Тамара Амелина:
С Катей Ремизовой мы знакомы давно, вместе ходили на Библейские чтения к отцу Фоме Диц в наш храм Всемилостивого Спаса. Но плотно общаться мы начали весной 2013, когда Катя лежала в институте Рентгенрадиологии с рецидивом рака.
Катя с Захаром в Сергивом Посаде на Библейских чтениях 6 июня 2010 года
Мы много писали друг другу в Фейсбуке, иногда виделись. Говорили обо всем и подолгу. Катя удивительно могла слушать. И принимать человека безусловно. Пожалуй, она единственный в моей жизни человек, кто, на лету подхватив мою мысль, очень точно ее заканчивал. Казалось, мы мыслим совершенно в одном ключе. Хотя я сейчас понимаю, таким человеком Катюша была для многих.
«Тамарчик, моя хорошая, не спишь?» И сразу так тепло от ласкового имени (меня никто никогда так не называл, кроме Кати), от ее зеленого огонька в чате. И хотя обычно разговоры были непростые – про болезнь, про отношения, иногда Катя просила молитв, – все же поражали ее жизнелюбие и смешливость.
Катя занималась игрой на гитаре, а я на скрипке. Очень хотели сыграть дуэтом. Не успели. Но все же в гостях у священника Фомы Диц, крестного Захара, Катя нам сыграла. Трогательно, негромко, нежно…
Дома у священника Фомы Диц 15 декабря 2013 года
Мы планировали написать книгу о врачах, об опыте проживания болезни. Казалось, впереди еще много времени. Осенью 2014 Катя мне написала: «Понимаешь, Тамар, я хочу написать историю, но не знаю, как подступиться… Возможно, что ее лучше разделить на 2-3 части и оформить в виде дневниковых записей. Она сложная, там много эмоций, но она интересная. Хочу либо сама, либо с тобой, либо никак…
Тамара, как мне тебя выудить, чтобы ты меня проинтервьюировала? Я готова потом сама расшифровывать, редактировать и всячески помогать».
После разговора с Катей у нее дома в Раменском я написала:
«Разговор длиною в жизнь… 14 часов без перерыва. И печаль, и смех, и раздумья…
А потом утренний путь из Раменского. Пустая дорога, какой-то нереально густой туман, ощущение, что внизу бездна из облаков.
Ощущение прикосновения к Вечности.
Что мы знаем о жизни, о болезни, о смерти? И есть ли расставание?
Если есть что-то самое важное и главное в этом мире, то это было сегодняшней ночью».
Я была у Кати в клинике как раз после ее шестой операции, неудачной. Она лежала на кровати и смотрела сквозь меня в пространство, хотя и поняла, что я пришла. «Мне очень плохо, – сказала она еле слышно, – Но врачей не зови. Прост посиди рядом». Я настроилась на трудный разговор, дала себе команду – не охать и не плакать. Хотя в то время мне было очень сложно держаться – в другом отделении клиники лежала моя сестра Инна, и тоже онкология в третьей стадии.
Потихоньку мы начали говорить о рисунках, о цветах, о небе за окном, и вот уже мне надо уходить, а мы как раз начали вспоминать смешные ситуации. У Кати в глазах загорелись озорные огоньки, перебивая друг друга, проглатывая от смеха слова, мы досмеялись до слез. И когда я шла по длинному коридору отделения, на меня смотрели как на сумасшедшую – я еще долго не могла перестать улыбаться.
В конце января 2015 года я свозила Катю на фотовыставку в ЦДХ. Катя достойно перенесла и дорогу, и саму выставку, а потом в хосписе мы еще долго чаевничали, и я уехала домой уже за полночь. В то время к ней в хоспис приезжали разные люди, в том числе совершенно незнакомые.
«Я задремала и проснулась вечером, как мне показалось, от остановки дыхания. Пока я приходила в себя, в дверь заглянула незнакомая женщина.
– Катя?
– Мы знакомы? Вы мне писали, звонили?
– Знаете, я считаю неприличным писать незнакомому человеку! Скажите, что вы хотите? Я хочу для вас что-то сделать!»
Вот так – и трогательно, и смешно.
Но не всегда было весело. Катя очень переживала, что приходится обращаться за помощью к незнакомым людям, и что потом приходят письма с непрошенными советами. Вот такой тяжелый разговор у нас получился после очередного письма:
Катя: «Разозлилась, написала злобный пост и думаю, убрать или оставить. Просила не писать… А меня заваливают письмами, да еще и с рекомендациями».
Тамара: «Я готова была убить людей, которые, когда узнавали про Иннин диагноз, начинали всякую хрень советовать. Типа читать 40 дней по 40 акафистов в день. Она жестко сказала: Это моя жизнь!»
Катя: «Спасибо. Представь и так уже 3 года я терпела, отшучивалась, но тут… Я ведь даже в группе написала не трогать меня и все равно…
Тетя, у которой было 5 химий, думает, что у меня с неоперабельной опухолью должно быть так же, как ей доктор сказал ((( и вот обижать не хочется, но достало. Я, наверное, должна только лежать в больничке, расшибить пол в молитве и вообще не отсвечивать по возможности, чтобы не расстраивать окружающих… У нас такая страна советов… Жаль я не записываю все. Получилась бы интересная подборка
Тамара, я долго терпела . Я еще вечно переживаю, что скажут: ааа, вот она какая, а мы ей деньги собирали. Но я же не святая и терпеть весь этот шквал бреда после неудачной операции мне просто невмоготу».
Тамара: «Кать, совершенно нормальные у тебя чувства».
Катя: «Мы просили деньги на лечение и очень благодарны за помощь. Своими силами мы бы не справились. Но почему люди не понимают, что я могу радоваться, наряжаться, веселиться?! Они давали деньги умирающей Кате, а она хвастается фотографиями, где она с красивой прической и в вечернем платье. Мало того – поехала отдыхать с семьей в Болгарию, а потом и вообще отплясывала на свадьбе брата.
Как объяснить людям, что я не должна отчитываться за свою жизнь? Как объяснить всем, что моя жизнь состоит не только из болезни? В ней есть и радость, и счастье, и надежда. И мечты, которые помогают мне жить.
У меня неоперабельная опухоль, у меня частые сильные боли, непреодолимая слабость. Я понимаю, что мне осталось мало жить. Но мне хочется прожить оставшееся время так, как мне хочется…»
Год назад, именно 1 августа, мы отмечали Катин второй день рождения. В июне 2014 года Кате приснилось, что она умрет в июле от удушья: «…сны – я вроде не была суеверной дурой, но сейчас я она и есть. Мне не так давно снилось два сна. Расскажу их вам, уж простите, не хочу, чтобы это сбывалось. Один ясно давал понять, что я умру в июле, а другой, что это случится, потому что в какой-то момент я не смогу дышать. И если честно мне уже жутко хочется дожить до 1 августа и закатить вечеринку по этому поводу!
Вот такой вот непозитивный треш. Извините, просто удельный вес моих проблем стал превышать мой личный и мне очень важны плечи, чтобы распределить нагрузку…»
А ровно через год Катя родилась в Вечную жизнь.
Катя у меня дома 1 августа 2014 года
В начале июля этого года я была в Дивеево, заказала сорокоуст о здравии Катюши, и буквально на следующий день узнала, что Кате совсем плохо, и Андрей просит не молиться о здравии. Господь все управит, – уговаривала я себя, а батюшка Серафим помолится о Кате. И вдруг Андрей пишет, что Кате лучше, появился аппетит. Господь дал ей еще три недели земной жизни.
За пять дней до кончины, я привезла Кате в хоспис компот, мы даже пообщались, пошутили как обычно. Но то, как она выглядела, не вызывало сомнений, что счет идет на дни.
В ночь на первое августа я не могла уснуть, на душе было страшно и тревожно, и в голове стучало одно слово – необратимость. Утром я узнала, что Катя ушла… Это был день памяти преподобного Серафима Саровского, значит, Господь услышал наши молитвы.
Фото: Фейсбук Кати Ремизовой
Елена Голыгина:
Мы с Катей не были друзьями, но я всегда чувствовала в ней родственную душу. Мы познакомились, когда Катя уже болела. Меня поражала ее способность слушать и слышать людей, ее любовь к жизни и ее забота о ближних, несмотря на болезнь, отдавала она много.
Я верю, что Катя родилась в жизнь вечную. Верю в то, что земная жизнь временная, что дом наш рядом с Господом. Но с уходом Кати я чувствую большую утрату, переживаю о недосказанном, недоделанном, о несостоявшемся общении на глубине.
Видя, как Катю больно ранят различные советы, нелепые утешения, неуместные шутки, я понимала, что, приходя к ней, нужно быть настоящей и говорить о самом главном, о важном, о том, Кто роднит нас и является источником вечной жизни. О Том, Кто исцеляет и утешает нас. О самой большой и великой тайне – о Господе.
А я не умею… Не умею говорить о Нем живо, по-настоящему, без дежурных фраз, без стеснения. В жизни не бывает случайных встреч. В этой жизни Господь действует через людей. Была ли готова я выразить Божью любовь и заботу в общении? Какой был замысел Всевышнего о нашей встрече?
Возможно ли вообще общение на глубине людей, которые даже не друзья? Когда говоришь другому «Христос Воскрес!», это же не просто слова, это же некое откровение в духовной жизни человека, у одного это откровение состоялось и он отвечает «Воистину Воскрес», а у другого это остается просто словами, традиционным ответом. На самом деле все еще сложнее, у тебя самого в один год это откровение, экзистенциальный опыт, а в другой год – традиционный ответ.
Решив, что на глубокое общение я сейчас не способна, мне хотелось сделать для Кати что-то хорошее. Я попросила своих друзей музыкантов на Рождество что-нибудь сыграть в хосписе для Кати. Все с радостью согласились. И тут Катя говорит: а почему только для меня, давайте для всех в холле хосписа устроим концерт. Мы после Литургии пришли в хоспис, в холле нас уже ожидали слушатели. Некоторых привезли на кроватях, кто-то на инвалидном кресле. А перед концертом я досадно отмечала про себя, что вот не чувствую Рождества в этом году. И когда концерт состоялся, когда я видела глаза наших слушателей, я почувствовала, что да, и в этом году Христос родился! Спасибо, Катя!
Вокруг Кати всегда было много интересных и разных людей, и при этом временами чувствовалась ее тоска и одиночество. Она страдала и не только физически, но и душевно. Возможно, поэтому она живо отзывалась на боль других. Ее интересовали люди и не просто интересовали, она старалась их полюбить, не смотря на их несовершенство.
Глядя на Катю, я понимала, что у нее есть экзистенциальный опыт встречи с Богом. Она бы поняла меня, если бы я решилась. Но между нами, возможно, стояли липкий, леденящий страх и боязнь быть не понятой.
Антоний Сурожский в книге «Человек перед Богом» пишет, что «когда мы открываемся в акте веры, мы должны заранее признать свою уязвимость и на нее пойти. Уязвимость не обязательно дурное свойство. Уязвимость бывает горькая, тяжелая: уязвленное самолюбие, чувство обиды, чувство униженности тоже принадлежат к этой области уязвимости. Но не о них идет речь в любви, а о способности быть раненным в сердце — и не отвечать ни горечью, ни ненавистью; простить, принять, потому что ты веришь, что жестокость, измена, непонимание, неправда — вещи преходящие, а человек пребывает вовеки».
Мне кажется, что Катя часто выбирала эту «уязвимость» в общении и этому у нее можно поучиться.
В этой жизни нас многое разделяет, иногда мы не успеваем поговорить о главном. Но главное, что я поняла, мы друг другу не чужие. Прости, Катя, за несказанные важные слова или за несостоявшиеся совместные духовные откровения. Ты была богатым человеком, тебе всегда было, чем с нами поделиться. Теперь ты в жизни вечной. Вечная память!
Фото: Фейсбук Кати Ремизовой
Людмила Антонова:
…Я по ночам плохо сплю, бессонница хроническая, и Катя тоже часто не спала по ночам. Меня поразило, как человек, будучи сам болен такой тяжелой болезнью, переживает за меня и советует мне пить таблетки, восстанавливающие суточный биоритм, и стараться все-таки ложиться спать вовремя. Мне, как незнакомому человеку, ей трудно было говорить истинную причину её ночных бдений. Говорила что голова болит и дискомфорт, а иногда что просто хочется с кем-то поговорить, но я-то понимала, почему она не спит. И хотя у нас разница с Москвой 2 часа, и когда у вас 3-4 часа ночи, у нас уже 5-6 утра, я думала, что вот за несколько тысяч километров, в далекой Москве сидит у компьютера человек, которому тяжело, больно, грустно и хочется как-то помочь, может быть на время отвлечь и скоротать эти часы — и уже не думаешь о себе, а думаешь о ней, Кате, Катюше.
Она всегда делала перепосты всяких просьб о помощи со своими дополнениями, особенно если знала этого человека. Эта была еще одна черта которая меня в ней поражала — думать о других, пытаться им помочь, когда самой ей было трудно и тяжело. Я думаю, что она это делала потому, что любила людей той любовью, которую завещал нам Господь.
Фото: Фейсбук Кати Ремизовой
Оксана Кашенина:
К сожалению, о Кате до дня ее смерти я ничего не знала. Узнала в день, когда вышла статья на Правмире. В этот же день у меня получилось прийти в храм на вечернюю службу. Я подала записку и, поставив свечу на канун, молилась о упокоении Катюши. На ум пришли слова «Она достойно приготовила свою душу, а вам нужно еще потрудиться». Не могу передать словами, какое я испытала счастье. Она достойно приготовила свою душу…