После прочтения на последних материалов о катехизации, создается следующее впечатление: дело катехизации россиян перед крещением фактически может саботироваться по местам во многих епархиях, при том, что официально, конечно же, будут заявлять о верности взятому Патриархией курсу о недопустимости крещения взрослых без предварительного научения, кроме особых случаев.
Пока еще систематически налаженная катехизация остаётся в лучшем случае лишь внутри братства о. Георгия Кочеткова, в ряде других московских и петербургских приходов или по инициативе отдельных редких смельчаков среди других священников провинциальных епархий, не боящихся косых взглядов своих собратьев по служению, привыкших исполнять требы по старинке, или возможных прещений со стороны епархиальной власти за свою инициативу, могущую быть наказуемой.
И дело здесь не только в позиции епархиальных архиереев или священников, незаинтересованных что-то менять в нашей церковной жизни (а таковых не так уж и мало). Дело заключается ещё и в том числе как во многовековом народном взгляде на крещение, полуязыческом-полухристианском, сформировавшемся под воздействием определенной сложившейся практики крещения на приходах в позднем средневековье, который переломить, безусловно, трудно, да и невозможно в какие-нибудь несколько десятков лет, так и в определенном представлении о спасении человека, отраженном в сознании многих православных верующих. Это представление можно в самой простой форме обозначить как равенство крещения спасению, или наоборот, как тезис о том, что тот, кто некрещен, не спасется.
Этот взгляд выражается в таких, например, словах: «Бывают, к примеру, трагические случаи. Две подружки, одна крещеная, другая — некрещеная. Тянули-тянули с этим и, наконец, девочка некрещеная шла креститься, — и тут, прямо по дороге к храму, ее сбивает насмерть автомобиль. Представляете, как это страшно? Конечно, ее нужно было бы крестить раньше». Если, в самом деле, любой некрещеный заведомо не спасется (тут еще, к тому же, каждый верующий может вкладывать свое личное понимание в слово «спасение», окрашенное, к тому же, весьма эмоционально), то это действительно страшно. Но есть ли реальные основания для такого страха? Весь вопрос в том, за кого мы принимаем Бога и как каждый из нас Его себе представляет в данном случае. Хотя бы на основании Священного Писания Нового Завета.
Обычно приводятся в пример слова из Евангелия от Марка: «Кто будет веровать и креститься спасен будет, а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16, 16). Но, во-первых, из этого стиха лишь следует то, что осуждение следует из неверия, а не из самого факта некрещения. Причем крещение здесь явно видится как следствие уже наличествующей веры человека – сначала он будет веровать, потом креститься.
Во-вторых, этот стих, как и вообще весь конечный отрывок Евангелия от Марка (16: 9-20), отсутствует в древнейших списках Нового Завета, дошедших до нас, так что происхождение его более позднее. Это не аргумент, конечно же, в пользу меньшей ценности этого конечного абзаца у евангелиста Марка (есть и другие позднейшие вставки, как, например, эпизод о женщине, взятой в прелюбодеянии у Ин. 8, 1-11, подлинность и ценность которого, тем не менее, никто всерьез не подвергнет сомнению), но это повод задуматься о том, в какой обстановке писались эти самые строки при редакции Евангелий и как они выражали веру древней Церкви в данном случае.
Что может в данном случае подразумеваться под верой, неверием и осуждением? Проповедь Христа была обращена сначала исключительно к «погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15, 24). Израильтяне ждали своего Мессию, они же в большинстве своем его отвергли, но апостолы Христовы неустанно повторяли, что это был именно тот предназначенный Мессия, пришествие которого они предвкушали. «Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа. Ибо вам принадлежит обетование и детям вашим, кого ни призовет Господь Бог наш» (Деян. 3, 38-39).
В то время, конечно же, не было никакой катехизации, поскольку апостольское слово было обращено к своим же единоверцам-соплеменникам, знатокам того Писания, что сейчас именуется Ветхим Заветом, тогда как Нового Завета еще просто не существовало. Пример евнуха-прозелита, вельможи эфиопской царицы Кандакии, здесь достаточно красноречив: вельможа читал пророка Исайю (Ис. 53, 7-8), где говорилось о Мессии униженном и страждущем, что явно противоречило господствовавшим мессианским настроениям среди иудеев того времени, и ап. Филипп по наитию Духа Святого использует данную ситуацию для благовестия ему о Христе Иисусе. Евнух тут же уверовал, и его закономерное желание принять Христа в свое сердце выразилось в готовности креститься: «Вот вода; что препятствует мне креститься? Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно. Он сказал в ответ: верую, что Иисус есть Сын Божий» (Деян. 8, 36-37).
Совсем другая ситуация складывалась при проповеди Евангелия другим народам, или «всей твари». Если язычник не был иудейским прозелитом, уже отчасти знакомым с библейской верой в единого Бога, то его крещению неизбежно предшествовало предварительное наставление в вере. Которая, в свою очередь, проявлялась чаще всего в условиях гонений и проверялась этими гонениями. В отсутствие же гонений доступ в лоно Церкви был гораздо более легким, в том числе и по разным чисто земным и меркантильным соображениям.
Естественно, что в мирное для Церкви время разрабатывалась специальная методика оглашения, которое было весьма продолжительно, нередко до года или трех лет. При этом детское крещение стало более распространено на Западе (свт. Киприан Карфагенский высказывался за крещение младенцев, хотя Тертуллиан относился к этому скептически), но на византийском Востоке еще в IV в. по Р.Х. оно скорее было исключением. Но разве тогда не было детской смертности в семьях христиан? Очевидно, была, и куда большая, чем сейчас. Однако такой боязни за судьбу некрещеных младенцев, как сейчас у многих современных православных, явно не было!
По свидетельству современного исследователя истории катехизации в древней Церкви, диакона Павла Гаврилюка, «В Западной церкви учение о первородном грехе было дополнительным стимулом к скорейшему крещению детей. Согласно этому учению, младенцы, умершие некрещеными, принадлежат к части отверженного Богом человечества (massa damnata) и осуждены на вечные муки, так как на них лежит несмытая вина Адамова греха» («История катехизации в древней Церкви»; М., 2001, с. 259-260). Но насколько это контрастирует с призывом Христа «пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Лк. 19, 16)! Обычно эти слова используют как неоспоримый аргумент в пользу необходимости детского крещения. Но при этом совершенно упускается одна простая вещь, о которой мало кто задумывается: Иисус возлагал руки на некрещеных еврейских младенцев, которых отстраняли от Него сами же ученики! Понятное дело, что крещение в то время, которое совершал Иоанн Предтеча, а вслед за ним и апостолы Христовы, было связано с покаянием израильтян, как связано оно с ним и сейчас, что к младенцам просто не могло относиться.
А вот важное свидетельство авторитетного литургиста о. Мигеля Арранца по поводу крещения и оглашения в средние века как в Византии, так и в Киевской Руси:
«Судя по древнему Евхологию, в средневековом Константинополе детей крестили лишь по прошествии нескольких лет после рождения, с тем чтобы (по совету св. Григория Назианзина ) они могли в какой-то мере понимать совершаемое над ними действо и принимать активное участие в чинах оглашения и крещения. Так было и на Руси в XI веке.
Детей воцерковляли на 40-й день после рождения — через молитвы, которые сохранились до наших дней и которые в Московском Требнике (л. 9) правильно печатаются перед крещением, а не после него. Константинопольские рукописи не содержат теперешних молитв, читаемых над родившею: чин 40-го дня был посвящен исключительно младенцам. Также не существовало главы «како младенца крестити страха ради смертного», ибо этого «страха» не было, так как непосредственно после воцерковления дети считались христианами: по определению как Евхология, так и Потребника Патриарха Филарета, они суть «некрещенные христиане»; здесь взрослые оглашенные сравниваются с младенцами, находящимися в ожидании крещения» ( М. Арранц, «Чин оглашения и крещения в Древней Руси», «Символ», № 19, 1988).
Средневековому западному сознанию было ближе скорее юридическое восприятие вины Адама, перешедшей по наследству на всех его потомков, при котором само таинство крещения неизбежно воспринималось как некое внешнее ритуальное действо, в результате которого Бог должен изменить отношение к крещающемуся человеку, будь то младенцу или взрослому.
Как пишет прот. Иоанн Мейендорф («Византийское богословие», Минск, 2001, с. 207-208),
«Библейский текст, сыгравший решающую роль в споре Августина с пелагианами, содержится в Послании к Римлянам 5:12. Павел, говоря об Адаме, пишет: «…как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла на всех человеков, потому что все согрешили (eph ho pantes hemarton)». В этом месте и содержится главное затруднение для перевода. Последние четыре греческих слова были переведены на латынь выражением in quo omnes peccaverunt – «в ком (то есть в Адаме) все люди согрешили», и этот перевод служил на Западе оправданию доктрины о вине, унаследованной от Адама и распространившейся на всех его потомков. Но такой смысл нельзя было извлечь из оригинального греческого текста – византийцы же, разумеется, читали греческий оригинал. Оборот eph ho – сокращение от epi в соединении с относительным местоимением ho – можно перевести как «потому что», и именно такое значение принимается большинством современных ученых, независимо от их конфессиональной принадлежности. Такой перевод позволяет понять мысль Павла так: смерть, которая была «возмездием за грех» (Рим. 6, 23) для Адама, еще и наказание, применяемое к тем, кто, как и Адам, грешит. Следовательно, прегрешению Адама придается космическое значение, но не утверждается, что потомство Адама «виновно», как был виновен Адам, разве что и потомки тоже грешат, как он грешил… Eph ho, ели этот оборот означает «потому что», является местоимением среднего рода; но он может пониматься и в мужском роде, если его отнести к непосредственно предшествующему существительному thanatos («смерть»). Тогда предложение приобретает смысл, почти невероятный для читателя, начитанного творениями Августина, но именно так понимало рассматриваемую фразу – в этом не приходится сомневаться – большинство греческих отцов, а именно: «как грех пришел в мир через одного человека и смерть через грех, так смерть перешла на всех человеков; и по причине смерти, все человеки грешили…».
В общем, страх перед возможной гибелью человека, не успевшего покреститься, имеет явно нехристианскую природу и свидетельствует скорее о маловерии по поводу того, что «Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8) и что Он в том числе и «намерение целует», по выражению свят. Иоанна Златоуста. В самом деле, мы же не сомневаемся в том, что ветхозаветные праведники, жившие до Христа, все-таки вошли в Царство Божие? Однако никто из них не был крещен, начиная с Авраама, названного «отцом всех верующих». Тогда существовало обрезание как печать вхождения в избранный народ Божий. Обрезание было прообразом крещения как вхождения в Церковь как Тело Христово: «Ибо все мы одни Духом крестились в одно тело, — Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор. 12, 13). Но в связи с обрезанием есть другие весьма выразительные слова апостола Павла, а именно, в Рим. 2, 17-29.
В частности: «Обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием. Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание? И необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании? Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти; но тот Иудей, кто внутренно таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога». Если заменить слово «обрезание» на «крещение», а «закон» на «веру во Христа и Евангелие», не получится ли то же самое? Те, кто во Христа крестились, во Христа ОБЛЕКЛИСЬ (Гал. 4, 27). А думать, что само по себе крещение, независимо от веры, спасительно — это заблуждение. Спасает вера, приносящая плоды, первый из которых — ПОКАЯНИЕ. «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». Не все некрещеные погибнут, как и не все крещеные спасутся. Но кому дано больше, с того больше спрос!
В связи с этим как тогда понимать другое высказывание Христа – «кто не родится от воды и духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин. 3, 5)? Кое-что проясняют в этом плане слова свят. Кирилла Иерусалимского из «Поучения предогласительного»:
«Мы, служители Христовы, каждого приемлем, и состоя в звании как бы привратников, оставляем дверь незатворенною; итак, можно тебе взойти и с душою оскверненною грехами, и с намерением нечистым. Взошел ты, удостоен, имя твое записано. Видишь ли cиe важное церковное чиноположение? Созерцаешь ли порядок и благочиние? Чтение писаний? Присутствие Священнослужителей и непрерывность поучений? Возблагоговей пред местом сим и научись из созерцаемого…Если душа твоя облечена в одежду сребролюбия, то взойди одевшись иначе: скинь одежду прежнюю, не закрывай; скинь одежду любострастия и нечистоты, и облекися в светлую одежду целомудрия. Я возвещаю тебе прежде, нежели приидет Жених душ Иисус, и увидит одежды. Много тебе на это времени… Много способного времени — и раздеться и измыться, и одеться и взойти. Если же ты останешься в злом произволении своем; то и проповедующий тебе не виноват будет, а ты не надейся получить благодать. Вода тебя примет, но дух не примет. Кто видит на себе рану, тот да приложить пластырь; кто пал, да восстанет, Никто из вас да не будет Симоном, да не будет в вас ни лицемерия, ни любопытства о сем деле».
То есть, крещение может быть тождественным рождению свыше, от воды и духа, оно призвано стать таковым…, но может и оказаться пустой формальностью! А именно, в тех самых случаях, о которых, например, свидетельствует отец Геннадий Фаст: «Почти никогда не бывает так, чтобы человек пришел креститься для прощения грехов, как сказано в Символе веры. Но зато очень часто крестятся по традиции, из патриотизма, а еще чаще – чтобы была какая-то защита, чтобы в жизни везло и т.д. И уж совсем печально, когда крестятся потому, что иначе бабка не берется лечить – т.е. получается крещение не для прощения грехов, а для совершения греха» .
Но кроме богословской и вероучительной проблемы, связанной с далеко не одинаковыми представлениями у многих православных о Боге и спасении человека, есть еще одна весьма болевая точка нашей церковной жизни. Лет 20 назад во многих горел пионерский энтузиазм при возрождении порушенных храмов или открытии новых приходов. Думали: вот создадутся общины, будут рукоположены новые священники, наладится церковная жизнь, и, грубо говоря, заживем в возрожденной православной России!..
Оказалось – ничего подобного. Многие священники, рукоположенные второпях и в весьма молодом возрасте, обычно оставались детьми своего времени, в плену разных иллюзий и утопий, которые, к тому же, довольно усиленно распространялись через разные брошюрки в приходских и монастырских лавках. Из воцерковившихся в начале 90-х мирян далеко не все сейчас вообще посещают храмы даже от случая к случаю. Есть среди них вообще разочаровавшиеся в церковной жизни, кто от «закваски фарисейской» среди духовенства, кто от тоталитаризма в пастырском руководстве, кто от невежества, обскурантизма, бескультурья некоторых прихожанок, легко судящих об окружающих явлениях культурно-общественной жизни с высоты своей так называемой «духовной позиции». А сколько в свое время было благих слов произнесено и благих начинаний предпринято! Не получится ли то же самое теперь с катехизацией, бесспорно, насущным и крайне необходимым начинанием, по обычному российскому сценарию – «хотели, как лучше, получили, как всегда»?
И есть люди, как среди многолетних сознательных членов Церкви, так и среди только начинающих проявлять к ней интерес, которые индивидуалисты сами по себе в своем мироощущении, которые не могут допустить ни малейшей детали, напоминающей об организации или об обязательности чего-либо. Это значит для них «ходить строем», как в прежние советские времена. Обязательны занятия, лекции перед принятием крещения? Да ведь это принуждение! Одна из моих знакомых интернет-писательниц с многолетним церковных стажем, возможно, теперь даже монахиня, сделала очень искреннее признание:
«Священник, который меня благословил креститься, не вел со мной никаких бесед и не спрашивал, верю ли я в Бога. И он никогда не навязывал мне никаких знаний, прежде чем у меня появлялась потребность в них. Я ему очень благодарна за это. Если бы он меня спросил, верю ли я в Бога, то для меня это было бы полной катастрофой».
Конечно, при этом забывается, что священник тоже не может быть принуждаем ко крещению тех людей, в ком и в чьих мотивах он сомневается. Типа — «лечащая» бабка сказала покреститься, и она возьмется за заговоры после этого. «Принуждение» — вещь обоюдоострая! В Церкви всегда была определенная дисциплина вступления в нее, особенно в период, когда существовал институт оглашенных. А он был во многом «принудительным», если под принуждением вообще понимать любое научение и образование, начиная со школы. Но, бесспорно, очень многое зависит от личности педагога!
Есть в нашей жизни много и других деликатных моментов, которые нельзя не учитывать. Поскольку почти все зависит от первых контактов катехизатора или священнослужителя с переступившими порог храма. Здесь неизбежен творческий процесс и поиск, ибо что ни человек, то свой особый случай. И необходимы не просто живые слова, которые могли бы заинтересовать или убедить начинающих в важности церковной жизни – необходимо уже наличие той настоящей духовной жизни внутри данного храма, куда проповедник зовет приходить снова и снова. Иначе эти слова будут лишь очередной не очень качественной рекламой, а к рекламе у нас известно, как привыкли относиться.
Если нет в приходе дружной общины, если новообращенный там не найдет человеческое участие и духовную поддержку, он и не задержится, даже пройдя перед этим десятки прекрасных лекций о вере и церковной жизни. В лучшем случае станет одиноким прихожанином с индивидуализированным благочестием, воспринимающим «религиозные услуги», которого не очень заботит, кто там молится рядом. В общем, куда приводить людей после катехизации – в реальную общину или приход по типу большого магазина, откуда можно легко уйти, — этот вопрос не решится быстро и просто. Но думать о нем надо. И там, где появляются живые ростки братской церковной жизни, хотя бы не подавлять их правящим епископам!
Читайте также: