Кесарий Каппадокиец, врач… 9 марта/22 марта — день его памяти, вместе с воинами-мучениками Севастийскими. Знаменитыми Сорока мучениками.
О нем почти никто не знает; о нем вспоминают от силы один раз в год те, кто заглядывает в церковный календарь. Его имя обычно теряется и в сиянии подвига сорока севастийцев, и в славе его знаменитого старшего брата, святителя Григория Богослова.
Святые мученики Артемий, Евгений и Макарий перед императором Юлианом Отступником. Мартиролог, Константинополь, кон.13 в.
Трудно, если не невозможно, найти его икону. Его нет среди «собора целителей» — как и многих его собратий по искусству, впрочем. Как составлялись эти списки? По принципу – «те, кто помогает?»…Очевидно, он «помогает» плохо. Как и Александр Галльский – мученик из «Церковной истории» Евсевия.
…Младший брат – это почти приговор судьбы. Особенно, если старший гениален. Но судьбы нет. Так сказал мученик Трифон судье…
Младшему брату положено оставаться в тени и помогать старшему в трудах. Не затеняет ли мощная, почти эпическая фигура свт. Василия Великого его братьев свт. Григория Нисского и свт. Петра Севастийского? Рядом с Василием неразлучно стоит его друг, Григорий – поэт и богослов, «не умеющий жить» идеалист и интеллигент четвертого века. Из его слова – надгробного!- как и из нескольких разрозненных замечаний в его трудах, мы знаем о младшем брате.
Что вынудило Кесария бежать из отчего дома в Новый Рим? Почему, невзирая на требования строгого отца – Григория старшего – он оставался там? Не загадка ли перед нами, не семейная ли тайна?
Крутой ли характер отца – о котором даже Григорий говорил в «Похвальном слове» на его могиле – был тому причиной? Старший брат, в отличие от младшего, был послушен – пусть со слезами, со стенаниями – но он принял иго и управления имением (Какой, в самом деле, помещик-крепостник из Григория Богослова?!) и пресвитерства – а потом и епископства. Григорий, ребенок, вымоленный у Бога кроткой Нонной, не мог противиться тем, кто отрывал его – помимо его воли – от милой его сердцу созерцательной жизни.
Младший брат, родившийся так неожиданно, после долгого бесчадия матери, вслед за старшим, был иной. Не сходство ли в характере с отцом вызвало эту затянувшуюся – на всю недолгую жизнь Кесария – семейную драму? Отец – строгий и бескомпромиссный к себе и другим, честнейший человек, не знающий, что такое взятки и воровство из казны, безгранично любимый народом – и потому внушающий страх даже императорским чиновникам – не хотел ли отец видеть рядом с собой помощником Кесария? Младшего вместо старшего? Не потому ли требовал он – безрезультатно – от сына вернуться в Назианз?
Но Кесарий не вернулся. Он сражался против власти отца – и победил.
Константинополь принял его – молодого врача, только-только закончившего обучение в блистающей науками и искусствами Александрии. Город Константина принял его с такой же силой и радушием, какая сравнится с неприятием к его старшему брату – позже, значительно позже…Камни, что бросала в него толпа, Григорий будет помнить всегда.
Младший брат был одарен – и одарен многогранно. Один, без поддержки родных он делает карьеру при дворе – провинциал из далекой Каппадокии становится знаменитым придворным врачом. Григорий в ужасе. Даже в «Надгробном слове» брату он не удерживается, чтобы не повторить – «мне это было совсем не по вкусу». Братская любовь не понимает этого, увы – она не всегда идет рука об руку с братским пониманием.
И вот — стремительное восхождение Кесария по ступеням придворной лестницы при императоре Констанции.
Он – совсем молодой человек, не достигший еще и тридцати лет – член сената, один из архиатров. Его каппадокийский акцент – тот самый, что чернь Нового Рима будет высмеивать у его брата – не стал для него помехой. Он сражался среди столичных интриг – и победил. Он – врач и философ, политик и ученый. Но врач императора-воина – военный врач, всегда сам воин, как Махаон из Илиады.
Наступает 361 год. Со смертью Констанция разгоняются сгустившиеся тучи гражданской войны. В Новый Рим входит новый император – Юлиан. На его знаменах уже нет монограммы Константина – первых букв имени Христа – «Хи» и «Ро». Он – Гелиодром, служитель Непобедимого Солнца.
«Немедленно покинь двор Отступника!» — летят письма в Новый Рим из гористой Каппадокии. Там, вдали, за Назианзом, за рекой Ирис, виднеются горы Армении, там – Арарат, куда причалил ковчег Ноя. Вернись! Вспомни о судьбе Хама и Ханаана!
Он не вернулся.
«В семье не без урода» — подумали благочестивые люди в Каппадокии. «Горе-то какое, Нонна!» — говорили соседки, крестясь. Нонна молчала. Она знала, что за сердце у ее младшего сына.
Когда-то сорок севастийцев стояли в водах озера – их полк снова вернул себе ровный счет. Один воин покинул их, но вернулся другой. Помнишь, Григорий, когда ты уснул на празднике в честь Сорока мучеников, твое видение? Кирион, Кандид, Домн, Исихий, Ираклий, Смарагд, Евноик, Валент, Вивиан, Клавдий, Приск, Феодул, Евтихий, Иоанн…
…Кесарий мало писал домой. Как он готовился к диспуту с императором Юлианом? Для всех его знакомых это было лишь формальной процедурой – признать правильность веры императора-язычника и сделать новый шаг по карьерной лестнице. То, что Кесарий будет участвовать в диспуте, его друзьями было воспринято, как намек на грядущие императорские милости. Полноте, не стал ли так малоизвестный епископ Пигасий главным жрецом? Да и не он один…
Когда он шел на диспут, придворный врач, Орибасий, изнывал от зависти. Почему император возвышает отступивших христиан, и забывает старых друзей-эллинов, которые всегда были с ним, несмотря на опасности и угрозы. Как несправедлива судьба!
Но судьбы – нет.
«Карьерист! Лицемер!» — шептались за его спиной иные. «Верно говорят, что змея, укусив каппадокийца, умерла!».
…Это было сражение. Двух философов и двух риторов. Кесарий спорил с императором – и не был побежден. Он не поддался и – победил. Юлиан шокирован такой дерзостью. Не панегирик услышал он – столь привычный ему, хоть он верил и не верил в искренность всех этих слов обращения в эллинство – в обмен на теплое место при дворе. Но зачем вступать в диспут, если не желаешь сдаваться? Это – вызов? Да, Кесарий врач вырос при алтаре, где лежали тела воинов-севастийцев…
…Его не казнили. Кто знает, готов ли он был к мученичеству тогда? Думал ли он об этом – одинокий, вдали от непонимающих родных и шумных, многочисленных друзей? Юлиан не хотел давать христианам мучеников. Приговор — ссылка. Кесарий удален от двора навсегда.
О, какая головокружительная, пьянящая свобода в его поступках! Ветер ранней церкви развевает полотнища сброшенных знамен с монограммой «Хи» и «Ро». Нет, это не пресловутое – «легко добыто, легко и прожито». Это – мужество воина.
Это – та свобода во Христе, которая с легкости отличит левую руку от правой, главное от балласта, которая знает, какие вещи можно вменить, как сор, когда речь заходит о главном.
Едва достигший тридцати лет молодой человек, познавший славу и власть, совершил поступок, достойный зрелого мужа и философа.
«Отправляйся в свою каппадокийскую деревню! Там будешь философствовать!»
Жизнь сломана – как казалось, навсегда. Он отдал Христу все, что было его – по праву, заработано трудом и бессонными ночами. Не раздумывая, отдал.
Его не казнили. Но, кроме жизни, он потерял все, что имел – а думали, что он к этому «всему» и стремился в столице… Впрочем, о ссыльном скоро забыли. Гнев императора скор. Где вы, веселые друзья с пирушек? Он и не ждал, что они придут или напишут письмо. Помнится, римский поэт Овидий напрасно уговаривал лучшего друга писать ему в ссылку – что взять с тех, которые привыкли угощаться за чужой счет!
И лишь верный Григорий восклицает: «Кесарий, это лучше, чем если бы ты разделил с Юлианом царство!». Отчего же позже убежишь ты в ужасе из славных Сасим, Григорий?
…А врач Орибасий начал писать свой труд. Дюжина писцов исправно строчат перьями по дорогому пергаменту – все оплачено из государственной казны. Имя Орибасия войдет во все учебники по истории медицины. Имени Кесария там никогда не будет. «Орибасий – знаменитый врач четвертого века, написавший самый подробный свод по античной медицине». И лишь немногие в скобках заметят, что он был никудышним хирургом, а современники называли его «обезьяна Галена» — в молодости он вскрыл одну или двух обезьян.
Врач Кесарий — в ссылке, в назианзской глуши. О, эти долгие полтора года! Словно погружение в смерть, которому нет конца… Но у него хватает сил подбадривать старшего брата: «Григорий, пиши, не скрывай своих талантов!». Они говорят о Платоне и Пифагоре, о Гиппократе и Асклепиаде, о течении звезд и о причине приливов.
Споры – на грани шутки – братьев о том, кто более любим матерью. «Я один питался ее молоком, как же ей не любить меня более всех?» — смеется Григорий.
Юлиан, раненый копьем неизвестного воина во время войны с персами, умер на руках своего придворного врача…
На престоле – престарелый император Иовиан – христианин.
В 363 году Кесарий возвращается в Рим, оставив – теперь уже навсегда в своей земной жизни — Каппадокию. Откуда ни возьмись, появляются старые и новые друзья – император благоволит к нему. У Кесария много, очень много друзей. Он шутливо говорит об этом невзначай – с грустной улыбкой. Ему ли не знать, что такое одиночество?
К нему, бывшему ссыльному, снова ставшему известным и богатым, сватают наперебой знатнейших невест Константинополя. Напрасно. Он остается безбрачным. «Странно», — говорят за его спиной, — «такой хороший путь наверх – разумный, выгодный брак!»
Кесарий – квестор Вифинии, хранитель государственной казны. Покровительство императора Валента прочит ему еще более блестящее будущее.
Землетрясение в Никее уносит жизни всех, кто заседал с ним. Его, чудесно спасшегося, достают из под обломков. «Теперь-то», — в один голос пишут ему брат и Василий, — «теперь-то не будь неразумен – посвяти себя Богу!».
И он принимает крещение. Там же, в Вифинии. Он слагает с себя квесторскую тогу. Крещальная риза становится для него погребальной – внезапно развившаяся болезнь прерывает его земную жизнь. Друзья…Где вы? Напрасно взывает к ним в горе Григорий – письма из Каппадокии идут нескоро. Дом разграблен, тело лежит непогребенным. Сколько это продлилось?..
…Его похоронили в Назианзе, и Григорий сказал свое надгробное слово о брате. Нонна молча слушала слова старшего сына.
Когда-то мать младшего из севастийских мучеников ободряла свое дитя, самого молодого воина, устрашившегося казни… Здесь же, рядом с телами сорока мучеников, в одной гробнице с младшим сыном, скоро упокоилась и Нонна. Они – и мать, и сын – были милостивы к страдальцам. Не желание ли сделать мир лучше влекло Кесария по ступеням государственной лестницы? Не было ли это отзвуком женского милосердия Нонны в жестоком мире мужчин? Приют для прокаженных был открыт Василием в 370 году на год позже его смерти. Григорий убеждал каппадокийцев, что прокаженные нуждаются в милосердии. Не мысли ли его младшего брата звучат в том слове Григория?
Но Кесарий умер неудачником. Он ничего не сделал – имя его полузабыто. Он умер молодым, в расцвете сил. Невзгоды ссылки наложили отпечаток на его жизнь.
Он не творил чудес, как другой знаменитый вифинский врач – Панталеон- Пантелеимон. В том же возрасте, как и Кесарий, Пантолеон предстал перед императором – и засвидетельствовал о воскресении Христа.
Радостным являлся Кесарий своему старшему брату в ночных видениях – умерший, но живой.
Святой Кесарий врач, моли о нас Христа Бога, Которого ты возлюбил!