Фридрих Лехт. Землекоп. 1930 год
Молодому человеку необходима жизненная школа. Большая трагедия, когда юноша или девушка формируются в тепличных условиях. Наш мир – это не оранжерея с комфортным микроклиматом, он очень часто суров и неудобен. Для того чтобы выстоять под его штормовыми ветрами, необходима закалка, которой, к сожалению, многие современные молодые люди лишены. Писатель Валентин Пикуль, размышляя над тем, почему некоторые его знакомые – умные и талантливые люди – не смогли в жизни ничего добиться, говорил, что вся проблема в отсутствии у них фронтовой закалки. (Сам Валентин Саввич сбежал из дома на фронт в четырнадцатилетнем возрасте и всю войну прослужил юнгой на Северном флоте). У меня тоже нет фронтовой закалки, нет даже армейской школы, однако Господь не оставил меня без важнейших жизненных уроков. О некоторых из них я и хочу рассказать.
Неудавшийся ученый
Однажды, курсе на третьем университета, я шел с учебы домой, размышляя над особенностями гуанилатциклазного механизма действия гормонов. Погода была мерзопакостная. По зонту барабанил дождь. Мимо, с шипением разбрызгивая лужи, проносились серо-коричневые от грязи автомобили. На перекрестке, отгородившись с четырех сторон знаками, дорожные рабочие в оранжевых жилетках ломами выковыривали из асфальта неподъемный люк. До определенного момента мне было очень уютно в моем загадочном и полном чудных открытий мире биологии, но что-то в окружающей картине с ним начало диссонировать. Подумав, я понял, что это рабочие отвлекают меня от высоких мыслей. Я столкнулся с иной реальностью, не столь уютной, как моя. Вот один из рабочих, повиснув на ломе, поддел люк, который тут же подхватили остальные. Люк, перекатываясь, как монета, со звоном опустился на асфальт. Рабочие, столпившись вокруг открытого колодца, заспорили, кто полезет вниз. Помню, я тогда подумал, что живут же на земле такие несчастные люди, которые вынуждены заниматься подобной работой. Подумал и снова погрузился в свои высокие размышления, не подозревая о том, что спустя всего несколько лет мне придется заниматься почти тем же.
***
В университете я мечтал о карьере ученого. Какие-то предпосылки к этому, наверное, были. Например, я до сих пор помню строение биологической клетки в мельчайших подробностях. Сейчас, когда мне звонят знакомые студенты-медики и просят за них помолиться накануне зачета по какой-нибудь биохимии, я советую им подучить как следует цикл трикарбоновых кислот. Услышав такой совет от батюшки, они в изумлении обещают ему последовать.
По многим причинам, рассказывать о которых недосуг, ученым я не стал. Как оказалось впоследствии, к счастью. Мой сокурсник закончил аспирантуру, защитил диссертацию, попреподавал несколько лет и ушел из университета из-за нищенской зарплаты. Сейчас он пишет за деньги курсовые и дипломные бестолковым студентам. Когда я его спросил, неужели никто из старших преподавателей не пытался удержать его в вузе, он ответил: «Нет, напротив, сказали, что не понимают, что мы, молодые, здесь делаем!» Вот такая поддержка молодых ученых, о которой сейчас так модно говорить.
Лом, лопата и… ненужное высшее образование
Закончив университет, я понял, что с моим высшим биологическим я никому не нужен. Хотел начать работать не по специальности. Оказалось, что на все приличные места требуется человек с опытом работы от трех лет. Везде и всюду без опыта работы требовались лишь охранники, продавцы, водители и строители. Складывалось впечатление, что других профессий в стране просто не существует. В общем, настало время посмотреть, из какого теста ты сделан. Из всех предлагаемых специальностей профессия строителя казалась мне более по душе. Там была возможность и реализовать себя, и неплохо заработать, да и фамилия у меня соответствующая, наверное, в потомках были каменщики. Можно было пойти легким путем – устроиться в строительную фирму, которой управлял мой отец, но очень хотелось самостоятельности.
Я ничего не умел. Опыта – ноль, знакомств – тоже. Но 
сдаваться я не собирался. В университете я научился мыслить системно и, подумав, понял, что единственное, что могу делать на стройке – это копать землю или работать грузчиком. Первое мне почему-то было ближе. А что, думаю, надо с чего-то начинать. Шаляпин, например, в молодости тоже на таких черных работах трудился. Шолохов днем носил на стройке камни, а ночью писал «Тихий Дон». На следующий день в газете «Кому что» я дал объявление: «Разработка грунта вручную. Быстро и качественно». На обратном пути заехал в общежитие, рассказал ребятам о своем бизнес-плане, предложил сотрудничество. Несколько молодых людей с младших курсов согласились.
На следующий день утром после завтрака я сел напротив телефона. Ну, думаю, сейчас бизнес и пойдет. Но бизнес почему-то не шел. Телефон безмолвствовал. Я открыл Джека Лондона и устроился в кресле. Вечером все-таки позвонили. Какая-то женщина просила вскопать ей грядку на огороде.
– Вас, – говорю я ей важно, – как зовут?
– Лидия Ивановна, – отвечает она.
– Лидия Ивановна, мы занимаемся серьезными объемами. Траншеи, котлованы. Грядки не копаем. Простите.
На том и расстались.
– Неверный ход, – сказал мне отец, который оказался свидетелем разговора. – Зря отказался. Нужно было ехать и копать. Сидя дома, дело не наладишь.
– Там возни больше, чем дела, – отмахнулся я. Не знаю, как сейчас, но в юности я был очень упрямый.
В общем, сижу дома, читаю Лондона. Звонят мне по всякой мелочи, а настоящих объемов так и нет. Когда Лондон надоел, я открыл Стругацких. Время неумолимо шло, заработков не было, а сидеть не шее у родителей было стыдно. Волей-неволей пришлось смириться и браться за любую работу. В ответ на очередной звонок я поехал в какую-то глушь, в дачный массив на окраине города копать небольшую яму. Брался за все. Колодцы, погреба, траншеи, огороды. Я-то думал, что буду заниматься лишь организацией процесса, однако все пришлось делать самому. Меня иногда даже забавлял мой трагический образ землекопа-одиночки. Однако финансовые дела медленно, но верно шли на поправку. Это был очередной жизненный урок. Не зря говорят, что под лежачий камень вода не течет. С тех пор я понимаю, что, во-первых, в любой профессии нет мелочей, а во-вторых, не следует ждать у моря погоды, надо брать и делать, а не сидеть и мечтать.
Доцент и траншея
Постепенно начали попадаться серьезные объемы. Однажды отец после ужина сказал мне:
– Есть восемьсот метров траншеи. Грунт там тяжелый. Возьмешься?
Это было что-то стоящее. Я согласился. Нужно было выкопать траншею от подстанции до автомойки. Земля там, действительно была – не укавыряешь. Складывалось такое впечатление, что танковые колонны на Курскую дугу шли именно здесь. Начал собирать людей. Это был хороший опыт организационной деятельности. Я уже знал, что на такую работу нужно звать студентов из районов, потому что городские копать почти не умеют. Но, как говорится, на безлюдье и Фома боярин. Набрал я человек двадцать студентов и дело пошло. (Несколько человек, правда, к обеду сбежали.) Вечером позвонил мне бывший однокурсник, который преподавал в университете (мы о нем говорили выше).
Труд. Автор: Форд Мэдокс Браун
– Кандидатов наук на работу принимаешь? – говорит.
– Я сейчас всех принимаю, – отвечаю. – Сроки горят.
– Я завтра приеду. Только ты меня на таком участке траншеи поставь, чтобы никто не увидел. Там же мои студенты. Узнают – засмеют.
Приехал он утром. Я его поставил на одном конце траншее, а сами мы на другом возимся. К исходу рабочего дня прихожу, он выкопал совсем чуть-чуть. Гляжу – устал смертельно. Сели на бревно, разговорились.
– Я кандидат наук, – говорит он. – У меня зарплата шесть тысяч. Как на них прожить? Вот и получается: либо взятки бери, либо траншеи рой. Зачем мне это надо?
Я проработал на стройке шесть лет. За это время кого только не встречал. И бывших наркоманов, и кандидатов наук, и боевых офицеров в отставке. Калейдоскоп судеб, разнообразие характеров. На стройке видно жизнь без иллюзий и преукрас, как она есть. Там сразу понятно, что ты из себя представляешь.
Волшебная лопата
Если кто-нибудь думает, что в работе землекопа не нужно включать голову, он заблуждается. Здесь надо думать не меньше, чем в любой другой профессии. Иначе и не заработаешь ничего, и здоровье все оставишь. Через полгода я въелся в работу, стал настоящим профессионалом. Я начал чувствовать землю нутром. Знал, за какой грунт можно браться, а за какой – не стоит. Знал, как в лютый мороз отогреть промерзшую землю. Знал, что если тебе попалась красноватая саратовская глина, ты ее никогда не возьмешь насухую. Так и будешь колупать по крошкам. Но если ее смочить, то она копается почти как песок. Я вгрызался в землю как гусеничный трактор. Когда я приезжал на объект и готовился приступить к работе, заказчики обычно смотрели на меня скептически. Бледный интеллигентный юноша в очках, по их мнению, не был способен к такой работе. Через полчаса они убеждались в обратном.
Когда студенты меня спрашивали, как я так быстро копаю, я всегда говорил, что у меня волшебная лопата и показывал инструмент. Лопата у меня и впрямь была необычная. Когда появились первые приличные деньги, я отправился на рынок за инструментом. Походил по рядам, присмотрелся. Наконец, увидел у одного из продавцов необычные штыковые лопаты – блестящие, легонькие. Продавец утверждал, что сделаны они из какого-то чудо-сплава, который используется в космической промышленности. Я ему почти поверил, купил себе космическую лопату за какие-то астрономические деньги и не пожалел.
В бригаде почти никто не мог со мной состязаться в скорости и объемах. Никто, кроме одного. Работал у нас один парнишка – жилистый такой, небольшого роста. У него был талант к копанию земли, по-другому не скажешь. Работал он всегда один, молча, делал раза в два-три больше, чем среднестатистический землекоп. В бригаде его уважали. Это еще один урок, который я получил на стройке. Если ты профессионал, то какой бы черновой работой не занимался, ты достоин уважения и будешь хорошо зарабатывать.
Алтай и его дивизия
В таком городе, как Саратов, профессиональные сообщества
очень тесные, все друг друга знают. У нас в городе лет восемь назад самую мощную и оперативную бригаду землекопов возглавлял молодой казах Алтай. Был он родом из созвучного его имени заволжского поселка Алгай; в бригаде у него работало человек сорок соплеменников. Их так и называли «Алтай и его дикая дивизия». Трудились они свирепо. Например, если по ходу траншеи в грунте попадалась железобетонная плита и по проекту нельзя было изменить трассу траншеи, по бригаде проносился клич, все собирались возле плиты, выстраивались в очередь, приносили тридцатикилограммовый лом и один за другим, подходя, делали по несколько ударов. И так долбили по кругу, пока плита не разбивалась. Это была страшная сила. Объемы у них были тоже серьезные. Алтай со временем разбогател. Купил себе огромный черный джип миллиона за четыре, перестал сам ездить на объекты, сидел в офисе.
У меня теперь поселок Алгай ассоциируется с землекопами, как у многих Палех с мастерами.
Кабельщики
Со временем, когда появились регулярные объемы, я сам перестал копать. Занимался организацией. Однако иногда все же приходилось снова браться за лопату. Помню, однажды нужно было довести траншею до подстанции. Оставил я двух студентов. Говорю, ломом около подстанции не работать. Здесь все кабелями напичкано, стукнешь ломом в кабель – руки оторвет. Поняли? – спрашиваю. Кивают. Через час приезжаю, а они в траншее со всего маху ломом долбят. Мне дурно стало. Каким-то чудом они в кабель не впоролись. Говорю, зачем, я же объяснял, что нельзя? Отвечают, земля жесткая. Приходится самому лезть, доделывать. К сожалению, с такой безалаберностью приходится сталкиваться не только на стройке. До сих пор я не устаю убеждаться в пословице: хочешь сделать что-то хорошо, делай сам.
Землекоп. Деталь клейма иконы Новорусская Богоматерь
Бывало все-таки, что кабель повреждали, даже лопатой. Нередко это значило, что ближайшая девятиэтажка села без света. В таких случаях надо сразу звонить кабельщику, чтобы он устранил аварию, пока тебя не растерзали разъяренные жильцы. И вот пока ты обтачиваешь свой дипломатический талант в переговорах с местными жителями, кабельщик неспешно едет по городу, потом так же неспешно вылезает из машины. Не обращая внимания на возмущения жильцов, проходит к месту повреждения, долго капризничает и торгуется, рассказывает какой-нибудь длинный и несмешной анекдот, наконец, все своим видом показывая, что делает тебе одолжение, берется за дело. Он здесь главный, он будет решать, дадут свет в девятиэтажку или нет. От него зависит, пропадут или нет продукты в холодильнике. И это тоже хорошая школа психологической устойчивости.
***
Это лишь часть полученных на стройке уроков. Всех и не припомнишь. После описанных событий я трудился электриком, менеджером по связям с общественностью, учился в семинарии, работал журналистом. Каждую свою профессию я любил, за все благодарен Богу. Порой Господь почему-то не сразу приводит человека к своему основному предназначению. Часто, в траншее, с ломом в руках, я думал: «Господи, неужели это мое, неужели для этого я учился, получал профессию?» Лишь спустя много лет стало понятно, что все предшествующее было лишь прологом к главному – к священническому служению. Сейчас, когда в силу своего послушания приходится заниматься самыми различными вопросами, понимаешь, что все было неспроста.