В древней Греции были такие философы, которых называли «киниками», буквально «собачьими». Так дразнили их противники, желая унизить – а те и не возражали. Чем плоха собака, если посудить здраво? Живет сама по себе, легко переносит трудности, не заботится о том, как она выглядит и что о ней подумают окружающие.
Вот и они вели себя точно так же. Это из их числа был тот самый Диоген, которому для жилья вполне хватало большой глиняной бочки, и у которого, по преданию, нашлась только одна просьба к великому царю и завоевателю Александру Македонскому: отойти в сторону, чтобы не заслонять солнечный свет.
Основателями школы были непосредственные ученики великого Сократа, и учение это пользовалось в свое время большой популярностью. Именно от киников ведут свое начало другие великие философы древности, стоики.
Но если в современном языке «стоическое поведение» – это едва ли не высшая похвала добродетельному и мужественному человеку, то вот киникам с именем не повезло. Название их школы, в котором только заменилась первая буква (это произошло из-за особенностей средневекового произношения латинских слов), стало обозначать одно из самых отвратительных явлений нашего мира – цинизм.
Даже советский уголовный кодекс ужесточал наказание за преступление, совершенное «с особым цинизмом», даже не раскрывая этого понятия – дескать, и так всё ясно. Особый цинизм – это, по сути, откровенное пренебрежение нормами закона и нравственности. Не просто украл или нахулиганил, а сделал это на виду у всех, сознательно попирая любые нормы морали.
С тех пор это выражение пошло в народ и его употребляют уже как угодно – «особым цинизмом» могут отличаться действия не только преступников, но и чиновников, политиков, правоохранителей. Выборы и то у нас обычно проводятся с особым цинизмом, а уж о всяких приватизациях и «спорах хозяйствующих субъектов» и говорить нечего. Так и привыкают люди жить с ним, сами наращивают цинизм в качестве брони: ну да, мы так живем, и все так живут, а иначе не получается. С волками жить, по-волчьи выть.
Но как же это благородные собаки превратились в бессовестных волков? На могиле Диогена была начертана надпись:
Пусть состарится медь под властью времени – всё же
Переживёт века слава твоя, Диоген:
Ты нас учил, как жить, довольствуясь тем, что имеешь,
Ты указал нам путь, легче которого нет.
А ведь это звучит – с поправкой на гекзаметр – почти как тропарь преподобному! Диоген жил до Христа, но христианская аскетика, на самом деле, немало заимствовала у киников и стоиков.
О современном цинизме сказано было много, но лучше всех сказал, на мой взгляд, Оскар Уайлд. Циник – это человек, который всему знает цену, но не знает никаких ценностей (a man who knows the price of everything and the value of nothing). Этим-то он и отличается от киника.
Пусть Диоген и другие философы-киники нечасто говорили о высших ценностях, но сама жизнь этих людей свидетельствовала об их приверженности добродетели и мудрости. Диоген отказался от всех земных благ именно ради них.
Циник, напротив, идет самым коротким путем к тому, чтобы исполнить свои желания, не считаясь ни с чем, осознанно распихивая всех, кто вокруг. Потому он и опаснее человека, совершившего преступление под влиянием случайного порыва или особенных обстоятельств.
Но как становятся циниками? Путей, конечно, много, но я назову тот, который мне кажется самым характерным. Владимир Высоцкий пел несколько десятилетий назад: «Я не люблю холодного цинизма, в восторженность не верю…» Это очень меткие слова. В России принято шарахаться из крайности в крайность: то мы строим коммунизм впереди планеты всей, то самый отъявленный капитализм, то у нас диктатура, то анархия…
Восторженность и цинизм – тоже два полюса, две крайности. Человек восторженный всему верит и горит этой своей верой, он не в состоянии трезво оценить реальность, подменяет ее прекрасными идеями. Так у нас верили в коммунизм, в рынок, демократию… сегодня многие верят в особый духовный путь России, или в превосходство западного образа жизни, в кристальную чистоту русского православия или в неизбежность всемирного экуменизма – да какая разница. Главное, чтобы эта доверчивость была всеохватной, не знающей исключений.
А потом наступает разочарование. Мир оказывается куда более сложным и неоднозначным, и примитивные схемы ничего больше не объясняют и никак не помогают. Можно, конечно, начать кропотливую работу над собственной картиной мира: менять примитивные представления на более точные и адекватные, учиться жить в этом сложном мире…
Но можно поступить намного проще: объявить этот мир большим складом ресурсов, с которого можно получать всё, что хочется, «и не париться», как говорит молодежь. Вот суть поворота от восторженности к цинизму, остальное – детали.
Так происходит в нашей общественной жизни – у людей было слишком много поводов для разочарований. Нечто подобное случается и в жизни церковной: сначала человеку рассказывают много всего светлого и хорошего, он ждет встречи с ангелами и духоносными старцами, а потом… «нет, и в Церкви всё не так, всё не так, как надо» – пел тот же Высоцкий.
Можно пойти путем реализма: честно признавать существующие проблемы и делать что-то для их решения, а заодно и корректировать своё «как надо». Но это слишком сложно. И тогда человек может пойти по пути, который покажется ему легким, и тут, как обычно, диавол предлагает выбор. Можно сохранять свою восторженность, в корне отрицая любые проблемы – а можно стать циником. Жить внешне церковной жизнью, поскольку это приносит определенное положение в обществе, успокоенность, да и доход, если ты работаешь на эту организацию. А вот ценностей никаких не нужно – главное, знать цену каждого события, поступка и предмета.
Что же можно противопоставить цинизму? Если принять определение Уайлда, ответ, в общем-то, очевиден. Прививка от цинизма – это высшие ценности. Воспитывая ребенка, родители обычно стараются не просто объяснить ему, как добиться в жизни одного и избежать другого (как раз это циник прекрасно умеет), но и «что такое хорошо и что такое плохо». И когда тот же ребенок или даже взрослый человек приходит в Церковь, ему тоже очень важно объяснить какие-то самые главные вещи, причем объяснить их в первую очередь. Не вываливать на него сразу гору информации: как следует одеваться, как обращаться к батюшке, что готовить в какой пост, через какое плечо и в какой момент службы передавать свечки, и так далее, и тому подобное. Нелепым выглядит и требование ко всем прихожанам немедленно заняться изучением церковнославянского языка, если они его еще не освоили.
Не то, чтобы все эти вещи были не нужны… они имеют свою цену, и немалую, и благо тому, кто их приобретет. Но горе тому, кто при этом не найдет в христианской жизни высших ценностей. Кто, условно говоря, придет в храм к постному уставу или плюсквамперфекту, а не ко Христу, кто будет искать внешнего эффекта, а не внутреннего преображения.
Какое-то время, возможно даже, всю жизнь, человек может пребывать в состоянии искусственно подогреваемой восторженности, но дальше его с высокой долей вероятности ждет тот самый «особый цинизм». Только уже в церковных стенах, а это вдвойне отвратительно.
В Евангелии нет слова «циник», но те, кого мы бы назвали сегодня циниками, там есть. Это те самые книжники и фарисеи, с которыми так горячо спорил Христос – вспомним, как Он без единого упрека отпускал грехи мытарям и прелюбодейкам, и как жестко говорил с людьми, казалось бы, вполне приличными и очень даже набожными на свой лад. Они сначала интересовались этим новым Проповедником… но стоило им понять, что Его проповедь угрожает их положению в обществе – и они были готовы переступить через что угодно, лишь бы Его остановить. Фарисейство – новозаветная разновидность цинизма.
Конечно, не все фарисеи были таковы, вспомним хотя бы Иосифа Аримафейского или Савла – будущего апостола Павла. Их привело ко Христу живое нравственное чувство, те самые не задушенные ценности. Человек может заблуждаться, и заблуждаться очень серьезно, как тот же Савл, который яростно гнал христиан. Но если он ошибается искренне, если ему не безразлична Истина, то и он не безразличен Ей. И значит, всё еще возможно исправить.
Для стопроцентного циника эта возможность закрыта: он уже всё понял, всё заранее взвесил и расчислил. И сам был взвешен и найден слишком легким, как Валтасар на своем пиру. Цинизм, по сути, это ад, который начинается уже здесь и сейчас – только человек еще этого не понял, он принимает его пламя за теплый огонек в камине, около которого так уютно греть озябшие руки…
Читайте также: