Три дня для Осетии оказались ничтожным сроком. Я ничего не знаю об этом крае. Впрочем, я никогда не читаю чужих рассказов и мнений, чтобы иметь возможность самой во всем разобраться, чтобы потом рассказывать не «с чужого голоса».
Меня лишь предупредили, что жизнь тут нетороплива, что время идет гораздо медленнее, чем в Москве. Но все три дня мне казалось, что оно отвратительными громадными скачками уносится от меня прочь, с дикой скоростью приближая возвращение домой.
Увидеть, подслушать, прикоснуться удалось к малой толике Осетии. Спасли бездонные, бесконечные разговоры на кухне за чаем – о прошлом, заботах, очевидных перспективах – почти забытое удовольствие: мы-то стараемся необременительно встречаться на нейтральной территории.
Осетия
Я давно заметила, что шумные, эмоциональные в Москве, небольшие по численности народы успокаиваются в тот момент, когда протягивают стюардессе посадочный билет. «Понты» будут и там, пожалуй, даже поболе, чем на чужбине, но – другие. Наносное отваливается. Они уже почти дома, а здесь каждый знает, кто и что из себя представляет.
Тут же, в череде бриллиантов — искусственных и натуральных, в очереди из поддельных частей тела и не менее поддельных брендов одежды проглядывает настоящее. Женщина с удивительным достоинством ест кусок хлеба, поданный авиакомпанией, как ланч: ест неторопливо, руки держит так, чтобы не уронить ни крошки. Она точно знает, что хлеб – главная еда.
Мы приезжаем, чтобы сесть за стол. Мы сидим в обыкновенной квартире, среди самых обычных людей, которые, оказывается, живут, сообразуясь с многовековыми установками, так что рассаживаемся строго по возрасту. На стол ставятся три пирога. Старейшина встает, веерообразно раздвигает пироги, придерживает двумя пальцами пироги поднимает тост за… Большого Бога.
Дело в том, что в Осетии тост понимается как молитва, поэтому, понятно, что первые слова обращены к Отцу. А Большой Бог, очевидно, не совсем удачная, но прижившаяся калька со «Всевышнего», вернувшаяся в русский язык в искаженном виде. Любой стол, даже самый короткий, начинался с молитвы Большому Богу.
Следующий тост-молитва Уастырджи — святому Георгию – покровителю мужчин, путников и воинов. Но в отличие от привычного образа, святой Георгий в Осетии – седовласый с седой бородой лопатой старик. Впрочем, вполне еще способный поднять меч.
Уастырджи молятся по всей Осетии, и только в Моздоке второй тост поднимается за Богоматерь. Туда прислала царица Тамара (вторично вышедшая замуж за осетина Давида Сослана) Иверскую икону Божией Матери. Почитание образа было столь велико, что изменило тостовую традицию.
И лишь третий тост подняли «по поводу», то есть за наш приезд. Есть при этом не переставали, а потому к третьему тосту уже казалось, что застолье бесконечно — а ведь было время, когда из-за стола не выходили по нескольку дней. И тосты говорились поочередно всеми, кто сидел за столом.
Чтобы больше не возвращаться к еде, расскажу еще об одной традиции, связанной с едой и гостями. Для осетина гость — понятие святое. Даже в самых труднодоступных селах, в любой неурожай и ненастье, каждая семья обязательно оставляла запас еды для гостей. И иногда дети молились: «Господи, пошли нам гостя!», понимая, что только в этом случае у них появится возможность поесть.
Люди
Я приехала, чтобы написать о проекте «Потерянная Осетия», которым занимается Алина Акоефф, отчего автоматически становлюсь гостем дома. Но сходу брать интервью совершенно неприлично. Да и не хочется торопить события – пусть они идут своим чередом. Потом, все потом, успеется.
Пока я слушаю ее мужа Владимира. Это, конечно, от него я узнала о традициях застолья. Впоследствии он о многом еще расскажет — несуетливо, неторопливо. Володя 20 лет возглавлял местную студию кинохроники и, как всякий большой начальник, командующий творческими людьми, был постоянно «на боевом посту». Потом родилась дочка Надюша, он задумался о приоритетах и ушел с должности.
Заняться такому человеку всегда есть чем: он преподает студентам, консультирует студии и собирает — все! Фотоаппараты, камеры, книги… Владимир смеется, что даже чеки не выбрасывает. А еще Владимир Акоефф из тех людей, про которых говорят «за ним как за каменной стеной».
Понимаю Алину, которая бросила Москву, возможности, перспективы – как режиссер неигрового кино – и уехала жить во Владикавказ. Не случайно я говорю о том, что Алина уехала не замуж, а в Осетию. Она действительно в первую очередь приехала на Кавказ.
Здесь сняла свой фильм «Письма из будущего» про детей из Беслана, продюсером которого стал ее муж. Картину сразу отметили призом «За лучший дебют» на фестивале «Россия». Сегодня Алина делает мультфильмы из детских рисунков, стала волонтером «Русского фонда» в Осетии, мечтает сделать музей кино во Владикавказе и поставить спектакль «Малыш и Карлсон» прямо на границе.
А еще она придумала и открыла некоммерческий проект «Потерянная Осетия» – мультимедийную карту, на которую нанесены все населенные пункты, куда вносятся все памятники с их подробным описанием с исторической точки зрения и описанием их состояния. Когда карта будет закончена, она станет помощником для путешественников и тех, кто мониторит состояние культурных объектов.
Мы еще поедем их смотреть. Но сначала выход в город.
Владикавказ
Похожий на Алинин проект есть и у Михаила, но только по Владикавказу. Михаил ведет oldvladikavkaz и такой же сайт www.oldvladikavkaz.ru. Город с замечательной историей оказался примерно в таком же состоянии, в каком и все культурное наследие России. А ведь о нем можно рассказывать бесконечно.
Теперь мы видим дореволюционный парк в удручающем состоянии. Половина домов на центральной улице – Проспекте мира – нуждаются в срочной реставрации. Грязь, бутылки, банки – все типично. Большая часть лавочек заняты гордо, но безнадежно скучающей молодежью.
Сидят они ровно напротив дверей в книжный магазин, где в это время проходит встреча со знаменитым осетинским режиссером Вадимом Цаликовым. Где бесплатно показывают кино. Но привычка томительно скучать стремительно поглощает всех.
В дверях в юношескую республиканскую библиотеку сидит «мадам». Сидит так грозно, что понятно – внутри никого нет, и не предвидится. Конечно, еще остаются живые люди, в основном старики. Они готовы вспомнить, что здесь родился всеми любимый Евгений Вахтангов и жил Булгаков.
Но старейший в Осетии кинотеатр «Комсомолец» смотрит на них укоризненно, демонстрируя всем стремительно разваливающийся фасад. А внутри от запаха плесени практически нечем дышать. Надо поехать куда-нибудь. Тем более, что мой по ошибке отосланный в Кишинев чемодан нашелся – надо забрать.
Советское наследие
Дорога в аэропорт неминуемо ведет через Беслан: возле кладбища и мемориала «Город Ангелов» лежачие полицейские, но они тут отдыхают без дела: каждая машина здесь замедляет ход, все мысленно произносят молитву. Мы выезжаем на другое шоссе, ведущее в самый (по местным меркам) туристический район Осетии.
Совсем неподалеку от города в селе Дзуарикау — памятник павшим в Великой Отечественной войне. Мать, оплакивающая свою печаль, и над ней семь журавлей. Семерых сыновей отправила на фронт семья Газдановых, ни один не вернулся домой. Осетия отправила добровольцев на фронт больше, чем остальные республики. 36 осетин стали героями Советского Союза.
Останавливаемся возле еще одного памятника героям Войны, выходцам из Куртатинского ущелья. Он не менее гармонично вписывается в местный колорит. «Верный конь» оплакивает своего наездника.
А почти напротив него небольшая черная надгробная плита за оградой – невозможно не упомянуть – памятник Ленину от горцев Куртатинского ущелья, поставлен на второй или третий день после смерти вождя мирового пролетариата.
Жаль, что Ленин их волновал куда больше, чем местный гений Сосланбек Едзиев.
Сосланбек Едзиев
Даже те, кто не видели ни одной летящей фигуры от Шагала, знают о том, что был такой художник. Даже те, кто не в курсе, что рисовал Пиросмани, знают, что это он – тот самый художник, что подарил актрисе «миллион алых роз».
О том, что в одно с ними время жил Сосланбек Едзиев, создававший фантастические, воздушные и одновременно земные образы, знают немногие. Для него не существовало канонов, если Едзиев видел, значит, его произведения имели право на существование.
Сосланбек Едзиев родился в горном селе Ход в 1865 году, отец его был каменщиком. Сосланбек вырос и уехал в Садон, где работал каменщиком и штукатуром, а в свободное от работы время выполнял заказы на надгробные памятники: мужчины в боевых доспехах, женщины в национальных костюмах.
Постепенно у него выработался свой особый стиль, очень напоминающий стиль художников его времени, о существовании которых он даже не подозревал. А на своем доме он изобразил полуголую женщину: что взять с художника – юродивый. Сегодня творения Едзиева находятся в страшном, плачевном положении. Некоторые из них вряд ли можно восстановить, другие безвозвратно утеряны.
Поездка
Раз «Потерянная Осетия», значит, нам предстояло увидеть хотя бы часть региона. Куда мы поедем, заранее не договаривались. Но коли попали в Куртатинское ущелье, выходили из машины при каждом удобном случае.
Вот остатки крепости, почти сливающейся с горой, рядом башни, стелы, склепы, храмы, святилища. И горы. Такие, что невозможно насмотреться.
Там, в этих горах, все стало другим, увиделось иначе: ушла суета, мелочность, осталось главное – Бог, Любовь, природа, жизнь. Думаю, что не случайно уже почти перед погранзаставой при дороге стоит камень – памятник Марзаганову Гисо Гигоевичу. Просто человеку, прожившему 164 года.
А перед ним самый южный приход России – Аланский мужской монастырь, начинавшийся с трех монахов и домика около железнодорожных путей в Беслане. Позже монастырь переехал в Фиагдонское ущелье, а настоятелем его стал архимандрит Антоний (Данилов), ныне числящийся насельником монастыря.
Увидеться с настоятелем не удалось, да и цели такой не было, а двери в храм открыты целый день. «Храм в честь Иверской иконы – она у нас очень почитается, на ее праздник со всей страны приезжают», – рассказал послушник на инвалидном кресле. Приезжают не только на праздник – монастырь и его настоятель пользуются авторитетом и любовью православных всего Северного Кавказа.
Сюда каждое воскресенье съезжаются прихожане из Владикавказа, со всех окрестностей. Бывает, что собирается до 10 тысяч человек. А летом в реке напротив монастыря, под крестами, выбеленными на склоне горы, совершается Таинство Крещения. Тоже тысячами.
Мы снова в аэропорту. Снова суета, мельтешение, проверка документов и обуви. Совершенно иной мир остался за спиной. Я точно знаю, что когда-нибудь обязательно сюда вернусь надолго. Вернусь, чтобы неторопливо выходить во двор, всматриваться в горы, молиться на белые кресты. И знать, что жизнь – она другая, ее надо только увидеть.
Фотографии предоставлены Владимиром и Алиной Акоефф и проектом «Потерянная Осетия»
Читайте также:
После Беслана: Опыт публичного покаяния