Когда-то давно вождь пролетариата сказал историческую фразу «Важнейшим из искусств для нас является кино». Кажется, сейчас наступило именно такое время: театр, положа руку на сердце, сдает позиции, а кино, напротив, становится по-настоящему массовым, обсуждаемым явлением.
Приятно и интересно сходить с кем-то из семьи/друзей на новый фильм и потом делиться мнениями о премьере, читать блоги в интернете, колонки в свежей прессе — как в православной, так и светской. Так было с «Островом», «Адмиралом», «Царем», «Обитаемым островом» и другими, затронувшими многих фильмами. Поставлю в один ряд с ними и новый фильм режиссера Андрея Кавуна «Кандагар» — правда, не так разрекламированный (в кинотеатре, где я смотрела премьеру, не висела даже афиша: все места занимали «гораздо более важные» фильмы с подзаголовками «А тому ли я дала?» и т.д.) — но, безусловно, достойный внимания и широкого обсуждения.
В «Кандагаре» практически документально (что подтвердили реальные участники этой трагедии) показана ситуация 14-летней давности: российский грузовой самолет, перевозивший амуницию для центрального правительства в Кабуле, талибы принудительно сажают в Кандагаре, где держат экипаж в плену более года. Я отчетливо вспомнила эту историю 1995 года – летчиков время от времени показывали по ТВ, делали интервью с их заплаканными женами… и все это длилось как-то чересчур, слишком долго. Так долго, что даже у меня (не особо интересующейся новостями, аполитичной молодой женщины) эти показы вызывали легкое беспокойное чувство «ну надо же! все еще не отпустили…», правда, гражданская совесть больше ничем не тревожила меня и, переключив канал, я забывала о пленных авиаторах. Чем кончилась тогда эта история, я запамятовала.
Фильм же заставляет вспомнить все с новой силой и пассивных наблюдателей события, и активных его участников (после возвращения из кино я успела ухватить кусок передачи, где исполнители главных ролей – актеры Александр Балуев и Владимир Машков – беседовали по телемосту со своими прототипами, командиром экипажа Владимиром Шарпатовым и вторым пилотом Газинуром Хайруллиным). Видно, что реальных героев это снова затронуло за живое именно потому, что показано все в фильме довольно достоверно. На высоком уровне и игра актеров, и «картинки» боевых и психологических перипетий сюжета.
Приятно также отметить, что очень правдивый, в чем-то жесткий фильм снят, тем не менее, без применения ненормативной лексики. И что захватывающий сюжет построен без «лав стори» и без единой полуголой женской фигуры, наперекор всем каноном Голливуда. Личность командира экипажа, сыгранная Балуевым, — поражает. Неоднозначный, в чем-то, быть может, сентиментальный (что подтверждают и слова прототипа, признавшегося, что фильм до конца он досмотреть не смог) – и такой мужественный, настоящий, что хочется показывать его всем мальчишкам как образец настоящего мужчины. Которые, кажется, слегка начинают переводиться ныне.
Вообще, фильм полезно смотреть молодому поколению: в простом, не шибко кровавом для сегодняшнего дня и не поражающим спецэффектами действом показаны несколько ценнейших моделей поведения. Не убежать без хотя бы одного члена экипажа. Подчиняться старшему, даже если он «не тянет»; не нарушать иерархию, даже если лидер в глубоком замешательстве. Переживать за подчиненных так, будто они твои собственные дети…
В последнее время нередки фильмы, где личности раскрываются в экстраординарных ситуациях (да и псевдоситуации для этого разыгрываются довольно часто – вспомним серию передач «Последний герой»). В них стало принято показывать, как люди начинают исподтишка предавать друг друга, «подставлять» и «засаживать», чтобы выжить… и это уже кажется почти нормой («А как бы я поступил?, — думает каждый, — кто знает, скорее всего так же, ведь все мы живые люди…»). И пример того, как люди должны (и могут) во всех ситуациях оставаться людьми, показанный в «Кандагаре», — даже кажется несовременным, нереальным… если бы не был подтвержден документально.
Однако я не зря дала своему тексту такое название. Вспоминая то, как мало задело меня это событие «в реале», хочется задать вопрос – а для чего снимается такое кино? Просто «поднять» эпизод новейшей истории? Снять фильм по интересному, «на поверхности лежащему» сюжету? Да, понятно, что на Великом Американском Конвейере снимаются тысячи таких фильмов (например, как-то от нечего делать я просмотрела малобюджетную картину, где все гости на богатой яхте спрыгнули за борт искупаться, но забыли предварительно скинуть сами себе лестницу, дальше весь фильм они болтались в соленой воде и пытались вскарабкаться наверх, кто-то утонул, кто-то сошел с ума… полтора часа ни о чем, так, пощекотать себе нервы и забыть навсегда). Но у нас же, действительно, это «важнейшее из искусств»! Мы, россияне, гораздо большие требования предъявляем к каждой новой отечественной киноленте!
И вот с этой точки зрения могу твердо сказать, что «Кандагар» должен был стать более цельным, более осмысленным кино. Потому что ответа на вопрос Вертинского «Я не знаю, зачем и кому это нужно… кто послал их на смерть недрожащей рукой?» по-прежнему в нашей стране нет. Зачем было брать под видом амуниции на борт боевое снаряжение грузовому авиалайнеру? Кто отправлял эти боеприпасы? На это нет ответа. Да и зачем? Зритель пообсуждает сильные характеры, переключит канал, и будет смотреть что-то другое.
Сквозь весь фильм неярким пунктиром проходит тема религиозности героев. Во-первых, конечно, подразумевается, что от них требуют перейти в ислам. Завязка этому положена внешне сильным моментом – когда талиб срывает крест у одного из летчиков. Но кроме содранной и после воспалившейся родинки это не выливается ни во что, кроме вялых выяснений друг у друга, крещен или не крещен. Герой Машкова неоднократно говорит, что не верит ни в Бога, ни в аллаха, и ему «все по фиг». Самый молодой член экипажа подумывает, не стать ли мусульманином, чтобы отпустили… И получается так, что кульминационным «религиозным» моментом фильма становится короткий спич «самого главного мусульманина».
«Нас мало, но мы победим, — тихо говорит он, — потому что мы воюем за аллаха, а вы – за бензин в своем бензобаке. Вы давно предали даже своего Бога». На что мужественный капитан экипажа, смело глядя на противника, не находит ничего более весомого, чем сказать с усмешкой: «А что ты лицо-то закрыл?»… Вспоминается Михалковское: «Как и веревка, все у вас гнилое… захватчики, я презираю вас!». Но тогда были захватчики – они. А кто захватчики сейчас? И что кроме сильно сказанных в трудную минуту слов, кроме мужества и цельности российских натур (правда, уже порядком изъеденные в последнее время) мы можем предъявить как национальную идеологию? Ответа и на эти вопросы фильм не дает…