Слушания по делу о «панк-молебне» продолжаются в Хамовническом суде с одиннадцати часов. В семь часов вечера судья заявила, что, если потребуется, заседание продолжится до утра.
Между тем, участница группы Надежда Толоконникова признала за собой и другими обвиняемыми «этическую ошибку».
Являются ли эти слова долгожданным покаянием в кощунстве? Комментирует клирик храма Христа Спасителя протодиакон Александр Агейкин.
Протодиакон Александр Агейкин
-Я не считаю, что слова Надежды Толоконниковой — это извинение. Это просто констатация факта, даже горделивая: немножечко ошиблись, с кем не бывает.
Признание человеком ошибки не равнозначно словам: «Простите, я причинил вам боль». А вот этих или подобных им слов ни от одной девушки мы ни услышали. Поэтому я не вижу в сегодняшних их репликах раскаяния. Если человек раскаивается, он полностью изменяет свою точку зрения на событие.
-Вы сами, как клирик храма, в котором произошел инцидент, считаете себя пострадавшим?
-Я могу себя назвать пострадавшим, но не от того, что они совершили, а от того, что в нашем безумном мире вообще происходят такие трансформации. Для меня, например, дико слышать оправдание идей феминизма, содержащее в себе поношение Творца: «Не должно быть почитания мужского начала, мы хотим вернуться к почитанию начала женского». Для меня это обидно и оскорбительно.
Поэтому я себя считаю потерпевшим от греха вообще, а не от каких-то конкретных действий. Для меня то, что человек грешит (даже не касаясь этих безумных девиц, которых теперь все обсуждают), то, что грех процветает, что из нашей жизни в принципе уходит понятие греха — очень мучительно. Сейчас многие даже стараются избегать такого слова, как грех. Более того: в некоторых обществах уже священника могут попросить не говорить слово «грех», потому что оно якобы может кого-нибудь оскорбить. Меня весьма удивил рассказ владыки Амвросия Гатчинского, ректора Санкт-Петербургской духовной академии: он участвовал в конференции в Финляндии, и его попросили слова «грех» не произносить, чтобы не оскорбить кого-нибудь из присутствующих в зале.
Сегодня происходит тотальное потворство греху. И именно это доставляет страдания.
-А каких действий ждет от обвиняемых и от суда Церковь?
-Нам вообще не нужно, чтобы их постигало какое-то наказание, нам не нужны никакие формальные извинения. Мы же не злодеи и не изверги, чтобы на дыбу их поднимать или плетьми сечь. Пользы-то от этого не будет, если человек не изменится — это абсолютно очевидно.
Мы хотим, чтобы в этих женщинах произошло то самое изменение сознания, которое называется покаянием, чтобы они задумались: «А может, мы сделали что-то не так? Объясните нам наше заблуждение, мы хотим измениться». Церковь ждет только этого.
-Как вы считаете, какой оптимальный выход из сложившейся ситуации с судом и следствием по делу о «панк-молебне»?
-Выход сейчас один: дождаться поскорее какого-то вердикта суда — виновны или невиновны, какому наказанию подлежат. Тогда у нас появятся основания для размышлений. Пока это какой-то цирк и фарс: одни в зале суда улыбаются, другие пытаются затянуть процесс, кто-то говорит, что не согласен с мотивами, кто-то — что не понял обвинения… Это игра какая-то, а не суд.
Поэтому я и говорю: давайте дождемся решения суда. Это самая главная точка, которая должна быть поставлена. Когда это решение будет вынесено — вот тогда мы начнем думать: умное ли оно или неразумное, жестокое или слишком мягкое.
Пока же эти сломанные копья, обвинения друг друга и оскорбления — ни к чему не приводят.
-Не кажется ли вам, что судебные прения, обвинения, следствие — все это только бьет по Церкви?
-Продолжится суд или каким-то образом прекратится — удары будут приходиться по Церкви. Остается одно — терпеть эту боль в надежде на то, что она будет испытана не зря. А потом уже будем стремиться к изменению ситуации.
Когда человек лечится от болезни, он тоже претерпевает боль, надеясь, что дальше его состояние изменится к лучшему.
Беседовала Мария Сеньчукова