Какая же она прекрасная. Какая же удивительная красавица! Вот что по-настоящему поразило меня на отпевании Катюши Ремизовой. Спокойное лицо, светящееся, фарфорово-точеное и легкая тень улыбки – она была еще красивее, чем в жизни. Ей несли белые цветы. Со всех уголков мира летят пронзительные слова – она за такое короткое время сколькому смогла научить нас
В жизнь вечную
Она ушла на рассвете 1 августа. Без десяти шесть. Во сне. Маме, бывшей с ней в ту ночь, показалось, что дверь отворилась и кто-то вошел…
Врачи говорили, что ей не пережить июль. Не этот июль, а июль еще прошлого года. И тогда Катя решила, что если она переживет этот месяц приговора, то первого августа будет праздновать свой второй день рождения. 1 августа 2014 года она собрала друзей праздновать. 1 августа 2015 она родилась в жизнь вечную.
«Иногда думаю, что может быть жизнь здесь для нас тоже что-то вроде материнской утробы для младенца — мы развиваемся здесь и затем рождаемся для новой жизни, каждый в свой черед» — из переписки.
Катя
Мы долго ходили параллельными дорогами. В один храм. Мой покойный муж, Анатолий Данилов, состоял в группе помощи Катюши, мы печатали ее тексты. А потом, уже через полгода после ухода Толика, случайно разговорились под утро в чате фейсбука. О том, что обе так остро переживали – уход, разлука, смысл. О том, что видели лицом к лицу, глаза в глаза.
В чем смысл того, что уходят молодые? Столько лет еще могло бы быть впереди? Стольких детей бы еще можно было воспитать. Что будет там? Таинство брака — имеет ли оно в каком-то виде смысл после завершения земной жизни? Как живут дети без родителей? Отличается ли скорбь тех, кто хоронит неожиданно умершего от скорби тех, кто прощается годами?
«Представьте, сколько у нас там уже близких и знакомых. Я последние дни смотрю на эту картинку, и она мне помогает жить и не бояться. Я тоже переживаю за брак и уж очень прошу, чтобы можно было встретиться там».
Узоры жизни
Катя умела собирать вокруг себя людей. Вот литературный клуб, перед которым надо прочитать книгу и потом обсуждать, вот она в центре празднования Нового года в хосписе, вот чудесно играет на гитаре и поет песни на дне рождения друзей…
«С подругой решили в этом году отмечать новый год в платьях в одном стиле — что бы ни случилось. Я уже сомневалась, что я могу исполнить свое обещание… позавчера, когда я поняла, что нужно в стационар, вчера, когда я приехала в хоспис измученная дорогой, задыхающаяся, насквозь больная, сегодня ночью, когда я просыпалась вздрагивая и чувствовала себя песчинкой в бескрайнем космосе, которую несет в неведомом направлении… Страшные дни, минуты. Но в такие минуты молиться= думать, говорить.
И сегодня случилось много маленьких замечательных чудес, которые вместе составили и составляют сейчас большое новогоднее чудо…»
На проходной – то в Центре радиологии, то в хосписе, никогда не надо было называть палату или отделение. «А, вы к Катюше? Проходите, она в храме».
Она умела жить – умела насыщеннее, чем мы, оставшиеся. Пока были силы держать краски и альбом, она все время рисовала свои удивительные акварели, просила их критиковать и мечтала учиться. Увидела в сети технику раскрашивания камней, и вот — просит привезти ей с моря камни.
А вот она зимой в палате радиологии шьет подарок своему не родившемуся пока племяннику, почти уверена, что уже не встретится с ним. Но ошиблась! Дождалась, встретилась, подарила!
Помимо испытания болезнью и страшной болью, когда никак не могут подобрать обезболивание, она постоянно проходила испытание одиночеством и непониманием.
«Говорю тихо-тихо: уже полдня боли нет. Ура» — после долгих и страшных дней…
Когда почти никто до конца не понимает, когда постоянно пишут мудрые советы («Вот такую настойку если пить – никаких раков не будет, точно говорю!») или бросают отстраненное нелепое «Держись, все будет хорошо!». А вот кто-то комментирует ее фотографии со свадьбы брата, что, дескать, ты слишком прекрасно выглядишь-то, особенно для такой болезни, и она объясняет, что с ее формой рака человек может прекрасно выглядеть до самых последних дней… Впрочем, Катюша сама написала почти учебник, который надо прочитать каждому – и больному, и здоровому…
Из ночной переписки
«Крест есть у всех и у каждого он в своем проявляется и не бывает, наверное, этой жизни без боли, но я верю, что радости в ней всегда невыразимо больше. Мы ведь только сами можем эту радость выбрать, никто за нас».
«Знаешь, у меня есть одно желание. И я верю, что оно может сбыться в свое время. Увидеть человеческие жизни как узор — полностью. Я уверена, что каким бы хаосом нам это не казалось здесь, там по факту это прекрасно, если в этой жизни есть Бог. Даже Боль, непонятная сразу, обретает смысл. Только в таком контексте как-то понятен смысл Боли. Господь все преображает. Помнишь как у Льюиса в «Расторжении Брака»? Человек, попавший в рай всю свою жизнь увидит прекрасными ступенями к Богу, какой бы ни была жизнь, если же человек попадет в ад, то вся его прошедшая жизнь обернется ужасом. …»
«Для нас беременность тоже была счастливым временем без разногласий. Такое было благодатное время перед большой бедой»…
«Очень боюсь сейчас где-то быть с ребенком один на один, больше всего из-за того, что боюсь, что мне станет плохо и он останется беспомощным, и еще может очень испугаться»
«У тебя есть книга «Каждый день — подарок Божий «? Ее читала Александра Федоровна всегда, даже в Ипатьевском доме… Получается как чтение на каждый день и всегда точно в душу слова, как будто про меня. Утешают скорби и помогают всегда почувствовать Божью любовь».
Отпевание
Моя двухлетняя дочка впервые увидела Катюшу за несколько недель до смерти — Катя — очень слабая — засыпала после причастия, и едва смогла нам улыбнуться. Потом моя Наташа сказала: «Катюша сейчас такая, как я, когда родилась». И потом никак не могла понять, почему на фотографиях Катюша взрослая — она же маленькая — Катюша… Так запомнил двухлетний ребенок Катю, светлую и почти готовую к новому рождению.
Трудно изнутри боли увидеть это и понять. Трудно было мне воспринимать слова о «светлом отпевании» моего мужа. И совершенно по-другому чувствуется со стороны…
Впервые — на Катюшином отпевании — я прочувствовала слова прот.Александра Шмемана о гимнографии прощания.
«Поверите ли вы мне, если я вам скажу, что во всем гимнографическом материале нашего погребального богослужения нет ни одного упоминания смерти Христовой или Его воскресения? Ни одного! Как будто наша смерть ничего общего не имеет с Его смертью, как будто она не была претворена Его смертью в благословенный путь к Богу.
В погребальной гимнографии смерть — опять ужас и разделение, мрак и темнота. Там, где ранняя Церковь утверждает: «Разделения нет!», погребальный гимн говорит: «Увы! Мы расстались». Там, где ранняя Церковь видит своего усопшего брата в «месте светле», «идеже присещает свет Лица Божия», погребальная песнь посылает усопшего в «мрак несветимый» и «тьму кромешную». Если ранняя Церковь говорит: «со святыми», то погребальный гимн утверждает: «с мертвыми погребается».
Самый радостный возглас Церкви — Аллилуия! — теперь превратился в стенание и плач, а усопший лишен и этого, ибо там «всякое молчание, и никтоже глаголяй: Аллилуиа». Для ранней Церкви было совершенно ясно, что сам Шеол наполнен был пением «Аллилуия»; теперь же там только молчание, а мы стоим вокруг и «стенаем» и «плачем»: Аллилуия!».
Вот это удивительно ясно ощущалось на отпевании… Многие слова канона, такие гармоничные и верные, когда хоронишь пожилого человека, никак не увязывались с молодой красавицей Катей, которая прошла такую борьбу, которая так готовилась, причащалась каждый день, и просила других – молиться и причащаться….
«Вижду во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида.» — Нет! Намного красивее, чем даже в жизни!
«Сей бо оскуде от сродства своего, и ко гробу тщится, не к тому пекийся о суетных, и о многострастной плоти. Где ныне сродницы же и друзи; се разлучаемся, его же упокоити, Господу помолимся» — Она давно уже не пеклась о суетном, много месяцев готовилась, и много-много людей стояли рядом – не только близкие и родные…
И только когда запели блаженства – наконец сошлось – вот оно, вот это — про Катю. Блажени чистые сердцем, яко тии Бога узрят. Блажени плачущие, блажени миротворцы….
Последние слова в переписке: «И ты ей (дочке Наташе — авт.) передавай привет. Приезжайте, когда будет удобно. Я буду рада!!!»
Отец Фома, крестный Катюшиного сына, на проповеди говорил о том, что теперь Катя молится о нас там, у Господа…
И вместо последнего «Святый Боже» пели «Христос Воскресе!».