Каждая русская семья заплатила за эту Победу кровью и горем. Мой дед по матери был убит. И мама выросла в крайней нужде, потому что некто из немцев решил, что он имеет право нас убивать.
Война вошла в душу моего отца сразу после того, как советские войска оставили Армавир. В городе начались грабежи и паника. Дети – друзья отца пошли смотреть на этот кавардак. Вот грабят здание НКВД и два парня вытащили саблю, гармошку, мешочек медалей и какие-то ценные вещи. Гармошку не поделили и рубанули ее саблей пополам. Одна медаль упала.
Отец поднял: «За подавление боксерского восстания в Китае». И вдруг вдоль улицы раздался рев моторов – немецкий самолет летел над дорогой и стрелял по людям. Все бросились бежать. Маленький Женя взял за руку восьмилетнюю соседку и тоже побежал, как вдруг увидел, что самолет летит прямо на них.
— Я видел лицо летчика! Он видел, что мы дети…
Пулеметная очередь разорвала маленькую девочку пополам. Рассказывайте мне потом о поведении Красной Армии в Германии!
Потом немцы стояли в нашем дворе и какой-то здоровенный мадьяр подошел к бабушке и сказал загадочное слово, толкая ее в грудь:
— Юда!
Казачка не знала ни одного слова по-немецки, но она была казачка. Она замахнулась на него и крикнула:
— Сам чуда-юда!
Немцы повалилась со смеха. Мадьяр был черным. Он вытащил кинжал и готово был убить бабушку, но немцы вырвали клинок и запинали его ногами.
Потом по нашему жилому кварталу долбили советские «Катюши», а вся семья сидела в земляной щели накрывшись матрасами и дверью застыв от ужаса. Кто-то из родни оглох – лопнули перепонки.
Для нас это было то что бывает после беды – По–беда. Торжества мало было в это день, когда собиралась родня. С трудом говорили, пили не чокаясь и сдержанно плакали.
То что происходит сейчас с этим праздником мне непонятно и местами отвратительно.
Я бы понимал этот праздник как изъявление готовности мужчин умереть за Родину. Но большая часть молодых мужчин, надевших георгиевские ленточки, откупилась от армии. И им почему-то не стыдно привязать ленточку к антенне автомобиля.
Я бы понимал честь этого праздника, если бы оставшимся ветеранам дали бы пенсию пятьдесят тысяч рублей и прекрасное медицинское обслуживание. Но моему тестю, ставшему на станок в тринадцать лет, на ящичек, и точившему снаряды, пришла из мэрии бумажечка с компьютерной подписью от главы города. И им почему-то не стыдно за эту туфту.
Я бы понимал ценность этого праздника, если бы увидел, что страна научилась ценить жизнь солдата и вообще человека. Но с Кавказа приходят похоронки и гробы и больше ничего. Слова «жизнь человека» не стоят и копейки. Или, как говорил один мясник: бабы еще нарожают. И им не стыдно говорить о патриотизме, вручая семье гроб кормильца.
Я вижу один пиар и спекуляцию на чувствах народа. За тысячу лет Россия смогла воспитать прекрасного человека, готового отдать жизнь за Родину. И эти люди есть среди нас. А вот государства, которому нужны такие люди, у нас нет. Народ протягивает руку Кремлю, а Кремль прячет свою за спину. И мы знаем почему. Но раздает эти ленточки. Но спонсирует фильмы. А в лесах лежат сотни тысяч брошенных солдат.
Почему-то история у нас в последнее время начинается с 1941 года. А ведь была не менее ужасная война 1914, которая приняла жертвы почти каждой русской семьи. И нет у нас в стране ни одного памятника, ни героям, ни жертвам. Как это понять?
А так понимаю, что государству и народу еще не утратившему остатков харизматичности, стыдно жить, как мы сейчас живем. И они этот стыд заглушают враньем. О том, что Россия – такая удивительная страна, которая спасет мир. О том какие мы крутые. О том, что нам все должны. О том, что мы снова воюем за правду со всем остальным миром.
Как почувствовать себя полноценным в семье народов, не утруждая себя ни службой, ни жертвой, ни служением Родине? Правильно: надо повязать ленточку и сходить в кино, и тем самым якобы стать причастным к славе и чести наших забытых дедов.
Пиар на костях . Народ страдает и еще надеется о том счастливом времени, когда можно будет жить как герои и умирать со славой, о том времени, когда мы были все вместе. О том времени, когда у нас была одна общая цель.
Ностальгия по харизме. Она особенно оживает в эти майские дни. Однажды моя дочь-семиклассница пела для ветеранов. Устроители концерта хотели ей дать пятьсот рублей. Она не взяла :
-Папа, ведь на этом зарабатывать нельзя? А ты хотел бы на войну?
— Что ж, все наши предки воевали, да и я бы прятаться не стал.
— И я бы хотела.
Каждое девятое мая, мы все семьей садились в кузов грузовика и ехали через весь Краснодарский край в станицу Красноармейскую. Там была могила дедова брата. Рядом с этим логом мы стели скатерти и совершали тризну. Дети собирали цветы и плели венки, а взрослые то и дело вздыхали и вспоминали. Но вот однажды мы приехали, а могилы оказались запаханы и засеяны. Пришли к председателю колхоза. И я не буду повторять, что он сказал. Потом там росла картошка. Потом я не знаю.
И когда в Таллинне полиция гонялась за мальчишками, защищавшими Бронзового солдата, а из Кремля раздавались гневные голоса, и потом с шумом справили очередное Девятое мая, мне было противно и горько. За то, что я не знал деда, и моя мать выросла, не видев «белого света», за запаханное поле с костями еще одного деда, за странные ленточки. За то, что наша родня — не бронзовые солдаты.
Ложь – самое вредное и губительное, что сегодня есть в нашей стране. И мы, христиане, должны разорвать это кольцо греха. Хотя бы попробовать.
Читайте также: