсива. Гутенберг, допустим, первоначально в точности повторял в своей Библии каллиграфические готические кодексы своего времени. Потому, что линии и изгибы, помнящие тепло руки — это естественное продолжение речи и мысли человека.
Каллиграфический мозг. Росчерки
Каллиграфия – это не просто красивое письмо, а некое ощущение пространства, движения в этом пространстве. И каждая эпоха в истории человечества имеет свой тип ощущения, свою стилистику. Трудно спутать готическое и византийское пространственное мышление – они абсолютно разные. Шрифт, словно некий камертон или компас, очень чутко реагирует на изменения не только в области монументального искусства или живописи, но следит за мировоззрением тоже. Поэтому, несмотря на то, что мы сейчас почти не пишем, письмо живет в нашей культуре, в нашем сознании.
Сегодня шрифт – это 80% всего графического дизайна – вывески, книги, сайты… Буквы – это насекомые. Мы знаем, что жучков и мошек – несметное множество, осознаем их огромное значение в биосфере, но обычный человек специально не ползает по траве с лупой и не изучает жизнь муравьев, кроме сумасшедших энтомологов. Так и со шрифтами. Возможно, я и занимаюсь этими засечками-ножками и росчерками-усиками потому, что в детстве взахлеб читал энтомологические книги Жана-Анри Фабра и Александра Любищева.
Каллиграфия на греческом: Καὶ ἰδοὺ ἐγὼ μεθ’ ὑμῶν εἰμι πάσας τὰς ἡμέρας ἕως τῆς συντελείας τοῦ αἰῶνος Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28, 20)
— А как может повлиять шрифт на восприятие его читателем?
— Если напечатать Шекспира, скажем, каким-нибудь средневековым беневентинским письмом, то читать роман будет сложнее, чем если бы в книге использовали английскую антикву. Если напечатать его современным гротеском, то будет другое восприятие текста, динамичное, другие образы, эстетические ощущения. Форма и содержание в типографике очень взаимосвязаны и влияют на удобство чтения и характер прочтения. Я как-то сделал выставку про IV эклогу Вергилия, которую некоторые раннехристианские авторы считали предвещающей рождение Иисуса. Один и тот же текст в 7 строк был написан в разных стилях. Пасторальный римский поэт в рустике (capitalis rustica) смотрелся очень органично, поскольку сохранились латинские рукописи Буколик в этом типе шрифта.
IV Эклога Вергилия (Пророческая) из выставки Дары, организованной Содружеством христианских художников Артос, 2013. Написано традиционной римской рустикой
Но когда я взял двухметровые черные панели из пластика и железными перьями динамично написал белые строки размашистой скорописью:
Сызнова ныне времен зачинается строй величавый,
Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.
Сразу возникло ощущение современности этих слов и что Вергилий направляет нас, как когда-то вел Данте, к неизведанному. Не зря Михаил Гаспаров писал, что Вергилий — поэт Будущего.
IV Эклога Вергилия (Пророческая) из выставки Дары, организованной Содружеством христианских художников Артос, 2013. Современное шрифтовое прочтение того же произведения.
— Можно ли говорить о существовании христианской или сугубо «православной» каллиграфии?
— Дух дышит, где хочет и не ижицей единой мы живы. Как православный христианин я могу точно знать лишь одно: “По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.” Если человек брызжет ненавистью и направо и налево, то наверно, можно засомневаться: Христов ли он? Но мы не можем утверждать, что золотые надписи из афонских рукописей по своей форме духоноснее грубого рунического надгробия священника где-нибудь на задворках Скандинавии. Искуснейшая вязь на литургической чаше и предсмертные граффити замученного мирянина на стене Соловецкого лагеря — все имеет ценность.
Я когда-то сделал для друзей арабов из Сирии пасхальное яйцо. Христос Воскресе написано на геометрическом куфи X века. Эта шрифтовая эстетика куда древнее и глубже ярких и безвкусных современных наклеек на пасхальные яйца. Но зрителя, который даже не знает, что есть арабоязычные православные, она может отпугнуть, а молодежь увидит тут QR code — все дело в привычках. Но, или мы невежественно отбрасываем все непривычное, считая только свое истинным и ценным, или вежливо относимся к другим кодам, образам и традициям.
Пасхальное яйцо. Христос Воскресе на куфи
Я считаю, что у нас нет жесткого художественного канона: так можно, а так нельзя. Это в еврейской сакральной каллиграфии все очень регламентировано и обосновано теологически. Каждая форма буквы имеет связь с богословской архитектоникой. Христианство же не ограничено только византийской или древнерусской эстетикой. Применительно к шрифтовой церковной стилистике можно говорить о определенных традициях в рамках той или иной культуры. Но то, что привычно для нас, может быть неожиданно для эфиопских христиан, так и наоборот. Я бы говорил о гибкой и творческой мимикрии художественных приемов, исходя из христианского откровения и местной специфики.
Например, законы византийской вязи, которые перешли в древнерусскую вязь, понятны и близки для нас, но для православных китайцев из Шанхая воспринимаются как чужой эстетический код. Как-то передо мной стояла задача сделать значок для миссионерской организации в Китае. И я сознательно не использовал язык, понятный для средиземноморской христианской ойкумены, а работал с графикой красных печатей, близких для Дальнего Востока. И это прекрасно легло в эстетический контекст китайской культуры, смотрелось там органично, не чужестранным гостем. Так хороший миссионер ищет те струны души того или иного народа, чтобы ненасильственно принести Благую Весть. А хороший переводчик применяет образно-словесную картину понятную для того языка, на который переводит.
Эскиз логотипа для православной миссии в Шанхае. Мне всегда важно как адаптируется христианская тематка в разных культурах
Но не менее интересной задачей является применение исторических графических приемов в современном контексте, стряхнувши патину. В 2013 году совместно с ПСТГУ мы делали выставку в Италии, посвященную гонениям на церковь в советский период. Я наложил славянскую вязь на трафаретную фигуративную композицию и получился неожиданно цельный и точный образ тех печальных событий.
Дизайн выставки в Италии «Свет во тьме светит. Свидетельство Русской Православной Церкви в годы советских гонений» (Meeting Rimini 2013). Совместно с ПСТГУ
Фрагмент выставки «Свет во тьме светит». В центре расположена ярко освещенная модель храма, выполненная из прозрачных материалов, а в нем – икона новомучеников, которая является сердцем всей выставки. По краям зала — затемненное пространство, в котором располагаются стены, рассказывающие об истории гонений, и музейные экспонаты.
Конечно, есть определенные приемы, которые выработали художники за тысячелетия. Как создать из важных слов символ, врезающийся в память и трогающий душу? Об этом есть специальная книга немецкого палеографа Людвига Трауберега “Nomina Sacra”. Но эти приемы использует не только христианство. Так, в церковнославянском языке сокращают сакральные слова, надписывая сверху титла «Бг҃ъ», «Г ҃ъ». Этот прием схлопывания сердцевины вышел из греческой традиции сокращений, а туда попал, в свою очередь, из таинственного написания еврейских священных слов (в частности, тетраграмматона). Подобные лигатуры мы можем встретить и на католических храмах, и на арабских мечетях в надписях святых имен. Языки разные, но графические способы создания лигатур и сокращений близкие.
Альфа и Омега — монограмма
К сожалению, в отличие от христиан на Ближнем Востоке или в Европе, мы пережили десятки лет советского забвения, и многие художественные церковные традиции притупились. В иконописи, архитектуре они сейчас восстанавливаются, а вот, что касается мелкой пластики и работы со шрифтами, то этот процесс, к сожалению, не так быстро происходит, как хотелось бы. И поэтому мы видим столько одинаковых шаблонных решений в этой области.
В оформлении книг используется очень ограниченный круг приемов из нашего графического наследия. А наследие, между тем, очень богатое. Взять хотя бы орнаментально-символические композиции в украинских рукописных Библиях XVII века. В них образ райского сада выходит из “садка вишневого коло хати”. Небесные орнаменты плетутся из мальв и барвинков возле тына, перекликаясь с мальвами на мозаиках благословенной Равенны. Так профанное превращается в сакральное. Я в одном оформлении украинского молитвослова использую эту идею, где молитвы прорастают цветами и птицами.
Сейчас в Украине издательство “Дух и Литера” делает большую работу по переводу на украинский язык Синаксаря, составленным иеромонахом Макарием Симонопетрским на Афоне. Такой перевод на русский язык уже издали в Сретенском монастыре, а также вышли в свет французские, английские, греческие, немецкие и итальянские издания. Когда я взялся за эту работу, то решил использовать адаптированный к кириллице византийский минускул, который использовался в афонских рукописях. Все молитвы написаны от руки и вообще, в книге много рукодельных элементов, это очень оживляет книгу и делает ее более теплой и близкой к читателю.
Дизайн книги Синаксарь (Жития святых). Насельник афонского монастыря Симонопетра иеромонах Макарий. Перевод на украинский издательства «Дух и Литера»
А вот пример работы для издательства “Никея” в совсем другом ключе, когда необходимо было переосмыслить разные типажи славянских надписей в духе скорописи, полуустава, вязи, и даже кириллизированного еврейского письма. Неожиданные композиции и динамика надписей придают книгам этой серии запоминающийся характер.
Серия обложек для издательства «Никея». Дизайн Петр Банков, Каллиграфия Алексей Чекаль. Идея этой серии была в двух уровнях текста. Первый — название, имя автора, и второй — каллиграфия как иллюстрация, фактура, связанная с темой книги.
Мне кажется, дизайнер, занимающийся религиозными проектами, должен быть мини-исследователем, уметь погружаться в специфические области. Например, изучать традицию сфрагистики, лазить по храмам Константинополя в поисках орнаментов, заглядывать в клювы романских павлинов… Примеров можно привести множество. Одни лишь шрифты Софии Киевской от монументальных надписей до граффити – это огромный багаж, который можно использовать в современных церковных проектах.
Недавно я попал под купол Софии со своим учителем Юрием Коренюком, который отдал много лет реставрации этого памятника. Там высоко на лесах, около Евангелистов, мы придумали с ним тему для доклада, который я недавно подготовил — «Иконография Евангелистов в Софии Киевской и каллиграфическая культура Византии». Эти святые каллиграфы с каламами в руках символически парят над дорогим мне городом. Фотографируя и изучая надписи на мозаиках, о которых так проникновенно писал Сергей Аверинцев, я сделал шрифт, напоминающий пластику букв, выложенных над конхой апсиды. И применил его в эскизах к итальянскому изданию календаря о древнерусских мозаиках Киева.
Шрифт, разработанный на основе мозаичных надписей в Софии Киевской и эскизы календаря на итальянском для Russia cristiana
— Какие бы вы отметили ошибки и сложности в развитии современного церковного искусства?
— Мне далеко не близка позиция критика. Сейчас появилось много хороших архитекторов и художников, иконописцев. Чему свидетельствует, например, недавно прозвучавшая выставка для которой я, по просьбе организаторов, делал фирменный стиль и логотип:
Стиль и логотип для выставки Современных иконописцев России. Организаторы: международного содружества христианских художников «Артос», Гильдия Храмоздателей и Спасо-Преображенский Валаамский монастырь.
А на днях открывается еще один фестиваль православного зодчества, иконописи и сакрального искусства «Дом Господень». Советую заглянуть. Мне близок тот углубленный, по настоящему творческий подход, который я вижу у художников в подобных проектах.
Но, в чем я вижу опасность в около церковной эстетике, так это в формальном подходе и тиражности. Есть такое некрасивое слово, как попса. Так вот она и есть олицетворение формального отношения не только к искусству, не только к жизни, но и к религии. Бездумное (!) повторение канона — это кража. Ты берешь то, что не впустил в себя, не провел через сердце. Потоковая продукция, автоматическое копирование прорисей или слащавая глазуновщина — все это звенья одной цепи.
Я исхожу из вполне христианского мнения, что дьявол лишен творческого начала. Как говорил Карел Чапек: “Одного только дух зла не умеет: творить чисто и совершенно”. Этот великий гопник (вор) — как квинтэссенция серости, бесталанности и формализма. Не зря у Данте в Аду так серо и туманно. И вот тут-то на фоне всем ясного ЧТО вырастает неожиданное КАК. Инфернальность кроется совсем не в свободомысленном подходе к реальности или искусству, а отсутствии выстраданной позиции, в автоматичности, в формализме, в калькизации, в примитивном копировании и элементарной краже чужого. Вспомним как писал фрески Феофан Грек, уж его-то трудно упрекнуть в незнании канона, но насколько это было талантливо, свежо и искренне. Ремесло ремеслом, но сердце должно гореть, а слезы капать.
Иисусова молитва над входом в келию настоятеля Десятинного монастыря (Киев)
— Необходимо ли мастеру церковного дизайна или иконописцу быть воцерковленным человеком? Или достаточно высокого профессионализма, мастерства и таланта?
— Здесь есть риск подмены понятий. Я не могу ответить на этот вопрос, слишком много нюансов. Можно ли утвердительно говорить даже о своем воцерковлении по формальным признакам? Проверка стоит жизни или … смерти. В каллиграфии проще. Если человек говорит, что он прекрасно пишет, но все время прячется в эффектах готических вертикалей и путаницы, а попроси его написать «Троянской» антиквой, да еще на кириллице и он сникает. То все и так видно на бумаге. «По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?»
Каллиграфия на итальянском: Rallegratevi, perché i vostri nomi sono scritti nei cieli. «Радуйтесь тому, что имена ваши записаны на небесах»
— Вы как-то читали лекцию о сакральном дизайне, что это за определение?
— Сакральный дизайн — достаточно условный термин. Многим он не нравится — то ли за счет слова «сакральный», то ли за счет слова «дизайн». Можно сказать сложнее – графические работы в рамках религиозной традиции. Для дизайнера здесь важно знать историю и эстетику той или иной конфессии и предельно уважительно и внимательно относиться к любой, повторяю – к любой. Внимание к Другому нас обогащает! Я много делаю работ для православной Церкви, но также мне интересно работать для католиков, иногда для протестантов, мусульман или иудеев. Я считаю, что разногласия и сложности взаимоотношений уйдут, а красота останется.
Вот книга Кристиана Тролля «Вопросы мусульман — ответы христиан» — хитрая задача для каллиграфа. Католический священник пишет мусульманам о христианстве. Соответственно, моей задачей было как-то соединить две традиции – западнохристианскую и мусульманскую. И я пишу начало литургии «agnus dei», но выполняю ее в духе арабской фигуративной каллиграфии. Таким образом, две эстетических кода соединяются.
Обложка и каллиграфия для издательства «Дух и Литера» Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis (Агнец Божий, берущий на себя грехи мира, помилуй нас) Соединения латинской и восточной традиции в каллиграфии
Для меня значительна была работа над книгой о старце Иосифе Исихасте. Во-первых, это очень личная история. Я в юности лазил по остаткам Ахтырского монастыря, и потом наблюдал его восстановление во главе с о. Симеоном, одним из образованнейших монахов, которых я встречал. И хотя я не так часто там бываю, как хотелось бы, для меня это место над рекой Ворсклой очень важно в моем христианском становлении. Я писал в монастырь иконы и максимально пытаюсь помогать в области оформления книг.
Для издания перевода книги Ефрема Филофейского, был разработан шрифт и сделан ряд каллиграфий, ориентированных на приемы греческой вязи, но на церковнославянском языке. Именно на таком стыке традиций, на поиске контактов и строится графическая работа в области религиозного заказа. Эту книгу по достоинству оценили читатели, и я надеюсь, что и моя скромная лепта в этом есть. Недавно вышел второй том (Полное собрание сочинений), в котором собраны письма и тексты Иосифа Исихаста. Рекомендую купить всем, кто интересуется христианской аскетикой.
Дизайн 2 томного издания о старце Иосифе Исихасте. Издательство Ахтырского Свято-Троицкого монастыря. Перевод архимандрита Симеона (Гагатика)
— Где обучают специалистов по каллиграфии? Велик ли спрос на их услуги, и можно ли говорить о дефиците?
— У нас, в Украине, слава Богу, за последние десять лет каллиграфия начала входить в моду. Пока не настолько, конечно, как на Западе или на Востоке, где каллиграфия выделена в отдельную профессию. Тем не менее, и у нас молодые художники, дизайнеры начинают ею увлекаться, посещают мастер-классы, курсы, изучают в вузах, где она преподается.
Кроме того, создано несколько школ каллиграфии – от регулярных мастер-классов мастеров (таких как Василь и Вероника Чебаник, Виталий Митченко, сестры Лопухины, Кирилл Ткачёв и других) до постоянных учебных проектов, таких как «Арт и Я» в Киеве.
Если говорить о России, то там тоже школы основываются вокруг мастера, такой вполне себе средневековый принцип. Есть замечательная школа Евгения Добровинского, Школа исторической каллиграфии под рук. Юрия Ковердяева и Андрея Санникова, Центр искусства каллиграфии «От Аза до Ижицы» Петра Чобитько в Санкт-Петербурге, есть курсы на базе Современного музея каллиграфии в Сокольниках и некоторые другие. В области храмовой и каллиграфии на иконах активно работает и преподает Григорий Маракуев.
Организовал и я свою скромную школу в Харькове, но поскольку у меня масса других проектов, она проходит в виде частных уроков. Среди учеников – как профессиональные дизайнеры, так и люди со стороны, которые просто хотят научиться каллиграфии для себя.
Плакат практического курса для иконописцев в Италии — Каллиграфия в сакральном искусстве. Курс был проведен в иконописной школе Russia cristiana, где преподавали Адольф Николаевич Овчинников и архимандрит Зинон
— Какое применение находит каллиграфия?
Если говорить о дизайне в целом, то применений множество — оформление книг, использование в интерьерах, внешние надписи на камне, внутреннее храмово-иконное пространство, надписи в фресках, росписях, молитвы, подписи к сюжетам, а также различные экслибрисы, монограммы, печати, стили, эмблемы, логотипы приходов и монастырей. Всё это также связано с каллиграфией.
Приведу примеры разных шрифтовых логотипов. Для киевского прихода был выбран характерный византийский минускул, когда-то появившейся в скрипториях преподобного Федора Студита. Но в кириллическом исполнении он заиграл современными нотами. Следующий знак был сделан для друзей доминиканцев, я выбрал стиль букв из ранней готики, которые были подсмотрены в одной рукописи из библиотеки монастыря. В логотипе Гильдии Храмоздателей, мы отразили дух русского модерна, тонкий и изящный, светящийся, как прожилки зеленого листа на весеннем солнце.
1. Логотип для церковного прихода в Киеве (бывшее подворье синайского монастыря). 2 Логотип института религиозных наук св. Фомы Аквинского (Киев). 3. Логотип Гильдии Храмоздателей, совместно с Андреем Анисимовым
Еще интересней работать с пространством, внедряя в него типографику и каллиграфию. Музейные проекты развязывают руки. Недавно прошла выставка, подготовленная группой друзей из разных стран, которую последнее время мы называем «Летающей общиной». Эта выставка была посвящена митрополиту Антонию Сурожскому, где каллиграфия имела важное значение. О дизайнерских придумках этого события можно прочесть в новым журнале «Дары» (2016).
Надписи-эпиграфы для выставки “Моя жизнь — Христос”, посвященной духовному и богословскому наследию митрополита Сурожского Антония (Блума)
Разработка шрифтов, для тех церковных проектов, где каллиграфия неприменима – это еще одна область, где предстоит много потрудиться. Во многих книгах, особенно в научно-церковных изданиях, эту проблему сразу видно. Допустим, в случаях цитирования святых отцов русский текст, греческий, иврит, арабский, сирийский – часто не совпадает, не сгармонизирован. Просто берется то, что есть в компьютере и это режет глаз настоящих Дон Кихотов пера и кривых Безье. Но есть и случаи, когда шрифт выходит из пространства книги. В данном случае была разработана вязь, которая как гармошка могла собираться, для того, чтобы разместится на фризе и была удобна для резьбы в камне.
Свято-Пантелеимоновского храм, Нижний Новгород. Архитектор Андрей Анисимов. Разработка шрифта для резьбы по камню. Символ Веры расположен по периметру храма.
Символ Веры в камне. Фрагмент фриза
Но никто не запрещает использовать буквы для душевных проектов, каким получился календарь со священниками и котами, столь полюбившийся народу. В таких случаях каллиграф может быть достаточно свободен в выборе характера и энергии письма.
«Поп+кот» календарь на 2016 год. Международное содружество христианских художников «Артос». Координатор — Ксения Лученко. фотограф — Анна Гальперина, куратор — Сергей Чапнин.
— А какой заказ запомнился больше всего?
— Я как-то в Стамбуле оказался в жуткую жару в прохладной современной мечети — это был рай для каллиграфа. Только Черное и Белое, и рукописные композиции. Но, посидев некоторое время, понял, что без ликов грустно. Так и в насыщенном церковном пространстве, где почти нет места буквам, тоже грустно. И мне посчастливилось этим летом включиться в роспись церкви в Нижнем Новгороде. Это был, как раз, пример того, как можно возвращать традицию использования текстов в храмовом пространстве, соединяя их с образами. Ведь в том же Стамбуле есть исторические примеры того, как шрифты входили в интерьер и экстерьер византийских храмов, взять хотя бы церковь Богородицы Паммакаристы («Радующейся»).
Икона без надписи не существует. Отец Павел Флоренский говорил, что у иконы есть душа – это ее надпись. То есть без надписи икона не освящена. По традиции только после надписания она становится по-настоящему иконой, потому что в христианском искусстве надпись и образ работают на равных. В интерьере это не так очевидно, но когда молитвы на стенах окружают росписи, храм превращается в раскрытую книгу.
Свято-Пантелеимоновского храм, Нижний Новгород. Архитектор Андрей Анисимов. Шрифтовые работы выполненны в нефе и алтаре храма. Тропари и кондаки вокруг образов святых, а в алтаре — литургические молитвы.
Тропарь и Кондак вокруг иконы св. Сергия Радонежского
Каллиграфия в алтаре Свято-Пантелеимоновского храма
— Судя по записям в фейсбуке, в Стамбуле вы были по пути из Италии…
— Да, в конце сентября – начале октября я был в Сицилии, где проходила XXI ЛабОРАтория церковных искусств. Там собирались люди из разных стран: художники, архитекторы, искусствоведы, священники и миряне, заинтересованные церковным искусством и его проблемами. Я там тоже, как всегда, рассказывал про шрифт…
Мне нравиться путешествовать с пером наперевес. Новые люди, старые буквы, мудрые люди, новые буквы!
То в Париже со студентами École normale supérieure попишешь украинской скорописью, то во Флоренции делаешь выставку возле Уффици и под King Crimson пишешь Epitaph этому миру, то в Минске рисуешь с дизайнерами карты придуманных островов в духе фламандского картографа Герардуса Меркатора, то в Казахстане важному правительственному чиновнику преподаешь допетровскую кириллицу, чтобы показать, как вернуть восточный привкус казахскому письму, а в Стамбуле зайдешь на Фенер, да и занесешь в резиденцию вот такой свиток:
Грамота-поздравление на день рождения Варфоломея I, Патриарха Константинопольского
Этим летом случился необычный перформанс в городе Пратовеккьо, что на Тосканщине, где Данте писал часть Божественной Комедии. Это событие происходило рамках плакатной выставки «Данте. Вновь увидеть звёзды» которая впервые была представлена на IX Триеннале экологического плаката «4й БЛОК» в Харькове. В течении часа на белой ленте, расстеленной на площади перед монастырем, разворачивалась буквенная драма – с одной стороны появлялись смертные грехи, упоминаемые Данте в «Аду», а с другой – добродетели, упоминаемые в «Раю». По окончании лента превратилась в образ лабиринта нашей жизни, в которой ежедневно приходится делать выбор между тем и другим.
«Labirinto di Dante» — калиграфический перформанс на тему Божественной Комедии Данте (Пратовеккьо)
— Такие встречи и знакомства как-то проявляются в практических результатах?
— Например, я в Киеве бываю часто, но с епископом Обуховским Ионой (Черепановым) и монахиней Еленой (Кругляк) мы познакомились не в Киеве, а, представьте, на конференции в Сицилии, где они представляли свой проект реконструкции Десятинной церкви. И я тут же включился в процесс, где нужно будет по оставшейся эпиграфике восстанавливать шрифт, вытесанный древними мастерами, а потом использовать его в музейной экспозиции. И в рамках того же сотрудничества в Десятинном монастыре, при оформлении монашеского корпуса я неожиданно для самого себя соединил каллиграфию на стене с рисунком. Это и не иконопись, и не чистая работа с текстом, а некий симбиоз на стене, но в иконографической традиции. И я подумал, что это можно было бы назвать ICONOGRAFFITI. Буквы и образы плавно перетекают друг в друга и оживляют пространство келии.
Отроки в печи огненной. Роспись на стене над камином. Десятинный Рождества Пресвятой Богородицы монастырь (Киев)
Фрагмент IconoGraffiti
Впереди планов много. Много храмов, рукописных книг и идей. Сейчас я готовлю новую выставку в немецком замке, который 1000 лет назад был монастырем. Проект будет называться “Прозрачное средневековье” и в нем необычным образом будет сочетаться византийские и романские орнаменты, унциальная каллиграфия, зеленые ландшафты и текстура древних стен.
Я пишу слова, но иногда слова помогают мне писать. Есть тексты, которые входят внутрь. Возвращаясь из мастерской, я хожу по тем улицам, где Александр Введенский незадолго перед смертью писал свою «Элегию». И, как-то гуляя по заснеженному Харькову, его сын Борис прочел мне молитву Даниила Хармса. Теперь она всегда со мной, мне кажется это молитва не только поэта, но и каллиграфа:
«Господи, среди бела дня
Накатила на меня лень.
Разреши мне лечь и заснуть Господи,
И пока я сплю накачай меня Господи
Силою твоей.
Многое знать хочу,
Но не книги и не люди скажут мне это.
Только ты просвети меня Господи
Путем стихов моих.
Разбуди меня сильного к битве со смыслами,
быстрого к управлению слов
и прилежного к восхвалению имени Бога
во веки веков».
Каллиграфический возглас
Фото, видео — Роман Павленко