Сергей Худиев
По новостным лентам бегает сообщение, что “Папа Римский изменил молитву “Отче Наш”. Конечно, первая реакция на заголовок, появившаяся в наших сетях — “а не много ли на себя берет римский Епископ, переписывая молитву, которую ученикам дал лично Господь Иисус?”
Но если прочитать дальше заголовка, становится понятно, о чем идет речь. Всего-навсего о новой редакции миссала (богослужебной книги) на итальянском языке.
После Второго Ватиканского Собора богослужения в Римо-Католической Церкви совершаются, как правило, на родных языках паствы, по специально для этой цели переведенным богослужебным книгам. Поскольку любой живой язык неизбежно находится в движении, время от времени эти переводы пересматриваются на предмет их точности и понятности.
Конечно, при этом возникают проблемы, знакомые по переводу библейских текстов. Как переводить — точно или понятно? Прозой или сохраняя ритмическую структуру оригинала? Воспроизводя идиомы исходного текста или заменяя их аналогичными в языке перевода? Иногда формально точный подстрочник будет почти наверняка неправильно понят современным слушателем или читателем.
Но, когда переводят Библию, можно оставить подстрочные примечания; есть разные переводы — какие-то ориентируются на точность, какие-то — на понятность. В случае с богослужебными текстами примечания невозможны, потому что паства воспринимает текст на слух, и нужен какой-то один унифицированный вариант.
По-итальянски я знаю только “La vita e bella” и, кажется, “l’amoroso”, что, пожалуй, недостаточно для того, чтобы оценивать работу ватиканских переводчиков над итальянским миссалом.
Но в самой по себе идее переводить текст не подстрочником, а по смыслу — в данном случае, вполне согласному с библейским и святоотеческим контекстом — трудно найти что-то шокирующее или необычное. На мой взгляд, это вообще пустой инфоповод, подхваченный журналистами, которые хватаются за любую возможность выдать кричащий заголовок.
Но реакция в нашей среде на эту, в общем-то, пустую, новость показательна — и, боюсь, не слишком утешительна. Она сильно напоминает то, что я иногда вижу (далеко не у всех) старообрядцев — смотрите, какие у никониян опять душепагубные новшества! Не то что мы — в старине тверды, предания храним!
Горделивое упоение своей исключительной чистотой и праведностью, которое радостно расцветает при виде (реальной или предполагаемой) неправильности соседа — это, конечно, очень легко возникающее религиозное настроение, хорошо известное еще в библейские времена. И там же — в Библии — оно осуждено.
Второе, что бросается в глаза — у нас, увы, не представляют себе, что происходит на католическом (и протестантском) западе.
Там разворачивается — на гражданском и религиозном уровне — напряженная борьба между здравым смыслом и воинствующей либеральной идеологией, продвигающей вещи, которые еще недавно признавались дикими и преступными — усилия по “перемене пола” у детей начиная с 3-лет, 11-летних танцоров в гей-клубах, аборты до инфантицида включительно, и прочее тяжкое и разрушительное безумие.
Эта борьба особенно заметна на примере США — в некоторых штатах принимаются законы, которые снимают всякие ограничения с абортов — например, в Нью-Йорке и Иллинойсе, и, фактически, легализуют инфантицид, дозволяя оставлять на смерть младенца если он все-таки выжил при позднем аборте. В других штатах той же страны, напротив, аборты существенно ограничиваются или даже запрещаются — как в Алабаме.
Некоторые корпорации отказываются работать в штатах, принимающих законы, ограничивающие аборты — подвергая, таким образом, экономическим санкциям своих же сограждан по идеологическим мотивам. Иногда американские комментаторы говорят о “холодной гражданской войне”, и, хотя это можно счесть преувеличением, напряженность между двумя сторонами Америки (и Запада в целом), — “Вавилоном Великим” и “Городом на Холме” является очень острой.
В этих условиях христиане подвергаются страшному давлению — причем, в отличие, от, скажем, советских гонений, от них не требуют вслух отречься от имени Христова. Напротив, им предлагают “правильное”, политически корректное “христианство” которое “венчает” однополые пары, благословляет “перемену пола” и “освящает” абортарии.
Конечно, рано говорить о том, “никому нельзя … ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание” (Откр.13:17), но уже сейчас люди, приверженные христианству — а не этой жуткой подделке — в определенных средах сталкиваются с серьезными проблемами в карьере или ведении бизнеса.
Среди западных христиан — католиков и протестантов — есть перебежчики, есть те, кто пытается тихо отсидеться. Но есть и те, кто смело возвышает голос за истину.
Например, совсем недавно пришла новость, что Католический Епископ Иллинойса Томас Джон Папроки отлучил от Причастия законодателей, проголосовавших за недавно принятый про-абортный закон, причем обличив некоторых из них по именам.
Канонически это само собой разумеется — невозможно быть христианином и поддерживать столь грубое и вопиющее попрание заповеди “не убий” — но вот политически это требует большого мужества, которое находится далеко не у всех.
И нашлось бы у нас? Мы не знаем; сочетание социального остракизма, экономического давления и доброго слова обычно работает очень эффективно.
Нам стоит видеть в тех верных католиках, которые среди Вавилона Великого твердо держатся христианской истины относительно брака и ценности человеческой жизни, наших доблестных братьев и соратников. А кидать всякие мелкие камешки в их огород — едва ли достойный образ действий среди этой страшной битвы, которая уже докатывается и до нас.