Каждая деталь в реанимации кричит: запрещено, запрещено, запрещено
Статью «Почему в российской реанимации положено лежать голыми» за несколько дней прочитало более 200 тысяч человек. Для многих эта тема оказалась очень близкой. Мы собрали личные истории читателей «Правмира» вместе.

«В России крепкая традиция закрытых учреждений»

Лидия Мониава

Недавно у нас был тяжелый разговор с детьми, а точнее, молодыми взрослыми пациентами хосписа. Мы сидели человек 7 в кругу и обсуждали тему медицины. И оказалось, что почти все, кроме меня, бывали в отделении реанимации в качестве пациента.

Даня сказал, что, когда он лежал в реанимации, его мама давала деньги, чтобы зайти хотя бы ненадолго. Рома сказал, что был в реанимации, «этого никому не пожелаешь», и когда ему в другой раз было плохо, приехала скорая помощь, пришлось отказаться от госпитализации, потому что не хотелось попадать в ад отделения реанимации. И Вася сказал, что он отказывается от реанимации не потому, что хочет умереть и не хочет продлевать свою жизнь, а потому, что не хочет оказаться один без мамы в ужасных условиях отделения реанимации.

Сегодня на «Правмире» вышла статья — Почему в российской реанимации положено лежать голыми? Буду благодарна, если вы прочитаете.

В России крепкая традиция закрытых учреждений – интернаты, детские дома, тюрьмы, психиатрические больницы, отделения реанимации… В любом закрытом учреждении неизменно начинает твориться ад – сильные обижают слабых, человеческое достоинство и вообще все человеческое – ничего не значит.

Журналисты в каждом интервью меня спрашивают – ну что, стало лучше с реанимациями? Нет, не стало. Прямо сейчас в хосписе несколько пациентов находятся в разных реанимациях города Москвы. Вот какие письма я получаю:

«N. госпитализирован на скорой помощи. Находится в реанимации. Вчера маму к нему не пустили, сегодня обещали пустить после 17.00».

«N. в реанимации. Утром мама сидела у дверей реанимации. Маму в реанимацию пока не впустили, и никто из врачей не выходил к маме. О состоянии мама ничего не знает уже как 2 часа. С папой стоят под дверьми».

«N. по-прежнему в коме, по остальным показателям стабилен. Маму пускают с 15 часов. Можно находиться каждый день до 21 часа».

Хочу, чтобы все знали – родственники имеют право не на посещение, а на круглосуточное пребывание в отделении реанимации. И добиваться мы должны именно этого.

«Вряд ли я смогу забыть, как ее плачущую вывели ко мне из отделения»

Татьяна Сандлер 

Мне был 21 год, когда меня сбила машина и я 2 недели была без сознания на аппарате искусственной вентиляции легких, с ногой на подвеске, вся в катетерах. Маме не говорили ни «да», ни «нет», сумею я выкарабкаться или… 

А потом ещё неделю в полном сознании оставалась в реанимации голая, со стеклянной стеной вдоль коридора. Холодные ноябрь и декабрь. Мама все три недели приезжала и сидела «под дверью», а потом ехала на двух автобусах к двум младшим сестренкам.

Мне передавали от всех записочки и 1 (!) раз за 7 дней пустили маму на 5 минут… <…> Это было чудом! Прошло уже 23 года, я до сих пор помню те 5 минут. После в травматологии в палате интенсивной терапии мама уже спала со мной все ночи на обычной больничной «каталке», а в 6 утра должна была ее освобождать.

<…>

Запомнилась неловкость: у меня нога была на подвеске, катетеры со всех сторон… Сложно это было назвать «под простынёй». Отношение было очень внимательным, я безмерно благодарна врачам, до сих пор помню их имена: Галина Владимировна и Дмитрий Анатольевич. Они меня вытащили с того света. Я приезжала порадовать их и поблагодарить на костылях, а потом и на своих двоих. Но мне никогда не забыть ту неделю в сознании в реанимации… И то, что пережили мои близкие и особенно мама.

Ирина Луна 

Я была с папой в реанимации, когда он умирал. Мы дежурили пару суток по очереди у его постели. Ничего важнее этого в моей жизни пока нет. Я не представляю, что он умер бы там один. Но крайне сожалею, что мы пробились туда, только когда он уже был в медикаментозной загрузке. И то, я теперь знаю, насколько человек все чувствует. Это невыносимая жестокость — не пускать в реанимацию.

Как нас туда пустили? Я и сейчас не думаю, что об этом стоит писать в интернете.

Светлана Никулочкина 

Муж ни раз был на грани жизни и вот из множества случаев пролежал 16 дней в реанимации, когда мне разрешили пройти к нему, первое, что он сказал: как же замерзали ноги, сделай что-то… Оказалось, что одеяло лежало поперек и просто не укрывало ног. Носки все это время ждали его в палате, их тоже невозможно было надеть.

Я благодарна врачам, они продлили его жизнь на 7 лет. Но чуть-чуть внимательности или, может быть, пустили бы меня раньше, и этого его мучительного воспоминания «ледяных ног » можно было избежать.

Наталья Ежова

Папа с инсультом попал в реанимацию. Конечно, меня не пускали. Долгие часы под дверью. Выходили. Докладывали, что как. Но я слышала. Слышала, как он там кричал и плакал. Он не очень адекватен был из-за инсульта. Я умоляла, меня не пускали…

6 суток ада. Потом перевели. Боже, как же он пил, когда перевели в палату. Я регулярно передавала воду, но, наверное, всем было не до него. 

Прошло 10,5 лет. Я очень-очень-очень сильно жалею, что не настояла тогда и не прорвалась туда. Да просто — что не забрала его домой. В 83 года не было шансов выкарабкаться, но он бы был дома, в тепле, в родных стенах, круглосуточно со мной.

А не так.

Екатерина Басманова

Сестра 10 дней лежала в реанимации, маму к ней не пускали, пока она не пошла с подарками и подношениями (был как раз канун Нового года), потом пустили на 15 минут.

Вышла оттуда постаревшая лет на 20, говорит, у доченьки под капельницей вся рука затекла. Все просила врачей переставить капельницу, а в ответ лишь: она в коме, ничего не чувствует.

7 января сестренки не стало… Мама выла и металась по больнице как раненый зверь, врачи побоялись и пустили её к дочери на каталке, закрытой простыней. Никогда не забуду, как мама в голос выла от бессилия, что не дали попрощаться, когда была жива Юлька.

Елена Прокофьева

Я сама врач и пару лет назад оказалась с трехлетним ребенком в такой же ситуации. Не пустили ни на минуту. На третий день готова была под расписку забрать, если бы они сами не перевели в обычную палату. Потом ребенок месяц эмоционально восстанавливался. И еще неизвестно, что осталось на подкорке. 

Светлана Капанадзе

Близкий мне человек однажды попал в реанимацию только потому, что нужный аппарат был только там. Так и в этом случае, когда человек в полном сознании, адекватен, активен, пришлось право на трусы выбивать со скандалом. Это было два года назад в Москве.

Вообще-то мы совсем не скандалисты и очень любим и уважаем врачей, но иногда приходится переступать через себя, чтобы себя же и сохранить. Через неделю в Боткинской все было совсем иначе: да — в определенные часы, да — ненадолго. Но! После беседы с заведующим и при полном содействии, уважении и помощи со стороны персонала. К тому же и трусы, и тапочки, и носки, и даже шарфик для прикрывания катетера (только на том основании, что пациенту спокойнее, когда катетер зафиксирован) разрешили сразу, только спросив, чистые ли? Человеческий фактор, однако…

 

Фото: Сергей Анашкевич / aquatek-filips.livejournal.com

 

Марина Лунина

Год назад, Москва, у мужа два инсульта подряд в течение 1,5 месяцев.

Первый раз была с мужем в приемном отделении, КТ, анализы, сама довезла его на кресле в реанимацию. Посещение в реанимации официально 2 часа в день, но и в другое время пускают, если попросить, муж был в сознании, трусы (простите) оставили и даже телефон не забрали. Все очень по-человечески для наших реалий.

Второй раз — сразу из машины скорой помощи за железную дверь и все. Ждите. Через час выдали одежду. Любая информация — через сутки. Слава Богу, что на вторые сутки уже перевели в отделение.

Все в одно время, в одном городе — все от людей зависит, от руководства в первую очередь!

Евгения

Кардиореанимация. Не далее как сегодня. 40 минут ожидания врача, ну ОК, все понимаю — надо спасать пациентов, а не с родственниками общаться. Вышла врач: состояние средней тяжести.

Клянусь! Это все, что она сказала и собралась быстро скрыться за дверью. Пришлось схитрить. Удалось получить дополнительную информацию о том, что динамика положительная, передать записку и даже получить ответную только потому что речь шла о жизненно необходимых препаратах. На мой вопрос о посещении врач сделала такое лицо, словно я у нее денег попросила: только с разрешения завотделением, а она будет в понедельник.

Там же вчера. Завотделением разрешила мне зайти. И ты — взрослый, разумный человек, состоявшийся в своей профессии ничуть не хуже врача, заискиваешь, унижаешься, просишь — разве что книксены не отвешиваешь. И безумно благодарен, что завотделением снизошла и разрешила. Адский ад, конечно. 2 пустые палаты, третья палата забита под завязку, и в коридоре люди лежат. Шла, опустив голову, чтобы не смущать никого.

<…> Каждая деталь в реанимации кричит: запрещено, запрещено, запрещено. Ты без связи с родными, абсолютно беззащитный и бесправный, полностью зависимый от медсестры, санитарки и врача. Однозначно, так быть не должно.

Ирена Лобода 

Мой отец лежал в реанимации (Калининградская областная, инфаркт) семь дней. Нас ни разу к нему не пустили. Мы так и стояли под дверью всё время. Отец вернулся с несколькими серьёзными ранами на ногах — его там привязывали! Сердечника, пожилого человека! Уже три месяца прошло, раны до сих пор не заживают! Что это? Зачем? Говорит, с ним там ужасно обращались.

Ева Наумова 

Я была. Родители писали записки. И ещё мне дико повезло с ночной медсестрой, ее тоже звали Женя. Было очень страшно, но тогда и речи не шло о присутствии родных. И мне было всё же 14 лет. А в соседней палате круглосуточно плакал малыш, он был один. И даже в мои глупые, дурацкие 14 лет его плач причинял мне больше страданий, чем моя собственная физическая боль.

Мария Аксенова

Очень важная для меня тема. С тех пор, как мой папа умер в больнице, а я не смогла его увидеть, поскольку он был в реанимации. Это было в 2004 году.

Две недели назад в реанимацию попал мой дядя. И было такое же чувство растерянности у его жены и детей, как попасть, как увидеть, как подержать за руку… Ну как это можно запрещать?! Мы же не машины, в которых что-то «сбойнуло» и надо отправить нас в сервис. Позвать по имени, поговорить, обнять очень может быть нужно тому, кто не все еще сделал на этом свете. А как это нужно тем, кто здесь остается!

А дети, которым больно, они напуганы, да еще и внезапно оказываются без мамы и папы, голые, с трубками, под простыней… Родители — это соратники врачей в данном случае. Они помогут, они обеспечат такой уход, который не окажет лучшая нянечка наших больниц.

Ирина Ильичева

До сих пор стоит в ушах нескончаемый зов: «Мама! Позовите маму!» с соседней койки в реанимации, где я лежала пару лет назад. Очнувшись, я умоляла врачей позвать маму этой девушки. Бесполезно…

Татьяна Паперно

Два месяца назад. Не пустили, хотя обещали. К особому ребёнку после операции. Спасибо доктору — отдала через 2 часа в отделение. Но и сыну, и мне этих двух часов «хватило». Операция, кстати, была платная.

Маша Степаненко

Когда дочь забрали в реанимацию с диабетическим кетоацидозом и меня к ней, естественно, не пустили, сил добиваться просто не было. И здравый смысл подсказывал, что нам с нею еще в этой больнице в эндокринологии лежать сейчас, и потом до 18 лет ей там наблюдаться каждый год. Возможно, нам понадобится помощь этих людей, в том числе квоты на медпомощь, выписки, обоснования на дозировку инсулина. Будут ли нам идти навстречу, если я сейчас устрою скандал, пойду в Минздрав, кто-то получит выговор? Я не была готова к этому тогда и не готова сейчас.

Готова ли я себе простить те два дня, что дочь провела без меня в самом тяжелом пока состоянии в своей жизни? Вряд ли я смогу забыть, как ее плачущую вывели ко мне из отделения, всю отекшую от капельниц. Как она отказывалась смотреть мне в глаза тоже вряд ли забуду.

 

Фото: Сергей Анашкевич / aquatek-filips.livejournal.com

 

Дина Насырова

Мне 43 года. Я лежала в реанимации, когда мне было 1,5 и 5 лет! Мне снится это до сих пор. Вчера ехала с папой в такси и взяла его за руку. Его глаза наполнились слезами. Он вспомнил, как я цеплялась за них с мамой, когда меня отдирали в приемном покое… Ничего нигде или почти нигде не изменилось. Почему???

«Хотя бы в последние дни мама увидела, что и доброе отношение тоже бывает…»

Лариса Прохорова 

В Москве к дочери-подростку в реанимацию, куда её положили после операции, пустили в этот же день ближе к вечеру на два часа. Утром её перевели в палату. Разговаривала с другими родителями, сказали, что без проблем пускают каждый день на пару часов.

В Челябинске к маме после операции на сердце в кардиореанимацию не пустили, но утром её уже перевели в палату (возможно, если бы лежала дольше, то и туда пустили бы). Затем несколько дней в ожидании второй операции мама лежала в общей реанимации. Пускали к ней каждый день в вечернее время на 15-20 минут. Разрешали принести покушать.

Да, в реанимации все, и мужчины, и женщины лежали голые. Но все укрыты простынями (очень тепло было). Я сама сутки после операции находилась в реанимации, лежала там в операционной рубашке и ещё укрытая. Ни разу нигде ни мне, ни маме, ни дочери не попались хамские врачи или медсестры. Точно могу по себе сказать, что со мной были ласковы и доброжелательны.

Евгения Литвинова

Это ужасно. Но больницы бывают разные, моя мама лежала в одной из московских больниц в реанимации. Меня пускали к ней каждый день на несколько часов, пока она сама от меня не уставала. Также в соседних боксах люди приходили к своим родственникам, к тем, кто был в коме, и им разрешали читать им, делать массаж, показывать фильмы.

Единственная больница, где было человеческое отношение, и спасибо им большое за то, что хотя бы в последние дни мама увидела, что и доброе отношение тоже бывает…

Катерина Лжнкова 

Апрель 2017, ГКБ 13. Прекрасная реанимация (только кормят ужасно). Родных пускали, разрешили принести свою еду, книжку, телефон. Отношение персонала — как к родной дочери. Оборудование, обстановка — все супер.

Я была поражена, т.к. была уверена, что реанимация — это черная дыра (был неоднократный печальный, даже ужасающий опыт с пожилыми родственниками). Я очень надеюсь, что это не единичный случай, а тенденция. До сих пор с теплотой вспоминаю врачей и медсестер.

«Не представляю, как это — без родственников, не представляю, как это — ребенок и один»

Елена Войтенок

После операции в клинике в Германии привозят в «комнату для просыпания» (у нас в реанимацию), сразу подключают к приборам, каждые пять минут подходят, контролируют. Мне сразу дали стул и столик с водой, чаем, кофе и печеньками. Я сидела у кровати сынули, пока он не пришёл в себя.

Между кроватями с другими пациентами ставят шторки. Все очень доброжелательны, и мой ребёнок не испытал страх от того, что проснулся в неизвестном месте. В палате можно посещать в любое время потом (до 21-00) по два человека. Наблюдали, как внизу клиники несколько дней все заполонил цыганский табор — у них там лежал кто-то, и они, пока все его не посетили (по два человека), не ушли. 

 

Лина Филкина 

В Индии, например, если человека кладут в больницу, даже и не реанимацию, обязательно должен быть родственник все время в комнате с тобой. Я так тоже пару дней лежала при высоком давлении во время беременности, муж брал отпуск.

Думаю, это правильно. Правда, для родственников иногда проблема, так как кому-то обязательно надо быть в больнице. В целом здесь медицина на высоком уровне, и врачи внимательные, и серьёзный подход к пациенту.

 

Ashley Gilbertson

 

Анна Арабова

Это страшно, на самом деле. Мы живем в Израиле, и я знаю, что такое реанимация, и не представляю, как это — без родственников, не представляю, как это — ребенок и один. Тут даже есть требование, чтобы несовершеннолетний был в медучреждении в сопровождении взрослого, всегда. Даже взрослому везде рекомендуется быть в сопровождении, на любой проверке. В реанимации обычно сидит кто-то из близких или нанимают няню.

Ваграм Джугарян 

Когда отец моей сестры в США попал в реанимацию, для моей сестры поставили кровать, чтобы она могла всегда быть рядом. Насколько я знаю, все здоровые родственники имеют право посещать своих родных в реанимации при условии, если не проводятся спецмероприятия с больным. 

Елена Приходько

У меня свекровь больна, и недавно я побывала несколько раз в американской реанимации, заходи, сиди, будь — в любое время. Кроме того, тебе там и диванчик, и раскладное кресло, и на первом этаже кафе с разнообразной едой, и в палате отдельный туалет и душ.

Надя Сандквист

Попала в Швеции в реанимацию, и вздумалось им катетер вставить, чтобы контролировать поток мочи и считать её по часам. И я хоть и под морфином, и от боли всё равно, но было унизительно с этой штукой. Очень!

Так они нашли самые мягкие трусы, натянули на меня и так ловко этот катетер пристроили, что прямо стало уютнее и я смогла поспать. Одежду на мне меняли утром на дневную, типа пижамы, и на свежую ночнушку вечером, трусы тоже дважды. Ещё носки каждый раз как по полу походишь. Все эти трубочки от капельниц, проводочки с датчиками… Оказалось, не проблема, всё можно просунуть, поддеть.

 

 

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.